Новая литература Кыргызстана

Кыргызстандын жаңы адабияты

Посвящается памяти Чынгыза Торекуловича Айтматова
Крупнейшая электронная библиотека произведений отечественных авторов
Представлены произведения, созданные за годы независимости

Главная / Поэзия, Новые имена в поэзии; ищущие / Переводы
© Владимир Попович, 2013. Все права защищены
Произведения публикуются с разрешения автора
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте: 27 января 2014 года

Владимир ПОПОВИЧ

Переводы

Стихотворные переводы с французского, польского, китайского, немецкого, белорусского, испанского языков.

 

C французского

 

Гийом Аполлинер (1880-1918)

(Из книги «Vitam impendere Amori», 1917)

Засохли молодости лучшей
Мои венки И я заблудший
Назад листая жизнь свою
Ревную и не признаю

Чуть позади как по арене
Средь бутафории цветов
Какой-то шут бредёт без тени
Под гулом звёздных голосов

Пылинка точечного света
Тебя целует без ответа
Вот выстрел Вскрикнул имярек
Портрет во тьме закрытых век

Забытое окно разбито
Но всё равно не продохнуть
По ветру чья судьба изжита
Межвременный очерчен путь

Засохли молодости лучшей
Мои венки И я заблудший
Назад листая жизнь свою
Уже другие слёзы лью

 

Сэмюэль Беккет (1906-1989)

Мирлитонады

#

вернуться
ночью
домой
осветить

погасить
узнать ночевидное
сливаясь со стеклом
лицо

#

послушай
к словам
ещё
слова
без них
идущие
к идущим
всё
одно

#

вообрази как
день этот
дивный день
заметь
как в этот день
чудесный день
закончится
предположи

#

ночь заклинала свет
мольбой грянула
ночь жалости
канула

#

клятва глупых
больше не
и воз-
вращение

#

будь
доносится откуда-
то
из небытия

 

С польского

 

Чеслав Милош (1911-2004)

Из книги «Второе пространство»

 

Предстоящее

Мне бы взять и бесстрастно былое унять,
но не ведаю, кто я теперь.

Галереей восторгов и мук дорожит неуёмная память.

Я раскаяньем загнан в себя, но явление чуда
бликом ярким светила, молитвою иволги, ирисом, ликом,
бездной чьих-то стихов, мне подобным
не имеет, по счастью, предела.

Я виденьем таким возвышаюсь над собственным тленом.

Те, кто сердце моё заселял, покажитесь, загладьте
угрызенья мои: в вашей прелести я не прозрел.

Идеалами вы не считались, но знаки бровей,
этот под ноги взгляд, ледяной и волнующий голос
были явно присущи созданиям неповторимым.

Зарекался навеки любить вас, а после
малодушно себе изменял я.

Излучение ваших очей мне творили покров,
многотонный ему ни за что не объять силуэт.

Не восславил поныне я стольких
достойных людей.

Их бесстрашие, твёрдость и верность ни с чем не сравнимо
вместе с ними покинули нас, неизвестные миру.
Навсегда неизвестные.

Как подумаю, смертный, о том – и зову Очевидца,
чтобы ведал лишь Он, ни о чём не забыл.

 

Искать неродное

Долгое слышу во сне эмиграции эхо.
Так воскрешаю ущербы свои.
Наше прошедшее тёмно, точнее –
так слепо, словно у пчёл из семьи
дружной заделаны воском прорехи кучнее.

Кто утверждает, потворствуя памяти-скряге,
будто живёт, претерпев унижения
гордости высшей, когда, иноземцу-бедняге,
крылья ему обрезал снисхождения
взгляд?

И, с молодёжью роднясь в задушевной беседе,
я ни за что не обмолвлюсь о мелкой победе.
Коей, по случаю эха, бываю не рад.

 

Збигнев Херберт (1924-1998)

Из книги «Гермес, пёс и звезда»

 

Мне бы выразить

Мне бы выразить
лишь элементы чувственных крайностей
непохожие на те
что молятся дождю и солнцу

мне бы выразить зарево
личное сущее
не порождённое
внешним светилом
столь ослепительным
идеальным
и вечным

как бы выразить храбрость
без свержения повелителя зверей
и ещё непостоянство
чтобы не расплёскивать воду будущего

то есть
я откажусь от сравнений
ради той сути
что вскрывает меня
словом
отточенным
на моей поверхности

но это не сбудется
и моя любовь
не может не охотиться
за птицами
а моя чуткость
не так прозрачна
и сонлива

и ярость
что сильнее огня
в должниках
у его речей

теряется
колобродит
в том
что отрезав когда-то
старцы
приговорили
вот деяемый
а вот дело

уносимся
на бедном ложе
в толпы космоса
а ноги
уводят
бережно
по земле
их на рассвете
мы поднимаем
с трудом

 

C китайского

 

Хуэй Ва (1927)

Упрячьте розы

Упрячьте розы. Ни к чему дары.
Довольно виноградника печали.
И посещает место погребенья
Таящий недовольство леопард.
Приносит он с собою непокой
И забирает мысли об извечном:
О снах моей непреходящей жизни,
О том, что стало после их конца.
О прошлых невосполненных потерях,
Зависимой от них моей свободе.
О том, о том ли?.. До сих пор не знаю.
И в муках нет бессмертия душе.
Казалось бы, к чему заботят мысли,
Когда тебя не стало в сновиденьях?
Но только мне все переливы ночи
Один дополнит в тишине сверчок.
Меня уносит бешеной стихией,
И к жизни прежней больше нет возврата.
Венера! Твой остался звёздный свет!

Упрячьте розы.
Смерти больше нет.

 

Ян Лянь (1955)

Обратное воплощение

лёгкий человеческий облик
в синеватых потёмках
был погублен тобой
твоей памяти приговор
его прекрасная
нежная агония

чёрное презрение кажется
будущим цветком
в ласке мнимых лучей рассвета
озарённая крыльями с пыльцою комната
заполняется ужасом снов
ты заметишь бабочку на стене
взглядом страха

она снова с тобой во всех жизнях
она второе присутствие
в тишине дыхания
ты ощущаешь её вечное возвращение

красочные небеса теперь
тоже во власти
памяти твоей приговор
воплощение в ней твоего преступления

 

С немецкого

 

Герман Гессе (1877-1962)

Из книги «Krisis»

 

По прочтении из «Степного волка»

Весь вечер, видимо, читал свои стихи я,
Их слушали друзья бесстрастно и стихая;
Читал, играл, горел, парил: они же
Те слышали места, что им казались ближе.
Зевая, благодарно бросили творца
В покоях сумрачных бумажного дворца.
Когда б вы задержались хоть на миг,
Я стать сумел бы с вами заодно,
И на земле мы пили бы вино,
Счастливые! Но вот, остыв, я сник.
Они, мои родные, покидая,
Все канули в сонливость темноты,
И так хотел, но не успел тогда я
За ними. Жаль! Гляжу в свои листы,
Гляжу, гляжу, не узнавая миф.
Вино потягиваю. Пусто и свободно.
И очень горько. Вечер проводив,
Уйду не в сны, уйду куда угодно.

 

С белорусского

 

Рыгор Бородулин (1935)

Из книги «Перакуленае/Опрокинутое»

 

Письмо двадцать восьмое, неотправленное,
Василю Быкову из Минска в Хельсинки

Потрескивают старые пластинки,
Точно в печке сырые дрова.
Напевная всплывает мелодия
Из оплаканных лет,
Из моих холодов.
На снегу,
Что уже не растает,
Различаю цепочки из птичьих следов.
Иголкою чёрной
Кто-то чертит
И чертит бороздки,
Где затем
Станет голой земля.
Голова всё кружится
Вместе с прошлым,
Безмерным, тяжёлым.
На проталинах будней
Колко
Босой душе…

 

С испанского

 

Антонио Мачадо (1875-1939)

(«Из цикла памяти Леоноры»)

Как-то ночью душной
— тенью через балкон
чуть напугав стёкла –
ты явилась незаметно.
Позабыв обо мне заглянула
в её святые сны
и страшные пальцы порвали
тайную тонкую связь.
И не тронув меня исчезла
под сердца тяжёлый стук.
Что ты наделала!..

Безмолвие
улеглось у ног моих.
Белеет неумолимо
в вечном мраке постель.

Это смерть тогда оборвала
нашу жизнь с тобой.

 

© Владимир Попович, 2013

 


Количество просмотров: 1607