Эдуард Насонов

Немного сюрреалистичное, немного странное, немного эмоциональное сочинение поэта в прозе о вещах, понимание которых дается через чувственное восприятие. Первая публикация.

Нижеизложенный материал возник в тяжелый жизненный период под влиянием некого Эдуарда (Альберта?) Насонова, чье имя явственно и при соответствующих ощущениях, прозвучало во время пробуждения, перед созданием первого изречения (не думаю, чтобы это был бес). Затем сочинение осуществлялось ровно в течение месяца. Скорее всего, этот (покойный?) Эдуард дал начальный творческий импульс и задал тональность всего цикла.
Цикл написан в восьмидесятые-девяностые годы.

Глядя на сверкающую красотку, Насонов заметил:

— Всякая молния кончается громом!

Эге! — подумал Насонов  — Цепь событий ведёт к ошейнику!

—  О здоровье корешков можно судить по вершкам, — приговаривал Насонов, сажая на картофельный куст колорадского жука.

—  Если бы Насонов был нормален, ему бы грозило сумасшествие. Но, к счастью, самое страшное было уже позади.

Насонов впал в глубокое уныние, что не замедлило сказаться на его здоровье, и он выразительно икнул.

Чёрт меня дёрнул назвать Насонова ангелом! — думал Эдуард, потирая ушибленные места.

Спеша поставить точки над "i", Насонов перерыл весь алфавит, но буквы "i" не обнаружил.

Консилиумом Насонову был поставлен угрожающий диагноз: "Здоров".

Чтобы не разошлись швы, Насонов перестал дышать. Тут-то швы и разошлись.

Насонов был в ударе, нанесённом Эдуарду.

Тишина слегка утомила Насонова, и он истошно завопил.

Взяв себя в руки, Насонов не смог разжать пальцы, что его и погубило.

Познавая жизнь, Насонов натёр такие мозоли, что никто не решался на них наступить.

Насонов вконец распустил себя. Из полученной пряжи была соткана смирительная рубашка.

—  Да будет тьма! — воскликнул Насонов и погасил свечу. Но оказалось, что за окном день.

Глядя вслед ДА, Насонов воскликнул:

— Вот это ДА!

ДА обернулось и отрезало:

— Нет!

Глядя вслед НЕТ, Насонов вымолвил:

— Фи, какое НЕТ!

НЕТ оглянулось, и загадочно спросило:

— Да?..

Старый друг лучше новых двух — бодрился Насонов, ставя компресс на многолетнюю язву.

На глазах Насонова рукопожатие органично перешло в рукоприкладство.

—  Кроме атмосферного, на человека давит ещё столб прожитого, — приговаривал Насонов, растапливая печь телефонными книжками.

Не видя за деревьями леса, Насонов наломал дров.

В горах Насонов жизнерадостно крикнул. Эхо смутилось, покраснело и промолчало.

Глядя на возвышающуюся статую Аполлона, Насонов резюмировал:

— До чего же может опуститься человек!

Рыбы плыли против течения, а Насонов плыл против рыб, и был невероятно горд своей противностью.

Насонова мучили два вопроса: "Ещё чего?" и "А дальше что?". Когда он узнал, что дальше, то возмутился:

— Ещё чего?!

Насонов столь угрожающе звал на помощь, что Помощь поспешно ретировалась.

Насонов взмолился:

— Как бы было хорошо, если бы стало плохо!

И ему стало плохо.

— Что-то мне нехорошо — забеспокоился Насонов.

Насонов посетовал:

—  Лучше бы я родился Оболенским, а не Насоновым.

— Ты нам равно не люб! — возразили ему оба.

После мучительных раздумий Насонов констатировал:

— Всё-таки из-под моего пера выходит жуткая белиберда!

Но вышедшая из-под пера Белиберда все категорически отрицала.

Насонов настойчиво созидал депрессию, но она всякий раз рушилась от легкого прикосновения.

Как-то Насонов посетовал:

— Трудно стать человеком с большой буквы, имея зубы и когти!

Вскоре его встретили с выбитыми зубами и обломанными ногтями. Но с первого взгляда было видно, что человек с большой буквы ещё не проклюнулся.

Поэзию Насонов не любил, но однажды не удержался:

Румба, румба, румба,
    Тумба, тумба, тумба.

— А всё-таки хорошо! — умилился он.

Когда лебедь, рак и щука потянули в разные стороны, Насонов исцелился от гриппа.

Всякий раз, проходя через кладбище, Насонов раздражённо бубнил:

— Какая еще смерть, не знаю никакой смерти!..

Разглядывая очередную абстракцию, Насонов восхищённо восклицал:

— Конкретно!

С самого начала всё как-то не заладилось, — припоминал роковую ночь Насонов, держа на руках вместо долгожданного мальчика девочку.

Сколько верёвочке ни виться, а концу быть! — твердил Насонов, идя по замкнутому кругу.

Насонов ещё заразительно смеялся, но уже встревожено думал:

— Что-то мне не смешно.

Глядя на парящих журавлей, Насонов нецензурно выругался и мечтательно вздохнул:

— Эх!..

Умудренный опытом Насонов сделал вывод: если, находясь в толпе, ты почувствовал, что кто-то испортил воздух, знай — это сделал ты.

Склонность к перемене мест чаще ведёт в ад, чем в рай — заключил обугленный Насонов.

Не было видно ни зги. Насонову стало жутко. И вдруг он увидел её.

— Как дела? — спросила Зга.

— Адекватно! — ответил Насонов.

Глядя на медитирующего Эдуарда, Насонов поразился:

— Рехнуться можно!

И рехнулся.

Насонов выпятил было своё "Я", но вдруг с ужасом обнаружил, что "Я" — не его.

Насонов совсем потерял голову. Позже выяснилось, что он забыл её на плечах.

Собаке — собачья смерть! — воскликнул Насонов, нанося удар по зеркалу. Но осколки замяукали.

Насонов решил строго следить за своим языком, но, наследив по всей округе, оставил бесполезное занятие.

В Насонове проснулся незаурядный талант, но тотчас заснул глубоким летаргическим сном с летальным исходом.

Насонов испытывал слабость к слабому полу, что, впрочем, не помешало ему выдавить девушке глаза.

— Может быть, это любовь? — глубоко задумался он.

Заперев двери и окна, задёрнув шторы, проверив сигнализацию и выставив многочисленную охрану, Насонов решительно скомандовал Эдуарду:

— Пшёл вон!

—  Почему не фонтанируешь? — спросил у фонтана Насонов. Фонтан испуганно промолчал. Тогда Насонов с чувством исполняемого долга, помочился в резервуар.

У Насонова разбудили чувство ответственности, после чего он всем испортил жизнь.

Насонов решился довериться внутреннему голосу, но к его удивлению голосов оказалось несколько.

— Тс-с-с!.. Кругом враги! — шепнул Насонов Эдуарду, который тотчас увидел в Насонове врага.

Неудержимая тяга к прекрасному нередко толкала Насонова на безобразные поступки.

Сев в лужу, Насонов почувствовал себя уютно, что подмочило его репутацию.

Моление не шло третьи сутки!.. Наконец, Насонова прорвало, и он исторг брань.

Склонность к сочетанию несовместимых компонентов не позволила Насонову стать хорошим поваром, зато из него получился неплохой потребитель суррогатов.

По мере того, как тоска по идеалу нарастала, Насонов всё более отдалялся от него.

Рисуя петлю, Насонов подумал:

— Кто же нарисует в петле меня?

Приглашённый художник и спас живописца.

Когда слёзы у Насонова иссякли, его попросили улыбнуться, о чём впоследствии горько пожалели.

Жизнь прожить — не поле перейти — сетовал Насонов, блуждая по глубоким оврагам.

Разочаровавшись в двугорбом верблюде, Насонов пересел на одногорбого. Но и там его постоянно прищемляло горбом.

Устав с пути, Насонов присел на пенёк, который оказался электрическим стулом. С тех пор путник идёт не останавливаясь.

Всякий раз, когда Насонов пробовал похвастать здоровьем, его душил жуткий кашель.

—  Приличное лицо я имею, осталось приобрести приличное зеркало, — констатировал Насонов.

Глядя в зеркало, Насонов воскликнул:

— Ну, не идиот же я?!

— Идиот! — ответило правдивое стекло.

Насонов вдруг понял, что ТО, даже если не поможет — спасёт, а ЭТО, даже если спасёт — не поможет.

  Из падающих на голову кирпичей Насонов построил дом. С тех пор кирпичи падают на крышу.

© Юрий Анастасьян, 2010. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора