Новая литература Кыргызстана

Кыргызстандын жаңы адабияты

Посвящается памяти Чынгыза Торекуловича Айтматова
Крупнейшая электронная библиотека произведений отечественных авторов
Представлены произведения, созданные за годы независимости

Главная / Художественная проза, Малая проза (рассказы, новеллы, очерки, эссе) / — в том числе по жанрам, Драматические / — в том числе по жанрам, О детстве, юношестве; про детей
© Калауров А.В., 2010. Все права защищены
Произведение публикуется с разрешения автора
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте: 14 апреля 2010 года

Александр Васильевич КАЛАУРОВ

Ночь знаний или Ночь закрытых дверей

Рассказ из цикла автобиографических рассказов про Сашку – советского паренька из далекой советской Киргизии, с которым случаются разные приключения на дороге под названием Жизнь. Этот же Сашка был героем и другого рассказа А.Калаурова, опубликованного в нашей библиотеке, – «Скорпион и фаланга». Первая публикация.

 

...Значительно позже, вспоминая этот эпизод в своей жизни, Александр, как и в молодости, ни на минуту не раскаивался в содеянном. Совесть не пробуждалась в нем и, тем более, не жгла его каленым железом, и сердце тоже не сжималось от раскаяния. Более того, сейчас с высоты своих прожитых лет он все больше и больше убеждался, что если бы вновь каким-либо образом время совершило бы петлю и все вернулось бы на круги своя, — то он вновь поступил бы точно так же, как и в тот раз. Только, может быть, более хладнокровно. Конечно, если бы все знать заранее, что все кончится хорошо... Гарантий-то не было никаких. Даже наоборот – были гарантии, что ничего не выйдет. А если выйдет – то выйдет боком...

...Проблема была в том, что Александр любил учиться. Александру, он же Сашка в недалеком прошлом или Санька – для близких друзей, но никак не Шурик — хотя и в очках, учеба давалась подозрительно легко и не напрягала, как многих его одноклассников. Он успевал и подраться, и с пацанами сбегать именно туда, куда родители строго – настрого запрещали не то что бегать, но и ходить и думать об этих местах. Поэтому это было так прекрасно – вроде как постоянно по лезвию бритвы или в разведке. То, что напрягало и отвлекало его друзей, для него было продолжением его суровых будней. А мешала ему, точнее, его друзьям школа. Мало того, что время тратишь на уроки – еще и на дом задавали, чтобы сидел и старел вместе с родителями дома. Ладно бы только устные задания – посидел на уроке, вполуха послушал и потом повторил – с памятью и слухом у него было все в порядке. Но ведь норовили еще и письменных назадавать, которые хочешь — не хочешь, а надо в тетрадке поиметь. Иначе поимеют тебя, да так, что мало не покажется. Так как первая проблема была и вовсе не проблема – сиди, да слушай, раз в классе, то вторую проблему можно было решить за счет первой — на уроке географии можно было приступать к выполнению математики или физики. Экономилась куча времени. Иногда учителя бывали, правда, не очень довольны, что на их предметах Сашка занимается чем-то другим. Многажды они пытались его на этом подловить — внезапно останавливали свое монотонное изложение или опрос и настаивали на продолжении в его, Сашкином, исполнении. Но Сашка – бдел или бдил? Как того требовал строгий дядька с военного плаката со скрюченным пальцем и кривым глазом. Сашка всегда хотел быть разведчиком или на худой конец – шпионом, но нашим шпионом, советским. А поэтому всегда был начеку. Происки учителей он отметал сходу – хотите продолжения – получите, даже из темы, которую не проходили. Читал Сашка много и все подряд, даже и учебники, как обычную, вполне нормальную литературу. Научился читать он рано, и это ему не было в тягость. Некоторые его одноклассники, пользуясь не очень большой бдительностью учителя и занудством урока, пытались читать какую-то другую литературу, что-то левое, из библиотеки. Сашка читал учебники – даже на том уроке, на котором сейчас сидел. Со стороны казалось, что Сашка проверяет знание самим учителем предмета, который тот сейчас ему пытается донести. Некоторых это даже раздражало... Но так как на уроке истории нельзя было отобрать учебник по истории по той причине, что это читать еще рано, а по теме, которую сейчас изучают, уже стоит оценка, приходилось делать выводы, что данный предмет этого ученика интересует особенно.

...От своих друзей, которые могли либо учить уроки, либо болтаться с Сашкой до потери сознательности и сознания, Сашке приходилось откупаться. Перед уроками давать им списывать домашнее задание. Ну и, естественно, контрольные работы всех вариантов, где сидели его друзья. А это минимум – три варианта. Это не очень сложно. Сначала быстренько решаешь свой вариант – затем решаешь остальные. Математика или физика – там же все просто. Нужно прежде всего самому понять – чего от тебя хотят? Все данные – вот они – перед тобой. Тема знакомая. Задачки или примеры такие были и раньше и не раз – поэтому – вперед и с песней. Оценки или отметки сами по себе не очень Сашку интересовали. Да и непонятно было – что обозначают эти цифры? Как можно постороннему человеку оценивать то, чего не видно и нельзя потрогать или пощупать? Поэтому он скорее относился к своим оценкам как к отметкам – был на уроке и отметился... А уж как его оценили – так это другой вопрос. Зубрилой он не был никогда. Физика, химия и математика – предметы, к которым Сашка относился с очень большим уважением. Потому что на эти предметы, кроме простого фантазирования, приходилось включать нечто другое – может, мозги? Другие предметы тоже давались без особого труда. Чего не любил – так это запоминать даты. Да и не верил он в те даты, которые заставляли заучивать. События, битвы – да, были... А вот в какой точно день — приходится на слово верить, да еще и самому запоминать.

...Школа с ее восемью классами закончилась. Вопрос о десятилетке стоял чисто символически и риторически – летом родители взяли землю под застройку, и денег стало попросту не хватать. Поэтому в реальности было два варианта  — ПТУ или техникум. В ПТУ стипендия 12-15 рублей, в техникуме 20 – 30 рублей, тридцать – Ленинская, повышенная.

...Сашка однажды посмотрел, как вкалывает его отец на заводе. Между школой и заводом была общая кирпичная стена. Охранник спал себе далеко на входе, в проходной, и с завода можно было унести все, что даже и в ворота бы не прошло. Забор хоть и был высоким, зато кирпичным, с очень хорошо облупившейся штукатуркой. Отец, конечно, удивился его появлению, обрадовался или нет – было не понятно.

...Грязь, вонь, сизый дым, скрежет – до зубовной боли, полутьма грязных окон и опять же ВОНЬ.

— Это эмульсия старая воняет, – так прокомментировал отец. Его замасленная роба тоже не воодушевила Сашку. Станок, на котором его отец «заколачивал деньгу», назывался ДИП – 300. ДИП – догнать и перегнать, или догнать и подохнуть. При остановке его болванка долго могла крутиться по инерции, пока не выдохнется. Или тормоза были ни к черту не годные, или их не было вовсе, но отец применял «тормоз Матросова» — под крутящуюся в станке болванку он втыкал такую же и наваливался на нее всем своим тощим телом. Раздавался скрежет, болванка в станке замедляла свои обороты и останавливалась. Тельце отца дергалось на этом «тормозе» и успокаивалось вместе с остановкой станка. Затем все начиналось заново.

— ...Это – токарный станок, старенький, правда. Его бы подшаманить немного – да спецов нет. А самому делать – деньги не заработаешь, пока на простое – только тариф. Вот добью его – может, другой дадут... — продолжал отец. Но Сашка его уже почти не слушал...

...Сашка для себя определил – что он НИКОГДА не захочет быть токарем или фрезеровщиком и работать хоть на старом, хоть на самом разновейшем станке. Не хочет он вот так же всю жизнь нюхать этот чад и вонять эмульсией, и «тормоз Матросова»... А если так воняет пролетарий – то и пролетарием он тоже быть не хочет. Физической работы Сашка не боялся – он её может и не любил, но не боялся, это точно.

...Когда прошли экзамены в школе и Сашка пришел за документами, то некоторых учителей это его решение повергло в шок... Вечером домой пришли классная и математичка...

— Вы знаете, что Ваш сын решил забрать документы и уходит из школы, — с порога начала математичка. Классная сделала приятное лицо и ущипнула Сашку за локоть. Это было не больно, а даже по-дружески. ...

— У него – светлая голова. У нас родители дураков со слезами просят разрешения на переход в девятый класс, а ваш – умница, победитель на олимпиадах, золотой фонд школы – и в техникум? Или ПТУ?

...Сашка слушал слова и понимал, что это все равно ничего не изменит. Ему было приятно, что он такие слова слышит в присутствии отца, который любил ГОРДИТЬСЯ им при своих дружках под водочку и незатейливую закуску. Еще вчера он слышал отцовское шипение, что ему не нужны «ТУНЕЯЗЦЫ» в доме, и еще два года содержать на своей шее великовозрастного оболтуса он не намерен. Сейчас, глядя на широкую улыбку отца , Сашка понимал всю неловкость его положения – классная была женой начальника цеха, где работал отец. Как могло обернуться это в дальнейшем, не знал никто. Моральная поддержка – это, конечно, здорово, но на нее не купишь машину щебня и в кастрюлю не положишь.

— А что, сынок? Может, и впрямь – пойдешь дальше учиться? Потом в институт? — фальшиво продолжал улыбаться отец...

— Не-а... Я в техникум пойду – там и специальность, и образование. А вдруг после школы не поступлю – и в армию?

— Вот видите – какой настырный. И родители, и учителя его уговаривают – вбил себе в голову – техникум...

Сашка уже давно привык, что его отец на людях и говорит, и ведет себя по-другому, поэтому особого внимания не обращал на его слова. Люди уйдут – отец останется. Какие слова он будет говорить матери и ему после их ухода?

Чем отличается учеба в школе, ПТУ или техникуме? Да почти ничем. Посещать классы, аудитории да еще немного работать — везде это вроде бы обязательная часть обучения. Зато в школе гоняют за сигареты, а в ПТУ или техникум – даже стипендию платят. То есть занимаешься, как и везде, но разница все-таки есть. Экзамены Сашку не запугали. Даже то, что один из них выпадал на пятницу, тринадцатое и билет был за номером тринадцать, его даже не смутило. Много позже он услышал, что это какие-то роковые числа и должны были его в чем-то предупредить и то ли помочь, а может, и наоборот... К тому времени он уже целых полгода был убежденным комсомольцем и верил, что бога, наверное, нет. За экзамены он получил по пятерке плюс комсомолец и характеристики из школы — минимум – просто стипендия, максимум – повышенная.

Сашка был невысокого роста, в меру поджарый, и в движениях и словах себя почти не ограничивал. Не очень опрятные, но зато длинные волосы были покрашены в какой-то сизо-черный, с каштановым отливом цвет и почти сосульками лежали на его плечах и даже за плечами. Какой-то азиатский дервиш, девона, полусумасшедший. Но ему это нравилось – у многих молодых были такие или почти такие прически – мода на «Битлз» еще не прошла, а про хиппи можно было прочитать в журнале «Ровесник».

...Директор техникума был выше Сашки, плотен и лысый, как полированное яйцо. Он подошел к Сашке и мягко сказал, тыча пальцем в его волосяную гордость на голове:

— Первого сентября этого у тебя на голове не может быть. Кстати, как фамилия? Как экзамены сдал? Так вот – с этим, – опять палец-указка, – стипендии тебе не видать. Ни повышенной, ни простой... Даже Ленин такого себе не позволял – так обрастать...

Сашка, конечно, понял, что директор имел в виду маленького Ленина с октябрятской звездочки. Там пацан действительно слегка подзарос и даже был кудряв.

... Первого сентября в аудиторию распахнулась дверь, и вошли куратор и директор. После краткого энергичного поздравления директор, уже на выходе, назвав Сашкину фамилию, бросил: «А стипендию его отдайте кому-нибудь другому». С тех пор Сашка, даже уже будучи Александром, никогда не спорил с лысыми и другим не советует. Может, они просто из зависти к волосатым могут поступить так нелогично, а может есть некая тайна, заговор? Он, конечно, потерю стипендии переживал – даже в этот же день побрился наголо и на следующее утро у директора услышал, что действительно, молодец, только уши торчат, — а стипендия – после сдачи сессии. Целых полгода мать как-то выкраивала эти двадцать рублей, чтобы отец мог их бросить в общестроительный котел.

...Учиться было не труднее, чем в школе и поэтому, когда он стал получать повышенную стипендию, то особого фурора она не произвела. Ему нужны были деньги – другим, может быть, тоже, так для этого нужно было просто учиться лучше. Ему очень нравилось быть на занятиях – другим нравилось меньше, некоторые вообще прогуливали. Последних он просто не понимал. Для чего нужно было поступать — чтобы потом сбегать и пропускать занятия? Тридцать рублей – много или мало? Мать за месяц получала шестьдесят, отец – сто восемьдесят. Без его стипендии — двести сорок рублей на пятерых. Так что деньжищи были немалые. За пять рублей можно было снять почти апартаменты, проживание в общаге стоило пятьдесят копеек за месяц. Трехразовое питание по студенчески – полный чайник чая за пятак, жирная, горячая лепешка — за гривенник, всю за раз все равно не съешь, оставалась на обед, кстати, чай можно было разбавлять до прозрачности. Просто он после второго раза стоил три копейки, а после третьего – чайханщик выгонял. Так что после правильных расчетов оставалась еще куча денег, например, комнату снимают на троих, а живут человек шесть-семь. Нелегалы приходят тихо-тихо и уходят рано-рано.

...Техникум и красный диплом, и вот она – армия. О том, что можно как-то не пойти, откосить, Сашка даже и не думал. Ему не надо было и причин придумывать. Зрение у него было полупроходное, красный диплом давал право на отсрочку и еще – он одновременно заканчивал вечернюю школу по отцовским документам. Летом экзамены. Армия немного разочаровала его. Он готовился в одни войска – покупатели, видать, на майские праздники загуляли, и всю их команду отдали тем, кто попался под руку. А под руку попались представители «хитрого» стройбата, дорожно-строительные войска. Работали там по двенадцать часов, но денег не платили, зато всегда под ружьем. Средний призывной возраст – 22 года, среднее образование – шесть классов .Бригада была вновь созданная – из тех, кто либо ранее был осужден, либо вместо дисбата был направлен для дальнейшего прохождения службы в эти залетные войска. Судимость снималась – чистые документы. Сашка готовился немного в другие войска, и за полгода до призыва он уже был настроен служить в погранвойсках, на таможне. Для этого нужно было знать иностранный язык и физической подготовкой обладать на уровне разрядника .Все это было настолько достижимо – что казалось, его там уже ждали всевозможные поощрения и прочие радости воинской службы. Действительность оказалась более приземленной. Из иностранных языков пригодился обычный, матерный, и смесь русского кухонного с полублатной «феней». Зато занятия спортом пригодились полностью. Кандидат в мастера спорта по вольной борьбе и самбо и по нескольким видам спорта, даже по шахматам, знания и умение пользоваться этими знаниями, несомненно, пригодились. Ребята жили «семьями», то есть по своим, полузековским законам. Комроты давал задание командирам взводов, те своим заместителям – сержантам, и дальше «семья» определяла важность и целесообразность выполнения этой работы. Спрос за выполнение или срыв задания ложился на этих сержантов. Вопрос о дедовщине попросту не стоял, это вроде как само собой подразумевалось – молодой да не судимый – паши минимум полгода, до нового призыва, придут «негры» – им свое, тебе свое. Любая стая внимательно наблюдает за своим вожаком, Акелой «хитрого» стройбата, и стоит ему промахнуться — тут же объявится новый «хозяин».

...Руководство батальона предложило Сашке козырную должность – работу в штабе, начальником планового отдела. Должность майора с той разницей, что платить можно копейки, а требовать по полной программе, да за ослушание можно и на ГУБУ закатать. Биться почти каждый день и шлифовать свое мастерство в кулачных боях по поводу и без повода становилось однообразным и уже не очень интересным, а здесь новые перспективы и почти по специальности работа. Вряд ли пацану восемнадцати лет на гражданке предложат такую звонкую должность! Правда, там пришлось совместить еще несколько должностей – делать расчеты, сметы, контролировать само строительство, оформлять всю документацию и многое другое. Но ведь тело солдата на два года принадлежит Родине ежечасно и поминутно. Видать, сильно задолжал Родине...

...Но все — и даже хорошее – когда-то заканчивается. Закончилась и его служба. А надо сказать, что Сашка был очень расчетливым и даже корыстным советским человеком. Физический труд он не очень любил – считал, что один бульдозер сможет выполнить труд многих землекопов, и все время на этом настаивал. Он хотел учиться и верил, что книга – источник знаний. Так вот – вместо того, чтобы ПРОСТО читать книги, он решил, что вместо того, чтобы продолжать рабочую династию и становиться, допустим, токарем, чему все бы только радовались, а, зачитавшись, догадался, что в мире есть и другие специальности — например начальника. Просто начальника чего-либо. Он все рассчитал. Во первых, он не любил физический труд, а наоборот – любил учиться, для этого он, во вторых, учился хорошо и специально пошел в армию, чтобы потом иметь льготы при поступлении в институт

...Действительно, Сашка совершил все эти гнусные поступки... И начальником хотел быть и физически работал без задора, а по необходимости. Но и понять тоже можно — начальником без диплома стать нельзя, это раньше – упало яблоко, и уже закон, а то и больше .А какое образование было у Пифагора, когда он свои катеты уравнял с гипотенузой ? Поэтому он вполне осознанно шел к своей вполне корыстной цели – быть по возможности бО-Ольшим начальником.

После армии пару месяцев – на курсах – освежить свою память и — на экзамены. Три экзамена: одна четверка – две пятерки. Последний экзамен – как подарок. Русский и литература в одном лице. Пишешь сочинение  — и все! Зачем будущему технарю отличать причастный оборот от деепричастного, непонятно до сих пор...

...Сашка с некоторой вальяжностью начал изучать «меню» вариантов. Любимая тема – свободная. Про своего героя – Остапа Бендера – он мог говорить часами, а писать — всего лишь четыре часа отводилось, чтобы только вкратце описать его гениальность! Писал Сашка вдохновенно, как и сами создатели шедевра. Отвлекали постоянно уколы ручкой в спину – надо было перемещаться то влево, то вправо. Задний человек своего «героя» любил по проверенной шпаргалке, а спина Сашки могла оборвать эту любовь в самый неподходящий момент. А вальяжность объяснялась просто – он писал, и не один раз, и в газеты, и в журналы – везде, где можно было хоть немного заработать. И поэтому он уже представлял себя немного триумфатором.

...Через три дня Александр стоял у доски объявлений и пытался тщетно разыскать свою фамилию. Там была какая-то ошибка или не понять что! Его фамилии не было! Зато рядом, на этом же стенде, были списки тех, кто не СДАЛ, ПРОВАЛИЛ этот легонький, шутейный, невзаправдашний экзамен. И там его фамилия была!

...Конфликтная комиссия показала красное от пометок и исправлений сочинение и приговорила: приходи на будущий год — в этом году у него, у русского, по русскому языку и литературе – пять-два . Они будут ждать. На будущий год. А в этом году рады были познакомиться... Столько ошибок даже специально не сделаешь. Если бы это был литинститут — там есть корректоры, редакторы и прочий образованный люд, а здесь –«мама мыла раму»  — и желательно без ошибок.

...Сашка был уничтожен, раздавлен, смят и выброшен в урну. Только что он был Александром, где то даже уже с отчеством внутри. Александр – звучит неплохо, защитник людей, – один Невский, другой Македонский – третий вообще Колчак. И тут он стал превращаться сначала в Сашку, причем с маленькой, малюсенькой, дохлой буквочкой «с», а потом и совсем растворился в буквах. Значит – все впустую? И диплом с красными, красивыми обещаниями, и двухгодичное рабство, неволя, долг, который он не делал, но отдал? Все из-за того дебильного идиота, который жи-ши путает со щами? И пишет – жи–щи? Целый год! А там опять – неизвестность. Лотерея...

...Из ступора его вывел голос Гражданки. Есть люди, про которых так можно сказать – это вот товарищ, вон тот, допустим, почти господин, хотя выглядит как барин, форсу, ватности многовато, а есть — Граждане, которые знают свои гражданские права и готовы их либо отстоять либо защитить, одним словом – народ решительный и не до конца забитый.

— ...Здравствуйте, Александр! Вы тоже не прошли? Девочка моя, дочка-умница, всего один балл не добирает. Я узнала, что один экзамен можно будет пересдать – где заниженная оценка. Сейчас нужно будет пройти в комиссию и написать заявление, что вы не согласны с оценкой и вам должны разрешить пересдачу. Дочке все равно, что пересдавать – у нее тройка и по физике, и по математике. А вы себя в чем увереннее чувствуете?

Сашка снова стал становиться Александром... Три дня они ждали мудрого решения комиссии — разрешили пересдавать только восьмерым, в том числе Сашке и дочери Гражданки. Но в самый ответственный момент ворвалась толпа апачей из недовольных родителей, и комиссия вновь заперлась на новую думу. Сашка потерянно бродил среди уже зачисленных, абитуры и даже двух баранов, которых привел кто-то из команды поддержки в качестве аргумента. Бараны были хорошие, курдючные, гиссарской породы и такие же уместные здесь, в стенах института, как и некоторые студенты...

Решение, как обычно, было предсказуемым и мудрым – отказать всем...

Гражданка пообещала, что она будет бороться и быстро доказала, что нос вешать рано. Они разошлись – Сашка решил просто попить вина. Кстати, в Киргизии довольно неплохое вино, кроме плодово-ягодного — эта отрава никакого отношения ни к вину, ни к плодам , ни к ягодам не имеет, разве что – если ягода волчья. Это «вино» вообще – пойло, настойка из силоса. Самые худшие выжимки из прошлогоднего силоса, который скоту уже вреден, а за человека было пока трудно сказать, но так как этой жижи еще оставалось много  — то запускали как вино. Но это не экспертная оценка – это вкусовое ощущение...

...Почти две недели Александр приходил на работу и уходил с работы, как обычный советский служащий – без особой радости, но и без особого энтузиазма. Бороться, догонять и перевыполнять план на его работе было сложно – он работал в сметном секторе, а это работа по чертежам и по графику. Нет чертежей — сиди на месте ровно и задумывайся...

...Утро этого дня началось бурно... Женщины еще пересчитывали пинцетом брови и реснички – начальника отдела не было в своем кресле – значит, рабочий день только обещал начаться. И вдруг дверь распахнулась с такой силой и треском – будто там, за дверью, была сама Жизнь! Это ворвалась Гражданка!

— ...Ну и чего ты тут расселся? Я с утра бегаю – его ищу. А он сидит себе и на меня таращится... Через полчаса экзамен, а он сидит и сидит, – из Гражданки сыпались и другие слова, громкие и непонятные для всех остальных очумевших сослуживцев и сослуживиц. Сашка понял, что если он сам, добровольно, не проследует за Гражданкой – к нему применят физическую силу, или вообще начнут бить за бестолковость... По дороге он понял, что Гражданка добилась в своих правах победы. Комиссия таки разрешила пересдать шестерым абитуриентам по одному экзамену со вторым потоком — Сашка и ее дочка, естественно, попали в число счастливчиков. План Гражданки был таков – Сашка быстренько пишет сочинение, потом заходит на математику и решает дочкины проблемы, а потом растворяется в толпе.

На сочинение времени много не ушло – Сашка, наученный недавним опытом, добросовестно, вкратце пересказал «Чапаева» — доказал, что он, Чапаев – все-таки герой, хоть и утонул в конце. Предложения были куцые, скудоумные, но не больше четырех слов за раз и без ошибок.

В коридоре Гражданка доставила его к дверям аудитории, где ее чадо мучили математикой... Сашка опоздал почти на час... Пришлось делать удивленную физиономию и врать напропалую про часы , автобусы — все это сработало, а может, знали про Гражданку?

...Задание было почти копией его прошлого задания, и это уже радовало. Так что времени хватило и переписать, и проверить и даже черновики испачкать «мыслями». Когда толпа двинулась сдавать свои опусы, Сашка сгреб в кучу все бумажки и вышел на свежий воздух...

...Гражданка уже ждала их на выходе...

... Через три дня Сашке присудили за его косноязычие четверку и, значит, он – студент, мятый стольник в кармане говорил, что Гражданское чадо тоже в их рядах. Но это его мало интересовало. Главное – он был СТУДЕНТОМ  — пока студентом. То, что вместо вечерника он стал заочником, и специальности перепутаны – мелочь меньше копеечной. Другое его сейчас несколько беспокоило – документы лежали дома, в тумбочке. Еще неделю назад они лежали себе в канцелярском сейфе. Зачем и почему Сашка их забрал ВЧЕРА? Чем тумбочка лучше институтского сейфа? Потом – Гражданка, потом экзамен и зачисление. Документы должны быть в сейфе – иначе могут неправильно понять...

...Секретарша, молоденькая девушка, оказалась выпускницей того же техникума, на два года моложе, но помнила его выступление на Новый Год перед службой, когда они тушили – тушили елочку, которая откликнулась на призывы «Елочка – зажгись!», да и упали с елочкой в зал. Елочку быстро растоптали вместе с игрушками — никто не пострадал. Было весело и без елочки.

Но это не помешало девочке капризно надуть губы и отказаться просто взять и положить документы на полочку, к остальным бумажкам.

...Сашке отчетливо вспомнился эпизод из фильма, как почти такую же задачку с документами решали в одно мгновение то ли наш хороший разведчик, то ли, наоборот, негодяй и вообще шпион И там документы не подбрасывали, а похищали или просто брали на время, чтобы переснять. Все очень просто – нужно сделать дубликаты ключей и под покровом ночи проникнуть в канцелярию, вскрыть сейф и положить документы. А для этого, во-первых, нужны ключи, во вторых, нужен пластилин и, в – третьих, изготовитель ключей, слесарь. «Железный» человек... Кузнец моего счастья...

...Рустам был сослуживцем и они мирно, как и положено землякам, полтора года отбывали повинность перед Родиной. Но дело в том, что у Рустама был папа и не просто папа – а ПАПА! Человек, который разговаривал с железом, годность определял ногтем и потом в его руках из куска железа выходила нужная вещь. В одном лице ПАПА был и кузнецом, и токарем, и сварщиком – одним словом – УСТО!

...К Сашкиной затее он отнесся как к идиотскому предложению, и потому согласился сделать ему ключи по отпечаткам. Пластилиновым бредням только посмеялся... Дал ему коробочку с какой-то мастикой, которая не поплывет и не изменит свою форму. Некоторое время Сашка тренировался делать приличные отпечатки с разных ключей, пока ПАПА одобрил и сказал, что по этим можно работать. Сашка взял несколько коробочек и полетел в канцелярию института. На его удивление, секретаршу не пришлось на этот раз уговаривать долго, даже вообще не пришлось уговаривать. Она по-прежнему не соглашалась добром вернуть документы, зато оставила его наедине с ключами. Добросовестно и почти не потея от волнения, Сашка сделал слепки, как его учили... Романтическая натура, секретарша даже пообещала на вечер не включать сигнализацию, хотя и показала, где и как она включается и что надо сделать , если она вдруг сработает. Все это так напоминало лихой сюжет какого-то детектива, то ли шпионского, то ли бандитского — заговорщики, документы, покров ночи... Жуть и муть, и в финале – наши победили!

...Сейчас Александр вновь лежал на пыльном ободранном полу за кафедрой и дожидался, когда проснется город, а институт начнет потихоньку оживать и заполняться народом. Сама операция по проникновению и закладке документов прошла довольно просто и пресно. Не было предательского треска половиц, сердце не очень-то и выскакивало из груди и воздуха для дыхания хватало… Ушли уборщицы, которым Сашка готовился, в случае провала, рассказать нечто душещипательное, быстро размазав пыль и грязь среди проходов, даже не заглянув за кафедру. Очевидно, эта аудитория летом не работала. Ночью где-то негромко, какое-то время, переговаривалась охрана – две тетушки сторожихи, видать, пили перед сном чай. В «час собаки» Сашка и сам чуть было не заснул, но заставил себя пойти и все-таки сделать то, зачем пришел. Усто Темир, так про себя называл теперь Сашка отца Рустама, дело свое знал. Ключи были лучше родных. Замки не издавали предательского лязганья и открывались сразу же и без головоломки — сколько оборотов влево, а потом вправо. Два из трех были замками от честных — обыкновенными навесными замками, которые можно было бы и гвоздиком вскрыть . Сейф был закрыт добротно – на два оборота. Александр проверил сигнализацию – она подключена не была. То ли как и договаривались, то ли как обычно, по привычной халатности...

...Сунув свои документы в середину таких же бумажек, Сашка прислушался — тишина ничем не нарушалась ... Все было до обидного буднично. Сашка даже покурил возле разбитой форточки. Все было тихо. Он уже не шарахался от теней по коридору, когда шел на свое спальное место. Сейчас он лежал на этом драном полу и думал – ну вот, почему так ему нравится учиться и приходится сейчас, наверное, нарушать какие-то законы, а кому то нужна только корочка – диплом, учиться этот «студент» не будет просто в силу своей неспособности к этому процессу. Зато потом, по жизни, «студент» может стать кандидатом или даже «доктором наук». Но в любом случае будет всегда НАЧАЛЬНИКОМ — неважно чего, и будет учить других, таких, как его отец. И тоже никогда не будет токарем или фрезеровщиком. Вот лежит сейчас Сашка, бывший пионер, полгода назад – резерв партийный, комсорг батальона, на этом полу, и не стыдно ему, а радостно. Все прошло хорошо, хотя, может, и не совсем законно.

...Услышав переклички по коридору, Сашка спокойно вышел в коридор и через пять минут был уже вдали от стен института. Призрачность, двоякость жизни его, может и ставила слегка в тупик, но не расстраивала сильно и жить не мешала. Все вокруг жили просто, без затей. «Кто не работает — тот не ест?» — вторые спрашивали Первых. Вторые ели тоже вторыми. Для этого не обязательно было первыми бежать на работу и даже работать было совсем необязательно — для этого надо было контролировать, чтобы все вторые на нее вышли и желательно в «едином порыве». То есть, если быть — то быть ПЕРВЫМ! Или на худой конец – генеральным. Изнанка жизни была интереснее внешней стороны, потому что была, как известно, ближе к ТЕЛУ.

...Уездность городишки не допускала такой дерзости, как тайное проникновение в храм науки. Грабежа не было, охрана, сигнализация – такого происшествия не могло быть по определению, потому что не может быть никогда. Жизнь протекала, проходила между лозунгов и плакатов, и всякие нестандартные ситуации просто не могли возникнуть, потому что были нестандартными.

...Для себя эпизод той пыльной жизни Александр чем-то криминальным не считал и не считает. Наоборот, по-прежнему считал и считает, что «Книга – источник знаний», мозги – первично, корочки— диплом – вторично... Бытие определяет сознание.

...Впоследствии еще один красный диплом подтвердил предположение Александра – если имеет место День открытых дверей и День знаний – то имеет право на существование и альтернатива.... Единство противоположностей... А против этого не попрешь.

 

© Калауров А.В., 2010. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора

 


Количество просмотров: 2066