Новая литература Кыргызстана

Кыргызстандын жаңы адабияты

Посвящается памяти Чынгыза Торекуловича Айтматова
Крупнейшая электронная библиотека произведений отечественных авторов
Представлены произведения, созданные за годы независимости

Главная / Художественная проза, Малая проза (рассказы, новеллы, очерки, эссе) / — в том числе по жанрам, Приключения, путешествия / — в том числе по жанрам, Детективы, криминал; политический роман
© Геннадий Дик, 2002. Все права защищены
Произведение публикуется с разрешения автора
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте: 9 декабря 2009 года

Геннадий ДИК

Рыбалка в горах

Остросюжетный рассказ, в котором действие происходит в наши дни, в Кыргызстане. Группа отдыхающих – двое мужчин и женщина (приезжие из Германии) собрались порыбачить в горах, заодно и полюбоваться красотами Ала-Тоо. Но на их пути встретились сбежавшие из тюрьмы заключенные… Рыболовы пойманы, связаны, взяты в заложники. Что делать? Ситуация кажется безвыходной, однако где-то в горах скрывается еще один человек – девушка-кыргызка, родственница убитого беглыми бандитами чабана. Она пытается спасти заложников… Первая публикация.

 

Двое молодых мужчин стояли около серого глиняного дувала и разговаривали. Слева, в двух шагах от них, в неглубоком арыке, журчала мутная вода. С запада, со стороны скалистых гор, на село робко наплывал прохладный вечер. Блеяли овцы, на соседней улице истошно вопил осел.

— Так значит, завтра утром, Михаил, — радостно потирая руки, сказал высокий, сероглазый мужчина атлетического сложения своему собеседнику. – Завтра мы идем с ночевкой на рыбалку — в горы!

— Да, моя согласилась, — сказал Михаил. Его широкое, скуластое лицо сияло, черные пушистые кончики усов высоко подскакивали вверх, когда он улыбался. – Уговорил, наконец-то. У тебя, надеюсь, все готово?

— Давно уже. Только утречком червей накопаю. Как ты думаешь, может, взять Берту с собой? Она мне покоя не дает. Все твердит по-немецки: «Ты меня зачем сюда привез? На коров и лошадей смотреть? Этого добра и в Германии навалом...»

— Оно, конечно, лучше бы без бабы, — вздохнув, ответил Михаил. – В таком деле, как рыбалка, они — только помеха. Но, с другой стороны, не возьмем мы ее – тебе потом будет морока. Ладно, пусть идет. Только чтобы в горах не пищала! Ты уж ее предупреди, Володя.

— Да говорил я ей уже. Она все хорохорится. Хотя ей тоже не мешает горы поближе посмотреть...

Мужчины еще долго обсуждали приготовления к предстоящей рыбалке, и уже совсем стемнело, когда они разошлись.

Рано утром у того же дувала стояли трое одетых по-походному людей. У Володи и Берты висели за спиной новенькие зеленые рюкзаки, из которых торчали концы раскладных удилищ. У Михаила через правое плечо была переброшена походная сумка, на другом плече висело ружье.

— А ружье-то зачем? – спросил Владимир друга, когда они поздоровались.

— Моя Татьяна настояла, — рассмеялся Михаил. – Слышала она вечером по радио, что несколько бандитов сбежали из областной тюрьмы. Ох, и всполошилась! Опять не хотела отпускать. Пришлось взять ружье, патроны и обещать ей, что мы будем ночевать у Ильяса. Помнишь его? Он кочует в ущелье, а мы как раз туда идем.

— Так это ж еще лучше! — обрадовался Владимир. – Ильяс угостит нас ужином, да и кумыс, наверное, у него водится.

— Кумыса у него — хоть залейся — свой табун лошадей!

— Ну что, тронемся? — предложил Владимир и, повернув лицо к жене, спросил ее по-русски: — Как рюкзак, плечи не тянет?

— Нор-маль-но, — по слогам ответила Берта. Ее пухлые, алые губы сложились в улыбку. – Зво-я но-ша не тя-нет.

— Учит русский! — с нотками гордости в голосе объяснил другу Владимир, и они втроем пошли по пыльному асфальту к видневшимся вдали горам. Через час они достигли ущелья, по которому стремительным, бурлящим потоком бежала река. Горы с обеих сторон становились все выше и круче, дорога – две колеи, вдавленные в каменистую почву тяжелыми грузовиками, — петляла, временами приходилось закатывать брюки и, выбирая, куда ступить, преодолевая напор воды, переходить реку. После перехода они какое-то время сушили под палящим солнцем ноги и подмокшие штанины. Берта, используя передышку, садилась куда-нибудь под дерево и, как завороженная, подолгу смотрела на пляшущие струи воды. Михаил и Владимир уходили рыбачить.

Наловив много рыбы, они решили сделать привал на маленькой, стиснутой ущельем поляне, где полукругом лежали несколько отшлифованных водой больших камней.

— Ein Hocker!* – радостно залопотала в ладоши Берта, увидев камни, и тут же присела на один из них, принялась вместе с мужем чистить рыбу для ухи. Михаил перешел реку и исчез за скалистым поворотом.

(*Табуретка – нем.)

— Хо-ро-шо, — сказала, улыбаясь мужу, Берта, продолжая ножом скоблить рыбу. – Здесь хо-ро-шо...

— Я же тебе говорил! — расцвел Владимир. – Нет ничего лучше этих гор. А ты ехать в Киргизию не хотела.

— Heimat, — сказала задумчиво женщина. — Klar... Das ist deine Heimat*.

(*Родина! Ясно... Это твоя родина. – нем.)

На поляну вернулся Михаил с большой охапкой хвороста. Он набрал в котелок воды, разжег костер между несколькими камнями, установил на них котелок, и вскоре была готова наваристая, жирная уха. Владимир разлил горячее варево по тарелкам.

— Отсюда до стойбища Ильяса еще километров пятнадцать, — осторожно отхлебывая из пластмассовой ложки горячую уху, — сказал супругам Михаил. – К вечеру будем у него.

— Он по-прежнему живет один? – заинтересованно спросил Владимир.

— Нет, прилепилась к нему какая-то молодая киргизка, лет на двадцать пять моложе его. Стройная, красивая — от женихов отбоя нет. Но всем отказывает, сразу и бесповоротно. Тут у нас уже слух пустили, что она — жена Ильясу. Ну, а я не особенно в это верю. Отношения у них, как у отца с дочерью. Пробовали некоторые выведать, кто она, откуда. Помалкивает, слова не добьешься. А Ильяс, если кто уж особенно любопытствует, может и камчой огреть.

— А ты сам, когда его в последний раз видел?

— С год назад. Он в селе редко появляется. Все больше в горах. Да и работа у меня, ты сам знаешь, какая: с фермы домой, дома — огород, хозяйство. В гости не хожу. Одичали мы тут все. Вспомнишь иногда, как раньше жили, как бегали на танцы, на реку купаться. Э-хе-хе... Разлетелась наша компания: кто в Германию уехал, кто в Россию за лучшей долей подался, даже друзья из киргизов и те куда-то подевались. Пропадает наше село, пропадает...

— А, может, тебе тоже куда-нибудь перебраться? — грустно улыбнувшись, спросил Владимир. – В Россию или еще куда?

— Нет, я отсюда не поеду. Как представлю себе, что нет больше рядом этих гор, так меня тоска берет. Ну, и не так уж все плохо. У меня есть моя Татьяна, дети. А теперь вот — ты приехал. Жаль только, что ненадолго.

Пообедав, они уселись под двумя, росшими рядом со скалой, березами, прислонившись спиною к стволам. В этот миг откуда-то издалека до них донесся неясный гул. По мере приближения гул нарастал, отдаваясь многоголосым эхом в горах, и вскоре в этом звуке можно было отчетливо различить стрекотание пропеллеров.

— Вертолет, — удивленно сказал Михаил. – Гм... Откуда? У нас в районе, вроде, нет ни одного.

С каждой минутой стрекотание становилось все сильнее и, когда они приподнялись с места и вышли к реке, высоко в голубом небе появился оранжевый вертолет.

Их заметили. Вертолет стал медленно снижаться, потом два раза развернулся на месте, метрах в пятидесяти над их головами, и опять взмыл вверх.

— Они рассматривали нас, — сказал Михаилу Владимир. – Наверное, ищут кого-то. Что там твоя жена о сбежавших бандитах говорила?

— Да не помню я точно. Вроде, сбежали трое из тюрьмы два дня назад. Но я не думаю, что они пойдут в горы. Какая здесь для бандитов жизнь?

— В горах легко укрыться, — задумчиво проговорил Владимир. – Ладно, пошли дальше. У нас не так много времени, а без привалов нам не обойтись. — Он внимательно посмотрел на жену. — Ты как, не очень устала?

— Я мо-гу, мо-гу, — улыбнулась Берта. – Только, по-жа-луй-зта, не бызтро.

Через четыре часа, сделав два привала в пути, они подошли к горному массиву, который своими остроконечными скалами в белых пятнах снега упирался в безбрежную синь неба. У подножия гор раскинулась маленькая, заросшая травой и кустарником долина. Неподалеку от реки, которая в этом месте была не столь быстрой и бурной, паслись сухопарые, крупные лошади. Красивый рыжий жеребец, временами громко фыркая, внимательно приглядывал за кобылами. Высоко в небе, разглядывая свои владения, парил орел.

— Вот там, видите, — показывая рукой к подножию одной из гор, сказал Михаил, – стоит юрта Ильяса, а рядом сооружение из камней — это загон для овец.

— Ich sehe nichts*, — капризно мотнула головой Берта.

(*Я не вижу. – нем.)

Владимир подошел к жене, ласково повернул ее голову в нужном направлении.

— Теперь видишь?

— Да-ле-ко, — улыбнулась Берта. – Это еще да-ле-ко.

Радуясь скорому отдыху, Михаил, Владимир и Берта быстро пошли в сторону жилья Ильяса. Когда уже можно было разглядеть причудливые, вышитые умелыми руками узоры на юрте, Михаил громко крикнул:

— Ильяс-аке! Встречай гостей, дядя Ильяс!

Ни звука в ответ.

— Его, наверное, нет дома, — предположил Владимир.

— Сейчас посмотрим, — проговорил Михаил, подошел ко входу, отдернул полог.

В этот миг ему в грудь уперся ствол винтовки, и кто-то тихо и угрожающе сказал:

— Сними с плеча ружье и брось его на землю.

Увидев, как Михаил медленно снимает с плеча ружье, Владимир подбежал к жене, сдернул с ее плеч рюкзак и крикнул ей:

— Rehn zu Pferden! Weg von hier!*

(*Беги к лошадям! Беги! – нем.)

Глаза Берты расширились от ужаса, она заколебалась, и тут из юрты вышел с винтовкой в руках низкорослый молодой человек с заячьей губой и мутноватыми голубыми глазами. Злорадно усмехнувшись, он посмотрел сначала на понуро стоявшего возле двери Михаила, потом на Владимира и Берту. За ним следом вышли еще двое мужчин: один высокий, лет сорока, с большими залысинами на голове, другой — киргиз, лет тридцати, с высоким лбом и орлиным носом. Одеты все трое были одинаково: на ногах серые ботинки и того же цвета брюки, на плечи накинуты потертые пастушьи куртки, перетянутые шерстяными кушаками. С поясов у мужчин свисали охотничьи ножи в кожаных чехлах. Лицо киргиза показалось Владимиру знакомым.

— Баба, братва! Баба! – вдруг громко закричал молодой человек с заячьей губой. – С ними баба! Вот повезло!

— Не ори, Зайчонок, — усмехнувшись, сказал мужчина с залысинами. — Мы не слепые. Видим, что баба.

— Ох, и сладкая, наверное! Ох, и сладкая! – пританцовывая на ходу, бандит направился к Берте.

— Не торопись, Зайчонок, — строго сказал мужчина с залысинами. – Успеешь.

— Не боись, Старшой, не боись. Я ее только рассмотреть хочу. Уже пять лет, как живой бабы не видел.

Он подошел к Берте, погладил ее по щеке, затем хотел коснуться ее бедер. Но тут Владимир с силой оттолкнул его от жены.

— Что?! – дико заорал Зайчонок и передернул затвор винтовки. – Меня трогать! Да я из тебя сейчас покойника сделаю!

— Не стрелять! – громко закричал киргиз и, повернувшись к бандиту с залысинами, сказал: — Успокой этого придурка, Старшой! Стрельбу кто-нибудь может услышать.

— Это я-то — придурок?! – Зайчонок повернул винтовку в сторону киргиза. – Ах ты, рожа нерусская!..

— Хватит, – сердито сказал Старшой. – У нас еще дел полно, а ты тут затвором щелкаешь. Заводи этих в юрту, побеседуем.

Когда Зайчонок втолкнул пленников в полутемное и прохладное помещение юрты, Старшой приказал мужчинам снять с плеч ношу и сесть на застеленный коврами пол; сам он уселся на сундук, стоявший напротив входа и, усмехнувшись, сказал:

— Рассказывайте...

— Что рассказывать? — недоуменно спросил Михаил.

— Что вы тут делаете? Откуда?

— Это мы вас должны спросить, что вы здесь делаете?

— А ты языкатый, смотрю... А языкатые долго не живут. Отвечай на вопрос, пока тебя по-хорошему спрашивают.

— Мы рыбачили. А откуда мы – какая вам разница?

— Зайчонок, пощупай-ка этих... – приказал Старшой. – Нет ли при них документов.

Зайчонок обыскал пленников, особенно долго он возился с Бертой. Владимир хотел было встать и опять вмешаться, но киргиз предостерегающе посмотрел на него и мотнул головой.

— У бабы и у этого с усами нет ничего, — сказал Зайчонок. – А у белобрысого есть ксива. Только не по-нашему написано – иностранная!

— Покажи! – приказал Старшой.

Он долго рассматривал немецкий паспорт Владимира, потом сунул документ киргизу:

– Почитай, Темир, ты вроде у нас самый грамотный.

«Темир? — пронеслось в голове у Владимира. — Не Байтемир ли?»

— Это немецкий паспорт, — взяв в руки документ, веско сказал Темир. – Нельзя трогать этих людей, они — иностранцы.

— А какая разница, наши или чужие? Не забывай, Темир, мне терять нечего.

— Зато мне есть, что терять! – киргиз вскочил с места, выхватив из чехла нож. – Я не поведу вас через горы, если вы будете издеваться над этими людьми. Хватит и того...

— Замолчи! – заорал Старшой и чуть погодя добавил: — Побесились и хватит! Спрячь нож, Темир. Не тронем мы этих ублюдков.

— А как же баба? — затрясся Зайчонок. – Старшой, а как же баба?!

— Заткнись! – сердито сказал Старшой. – Обойдешься пока. У меня по поводу этих «гостей» одна дельная мысль появилась. Накормите их, после этого свяжите, пусть спят в юрте до утра.

Зайчонок принес пленникам несколько лепешек и три бутылки с кумысом. Михаил и Владимир принялись есть, Берта к еде не притронулась.

Когда они закончили трапезу, на улице начало темнеть — лишь слабые отблески света проникали через свернутый в сторону полог и маленькое отверстие в потолке юрты. Через час их тщательно связали и положили рядом друг с другом в том же месте, где они сидели. Бандиты улеглись спать возле сундука, накрывшись шерстяными одеялами.

Ночью Владимир проснулся от толчка в бок. Он повернул голову, насколько смог, в сторону лежавшего за ним Михаила, и тот тихо сказал ему на ухо:

— Я слышал, как где-то рядом лаяла собака. Возможно, это Ильяс и Сейде. Я думаю, они нам помогут.

Владимир мотнул головой и прошептал в ответ:

— Ты видишь, как они спокойно спят? Мне думается, что они их убили. А, может, держат связанными в загоне.

Михаил тяжело вздохнул.

— Помнишь Байтемира? – спросил Владимир.

— Я его сразу узнал. Это он.

— Как же его угораздило связаться с такими?

— Кто его знает? Думаю, он тоже нас узнал, только не подает виду.

Тут один из бандитов заворочался под одеялом. Владимир повернулся к лежавшей перед ним жене и всем телом прижался к ней. Берта вздрогнула и заскулила во сне. В юрте становилось все холоднее. Где-то далеко заржали лошади. Он закрыл глаза, подвигал затекшими, связанными за спиной руками и попытался уснуть, но это ему так и не удалось. Планы освобождения, один причудливей другого, проносились в его голове. Но что он мог поделать, лежа связанный в юрте? Думать об этом не имела смысла, надо было ждать удобного случая. Затем он долго размышлял о Байтемире, с которым учился когда-то в школе. Байтемир дружил с Михаилом, и поэтому как-то самой собой получалось, что они вместе на переменах играли в чижики, дразнили девчонок...

После пятого класса Байтемир внезапно исчез, Михаил рассказал ему, что он уехал с родителями куда-то к Иссык-Кулю. Прошли годы, он никогда не вспоминал о Байтемире, у них появилось много новых друзей. А отъезд в Германию отодвинул пережитое в детстве, за какую-то огромную черную стену. Но теперь, когда он приехал в Киргизию, стена пропала и в его жизни, вместе с другими людьми из юности и детства, появился давно забытый Байтемир, бандит Байтемир.

Наступило утро. Бандиты, проснувшись, вышли из юрты и стали о чем-то вполголоса переговариваться. Послышались блеяние овец, ржание лошадей, которых один из преступников пригнал к юрте.

— Думаю, они собираются в дорогу, — сказал Михаил.

Владимир хотел ему ответить, но в этот момент тихо заплакала Берта.

— Ich möchte nach Hause, – всхлипывала она. – Wladimir, bring mich bitte nach Hause!*

(*Я хочу домой. Владимир, я хочу домой. – нем.)

Он принялся ласково утешать жену. Один из бандитов, отдернув полог, вошел в юрту.

— Дрыхнут, падаль, — услышали они голос Зайчонка. – Ни забот у них, ни хлопот. Вставайте! Живо!

— Развяжи сначала, — потребовал Михаил.

Зайчонок распустил узлы у них на ногах и вывел пленников из юрты. Владимир, прищурившись от брызнувших в глаза солнечных лучей, посмотрел по сторонам. Возле двух стреноженных кобыл стоял Старшой. Темир сидел на корточках и, умело орудуя ножом, снимал шкуру с забитой овцы. Своей очереди понуро и безропотно дожидалось еще одно животное.

Зайчонок приказал им сесть возле расстеленной на земле кошмы, развязал узлы на руках, принес еду. Они начали торопливо есть.

— Посмотри, Старшой, какие шмотки на этих фраерах, – сказал вдруг Зайчонок, указывая на Михаила и Владимира. — Не пора ли нам приодеться? Если кто и увидит нас — мы туристы, а вот эти двое... — сбежавшие из тюряги ворюги!

— Соображаешь, — улыбнулся Старшой. – Хвалю за дельную мысль.

— А Темир пусть бабу разденет, — продолжил веселиться Зайчонок. – Для него других шмоток нет. Да и зачем киргизу одежда?

Темир поднял голову и обернулся в сторону Зайчонка. Его глаза сверкнули, руки дрогнули, но, справившись с внезапным приступом ярости, он продолжил свежевать овцу.

Старшой и Зайчонок, угрожая пленникам оружием, заставили мужчин раздеться. Старшой натянул на себя одежду Владимира, которая пришлась ему как раз в пору. Брюки, рубашка и походная куртка Михаила оказались Зайчонку великоваты – ему пришлось подвернуть рукава и штанины. Владимиру и Михаилу бандиты бросили свою старую одежду, и Старшой, наблюдая, как они надевают брюки, сказал:

— У меня к вам, иностранцам, есть деловое предложение. Через пару дней вы сможете свою свободу выкупить – тысяч этак за пятьдесят. А за женщину цена будет особая, мы ее не тронули, честь сберегли. Она дороже стоить будет. Уплатят ваши родственнички выкуп — жить будете. Нет — будем искать вам другое применение. Подумайте над моим предложением. Крепко подумайте... Кому написать, о чем сообщить. Я тоже подумаю, как все это дело правильно провернуть.

— Вот это здорово! – подпрыгнул Зайчонок. – Ты голова, Старшой!

Прошло еще примерно часа два; бандиты закончили все приготовления для дальней дороги: теплые одеяла, утварь, продукты питания навьючили на смирных, послушных лошадей. Остальные вещи запихнули в рюкзаки, которые должны были нести Владимир и Михаил.

Тронулись в путь. Впереди с походной сумкой Михаила шел Темир, ведя на поводу лошадь. Другую лошадь вел за собой Зайчонок; на его правом плече висела винтовка. Пленников бандиты связали веревкой в одну цепочку, как делали это раньше работорговцы. Замыкал шествие Старшой с ружьем наперевес.

Минут двадцать они шли по дороге, которая уводила вглубь ущелья, как вдруг Темир остановился возле небольшой груды камней, из которой сверху торчала пастушья камча, рядом лежал старый охотничий пояс.

— О, Всевышний! – громко воскликнул он. – Что это?

Бандиты и пленники остановились возле груды камней. Зайчонок испуганно оглядывался вокруг, Старшой стоял несколько секунд, пораженный, потом сказал:

— Пошли дальше! Нечего глазеть. Зайчонок, ты пойдешь замыкающим. И хорошенько смотри по сторонам.

— Камча и пояс Ильяса, — прошептал Михаил.

Владимир кивнул головой и, воспользовавшись моментом, прижал к себе жену:

— In den Bergen sind die Leute. Wir kriegen Hilfe...*

(*В горах – люди. Нам помогут. – нем.)

— Зачем вы убили пастуха? — возбужденно спросил Темир. – Не надо было этого делать...

— Заткнись, козел! Я тебя сейчас замочу! – заорал Старшой, направляя в сторону киргиза дуло ружья.

— Убивай! – крикнул киргиз. — Но не забудь, что кругом горы!

— Ладно, веди... – Старшой опустил ружье. – Но и ты не забывай, что идешь с нами. Что ты тоже преступник – такой же, как мы.

Они двинулись дальше. Темир сошел с дороги и повел группу по едва заметной тропинке, которая уводила все выше и выше к снеговым вершинам. Ярко светило солнце, казалось, что голубое небо становилось с каждым шагом все ближе, что скоро до него можно будет дотянуться рукой, что оно не пропустит путников к сверкающим снежным скалам.

Поднимаясь в гору следом за Бертой, Владимир со страхом думал о том, как долго выдержит она такую трудную дорогу. С каждым шагом она шла все тяжелее, ее дыхание становилось частым и прерывистым.

К счастью, первым о привале вспомнил Зайчонок. Он брел чуть пошатываясь, со свистом вдыхая воздух и, лишь только Темир выбрал удобную площадку для отдыха, сел на камень и мечтательно пробормотал:

— Эх, сейчас бы анаши...

Остальные тоже присели в метрах в десяти от пологого обрыва, за которым возвышалась серая, похожая на пирамиду скала; еще дальше виднелись заснеженные, голубоватые горы.

Неожиданно на крошечной площадке скалы-пирамиды появилась смуглая девушка в мужской одежде с винтовкой в руках, возле ее ног крутился лохматый волкодав.

— Эй, люди! – крикнула она им. – Зачем вы убили Ильяса?

Темир, весь напрягшись, вскинул руки, но опять опустил их, словно силы оставили его...

— Сейде, это ты? Сейде... – сорвалось с его губ.

— Да, это я, Байтемир! Скажи мне, зачем ты и вот эти двое, – она пальцем показала в сторону Старшого и Зайчонка, — убили Ильяса?

— Я не хотел этого, клянусь тебе!

— Стреляй же, болван! — громко заорал Старшой Зайчонку, который нерешительно крутил винтовку в руках.

Эхо от выстрела пошло гулять по горам. Женщина с собакой исчезла со скалы.

— Эх, промазал! – прикусив губу, сказал Зайчонок.

— Как ты посмел стрелять? – киргиз вскочил с места. – Ты что, не слышал, что я с ней разговаривал?!

— Старшой приказал, — отмахнулся Зайчонок. – У него и спрашивай.

Темир, наклонившись, рванул на себя дуло винтовки. Он ее почти вырвал из рук Зайчонка, но тут Старшой с силой ударил его прикладом ружья по голове. Киргиз, приоткрыв рот и закатив глаза, повалился на траву.

— Быстро развяжи этих двоих, — сказал Старшой, указывая рукой на Михаила и Владимира. – Они потащат Темира. Сидим здесь, как мишени...

Площадка быстро опустела. Впереди, по тропинке, петлявшей среди камней, шел Старшой с лошадьми. Владимир, поддерживая левой рукой голову Темира, а правой обхватив его туловище, шел следом за ним. Ноги киргиза держал Михаил. Замыкали группу Берта и Зайчонок.

Вдруг Темир открыл глаза. Владимир хотел остановиться и опустить его на землю. Киргиз мотнул головой, показывая ему, что этого не следует делать.

— Я беру на себя Старшого, — прошептал Темир. – Отбери у Зайчонка винтовку.

Владимир кивнул головой и оглянулся.

— Сейде! Где ты, Сейде? – громко закричал Темир на киргизском языке, делая вид, что приходит в себя.

— Поставьте его на ноги, — обернувшись, сказал Старшой и остановил лошадей. Совсем рядом кто-то дважды свистнул. Кобылицы забеспокоились, негромко заржали. Зайчонок с тревогой посмотрел вокруг. Старшой заорал:

— Это она, эта киргизка! Зайчонок, свяжи пленников. Темир, иди сюда.

Темир, подмигнув Владимиру, сделал шаг к месту, где стоял Старшой. Когда Зайчонок хотел заломить его руки за спину, Владимир с силой двинул ему локтем в живот и попытался отобрать винтовку. К борющимся подбежал Михаил и схватил Зайчонка за правую руку. Прогремел выстрел. Михаил дико вскрикнул от боли и покачнулся. Владимир посмотрел на друга и на мгновение отпустил дуло винтовки. Зайчонок, воспользовавшись моментом, отбросил оружие в сторону.

— Беги отсюда с Бертой! – закричал Владимир раненому в плечо Михаилу, продолжая бороться с Зайчонком.

Владимир уже почти справился с молодым бандитом, когда над его головой прогремел еще один выстрел. Над ними стоял Старшой.

— Что?! – выпучив глаза, дико заорал бандит. – Со мной справиться хотели? Да я сейчас вас обоих, тебя и киргиза, как собак!

— А, может, и правда, замочить их обоих? — сказал Зайчонок и принялся избивать ногами лежавшего Владимира.

— Ладно, хватит, — сказал Старшой. – Лучше посмотри, что там с Темиром. Я его, кажется, сильно зашиб. Ему еще рано умирать, он нам нужен.

— Эх, жалко, баба сбежала, — процедил сквозь зубы Зайчонок. – Мы бы сейчас повеселились...

Владимир с трудом приподнялся и сел. Зайчонок подвел к Старшому Темира. По лицу киргиза из рваной раны на голове сочилась кровь.

— Чем это ты его? – спросил Зайчонок.

— Еще раз прикладом удружил. Что, Темирушка, плохо тебе? – посмотрев на киргиза, злорадно ухмыльнулся Старшой. — Помнить будешь, как против своих...

Тут совсем близко три раза громко свистнули. Кобылы, которые до этого спокойно стояли на месте, вдруг взвились и понеслись вниз по тропе. Люди со страхом отпрянули в сторону, когда они галопом промчались мимо.

— Молодец, Сейде! Воительница Сейде! – возбужденно крикнул киргиз.

— Замолчи! – Старшой трясся от злости. – Все запасы потеряли. А ты, киргиз, затащил нас сюда... И предал... Зайчонок, свяжи этих двоих, нам нужно идти.

Зайчонок наспех связал руки пленников, и они опять двинулись в горы. Старшой, не скрывая растерянности, часто оглядывался назад. Они прошли еще метров пятьдесят. Старшой отвел Зайчонка в сторону и что-то шепнул ему.

— Прости меня, Володя, — сказал Темир, настороженно посматривая на бандитов. — Нехорошая у нас встреча получилась...

— Сейчас не время об этом, – отмахнулся Владимир. – Как ты думаешь, что они собираются делать?

— Думаю, они хотят вернуться обратно, к стоянке Ильяса. Но пока в горах Сейде, они не смогут этого сделать.

Бандиты между тем закончили разговор, поменялись оружием, затем Зайчонок, схватившись за веревку, повел пленников к группе низкорослых деревьев, за которыми возвышалась отвесная скала.

Старшой, продолжая стоять на тропе, громко закричал:

— Сейде! Мы хотим поговорить с тобой, Сейде!

Ему пришлось повторить эту фразу три раза, пока женщина не отзывалась:

— О чем ты хочешь говорить со мной, плохой человек?

— У меня тут еще двое пленных. В твоей власти освободить одного из них. Ты возвращаешь нам лошадей с запасами — я отпускаю одного человека.

— Не верь ему! – что есть силы закричал Темир: — Он обманет!

Зайчонок с силой ударил Темира кулаком в лицо.

— Замолчи, сволочь, убью!

— Если ты не вернешь лошадей, — продолжил кричать Старшой, – то через пятнадцать минут я пристрелю одного!

Наступила тишина. Старшой подошел к Зайчонку, и оба бандита, держа оружие наготове, напряженно стали вглядываться в ту сторону, откуда доносился женский голос. Владимир повернул связанные руки и посмотрел на часы. Минуты бежали, сердце бешено колотилось. Где-то рядом несколько раз прокричал удод.

До конца назначенного Старшим срока оставались считанные минуты, когда на тропе появились две лошади с поклажей. Рядом бежала собака. Кобылицы неторопливо шли наверх. И вот лошади поравнялись с группой людей у скалы. Владимир увидел, что за ними кто-то стоит.

— Давай я шарахну ее по ногам, — прошептал Зайчонок Старшому.

— Погоди...

— Беги, Сейде! Они убьют тебя! – что есть силы опять закричал киргиз.

— Отпустите пленников! – сказала Сейде, ее голос был тверд и спокоен.

— Мы обещали тебе только одного.

— Мне нужны оба.

— Развяжи немца, — приказал Старшой Зайчонку и, делая вид, что наблюдает, как тот возится с узлами, проворно бросился к лошадям, стараясь обойти их справа. К нему навстречу понесся волкодав. Зайчонок собирался двинуться Старшому на подмогу, но тут Владимир, высоко взмахнув руками, накинул на шею бандита веревку, которая тянулась от его кистей к кистям рук Темира. Киргиз понял намерения Владимира и повторил его маневр; веревка, как удавка, впилась в шею Зайчонка, и они втроем упали возле деревьев. Раздался выстрел. Потом еще один. Завизжала собака. Громко и испуганно заржали лошади. Зайчонок хрипел. Владимир чуть приподнялся и увидел бегущего в гору Старшого. Между ним и лошадьми лежал на камнях истекавший кровью волкодав. Внезапно бандит повернулся, его глаза безумно блеснули, он приставил винтовку к плечу и повел дулом в его сторону. «Все!» — обречено подумал Владимир. Он не видел, что Сейде тоже прицелилась. Два выстрела ударили почти одновременно. Пуля отколола от приклада винтовки Старшого щепку, бандит вздрогнул, бросился бежать и через секунду исчез за скалой. Пуля из винтовки Старшого попала в Зайчонка, который судорожно дернулся и затих.

Наступила тишина. Владимир закрыл глаза, ему казалось невероятным, что он жив. Когда он открыл глаза, над ними, держа на поводу двух лошадей стояла Сейде.

Женщина молча достала из висевшей у нее через плечо пастушьей сумки нож и перерезала веревку на его руках.

— Сейде, дай мне винтовку. Я приведу его к тебе, Сейде, – сказал Темир.

— Не дело преступнику охотиться за другим бандитом, — угрюмо обронила женщина.

Владимир посмотрел на Темира. По щекам киргиза бежали слезы, Темир, не поднимая головы, пробормотал:

— Ты права...

Затем он встал и понуро пошел по тропинке вниз.

— Вы не знаете, где Михаил и моя жена? — спросил Владимир Сейде, поднявшись с земли.

— Они пошли к юрте, — ответила та. – Не беспокойтесь, мужчине я перевязала рану, и он смог идти. Вы тоже поторопитесь.

— А вы? – удивленно спросил Владимир.

— Мне нужно попрощаться с Батыром, — сказала она и легла возле собаки, прижавшись щекой к ее косматому боку.

Владимир поднял с земли ружье, снял с пояса у мертвого Зайчонка патронташ и, держа оружие наготове, посмотрел вверх — на убегавшую к снеговым вершинам тропинку. Как только Сейде встала на ноги, он быстро зашагал вниз. Догнав Темира, Владимир обнял его за плечи, и так они прошли несколько шагов.

— Мне нет прощенья, — сказал киргиз, в его глазах стояли слезы. – Я привел сюда этих людей, и они убили Ильяса, они могли убить Сейде, вас...

— Не надо об этом, — попросил Владимир.

Яркое солнце застыло в зените. Серые скалы, согретые его лучами, мирно дремали в знойной тишине.

— Как ты оказался среди этих людей, Байтемир? – участливо улыбнувшись, спросил Владимир.

— Байтемир? Правильно, я — Байтемир... Зови меня так. Как я оказался? Ты действительно хочешь это знать? Я закончил техникум, когда у нас в Союзе начались смутные времена. Киргизия стала самостоятельным государством, и никто не знал, что будет дальше. Нас, выпускников техникума, распределили в разные села и аилы, я долго раздумывал, ехать мне или нет. Работу в городе я не нашел, начали закрываться предприятия, и я, с месяц помотавшись в поисках хоть какого-либо заработка, решился поехать в высокогорный совхоз – место моего назначения. Моему приезду в совхозе, как это ни странно, обрадовались – направили работать в животноводческих комплекс. На самой отдаленной молочной ферме я встретил красавицу Сейде — она работала телятницей со своим братом Осмоном. Увидев ее, я потерял голову, не проходило и дня, чтобы я не приезжал на ферму. Я был счастлив, если мне удавалось увидеть девушку. Но вот подойти к ней и поговорить я никак не решался. Мне было трудно это сделать не только из-за моего смущения, но и потому, что за ней неотступной тенью следовал брат. Но однажды, когда я приехал на ферму, Осмона там не оказалось. Он заболел, и мне наконец представилась возможность побеседовать с девушкой. Преодолевая робость, я подошел к ней, и мы минут десять говорили о всяких пустяках. Потом я сказал ей, что мне бы очень хотелось встречаться с ней каждый день.

— Это невозможно, — ответила она, нахмурившись.

— Почему? — удивился я.

— Мне трудно тебе это объяснить, поэтому лучше не спрашивай.

Еще два дня не было на ферме Осмона. Еще два дня счастья подарила мне судьба, на третий день я вошел в корпус, где она работала, и вдруг увидел, что Осмон пытается ее обнять. Она отпихивалась от него руками и кричала:

— Перестань, пожалуйста, перестань!

— Что ты делаешь, Осмон! – закричал я. – Как ты смеешь? Она же твоя сестра!

— Уйди отсюда, — начал ругаться Осмон. – Это не твое дело.

— Нет мое! Я люблю ее. Слышишь, Осмон, я люблю ее и хочу жениться на ней.

— Нет, это я женюсь на ней!

— Что ты говоришь, Осмон?! Твой разум помутился! Как ты можешь жениться на сестре?

— Сестра она мне или нет — без разницы! Я возьму ее в жены, чего бы мне это ни стоило.

Сказав эти странные слова, Осмон выбежал из телятника и оставил нас вдвоем.

Сейде плакала. Я подошел к ней, прижал ее мокрое от слез лицо к своей груди.

— Я люблю тебя, Сейде, — сказал я ей. — Выходи за меня замуж.

— Правда, ты хотел бы этого? — спросила она. – Но я думаю, что ничего не получится. В моей жизни есть какая-то тайна. Я принесу тебе несчастье, Байтемир, лучше оставь меня...

— Расскажи мне все, — попросил я. – Моя любовь согреет и сохранит тебя.

Она несколько секунд помедлила и начала рассказывать:

– Я знаю немного... Каждый год к моим родителям приезжает какой-то человек, и они долго разговаривают с ним. За день до его приезда меня богато одевают, дают красивые украшения, освобождают от всякой работы. А когда он появляется, меня закрывают в лучшей комнате нашего дома. На один день я становлюсь королевой, которой позволено ничего не делать. Пока я была совсем маленькой, я всегда радовалась, что снова наступил этот день. Он был для меня большим событием, приключением. Но когда мне исполнилось восемь лет, я внезапно увидела в окне чье-то усатое лицо с черными печальными глазами. Мне стало страшно. Я закричала, заметалась по комнате. С тех пор, если меня закрывают в этой комнате, я внимательно слежу за окном. Но этот человек больше не подходит к нему. Я только иногда слышу его тихие шаги возле двери. Как только этот день проходит, с меня снимают дорогое платье и украшения, я опять становлюсь глупой, испорченной дочкой Сейде. Я уже неоднократно спрашивала апа:

— Этот человек — мой жених? Вы обещали меня ему?

Она сердится и бьет меня больно по щекам.

— Не твое собачье дело! Нет никакого человека, нет жениха. А будешь болтать глупости или скажешь кому-нибудь о своих выдумках, я изобью тебя до смерти камчой.

Недавно этот человек опять появился у нас и, мне кажется, Осмон подслушивал, и с тех пор сильно переменился. Если он раньше только следил за каждым моим шагом, то теперь стал приставать ко мне. Требует, чтобы я стала его любовницей, сумасшедший... Я не решаюсь рассказать о его поведении родителям. Боюсь, они не поверят мне и будут бить.

— Завтра, — сказал я ей, — я приду в дом твоих родителей и буду говорить с ними.

— Они потребуют у тебя калым, — грустно улыбнулась Сейде. – Большой калым. Ко мне уже сватались несколько человек, но никто не мог заплатить так много...

— А почему бы тебе не обратиться в сельский совет, — спросил я, – не рассказать обо всем? Разреши мне, я пойду туда и расскажу...

— Кто тебе поверит? Ата в большой дружбе с председателем совета.

— Все равно можно что-то сделать. Вот увидишь, я что-нибудь придумаю, — сказал я и стремительно вышел из телятника. У двери я столкнулся с хихикающим Осмоном.

— Я все слышал, — сказал он. – Ты не получишь ее, голодранец!

— Это мы еще посмотрим! – ответил я, полный решимости свернуть горы ради Сейде.

Но утром следующего дня я узнал, что Сейде, Осмон и их родители, упаковав за ночь вещи, куда-то уехали. У себя в почтовом ящике я нашел записку от Сейде; она писала: «Я люблю тебя, Байтемир. Но что поделаешь, если жестокая судьба против нас. Не ищи меня. Так будет лучше». Я тут же уволился из совхоза и три долгих года искал Сейде по всей Киргизии. Одна половина моего сердца пылала любовью к девушке, а другая была переполнена ненавистью к Осмону. Мне казалось, что только он во всем виноват. По ночам мне снились кошмары. Мне виделось, что Осмон насилует ее, а в комнату заглядывают родители Сейде и захлебываются от смеха.

Сколько аилов я обошел, сколько горных троп слышали звук моих шагов! Я уже потерял надежду, когда однажды на автобусной остановке в Таласской долине увидел Осмона. Он меня сразу узнал, рванулся бежать, но я его мгновенно догнал, схватил за ворот рубашки и с угрозой спросил:

— Говори, где Сейде?

Он рассмеялся мне в лицо:

— Тебе нужна моя любовница Сейде? Я отведу тебя к ней. Если ты мне заплатишь, то я разрешу тебе ей попользоваться...

У меня помутилось в глазах. Я выхватил из кармана нож и воткнул его в живот Осмона.

Потом было следствие. Молодой следователь упорно допытывался:

— Скажи, ну скажи же мне, зачем ты хотел убить Осмона?

Ничего я не сказал ему.

Меня судили; когда судья зачитывал приговор, я впервые за долгие годы вновь увидел Сейде. Она стояла в зале рядом со своими родителями в черном платье. Я беспрестанно смотрел на нее. Через два-три дня ко мне приехала на свидание в пересыльный изолятор моя мать и передала от Сейде записку с одним коротким предложением: «Ты так же жесток, как жесток этот мир».

По приговору суда мне предстояло отсидеть в тюрьме семь лет. Мне не хотелось дальше жить. В первые дни я думал о самоубийстве. Но шли месяцы, годы, я втянулся: с утра ходил на работу, вечером – барак; раздача еды, нары. Ужасный сон, а не жизнь. Однажды после работы ко мне подошел заключенный Мальцев, по кличке Зайчонок.

— Слышали мы, Темир, — сказал он, — что ты много ходил по горам. У нас есть к тебе дело...

Мальцев привел меня к тюремному авторитету по кличке Старшой, и тот предложил мне сопровождать его и Зайчонка во время побега. Им был нужен проводник, который провел бы их через горы в Узбекистан. Я сказал им, что подумаю. Честно говоря, мне не хотелось бежать. Отец умер, мама иногда приезжала ко мне на свидание. Что мне было делать на свободе? Но как раз в этот день я неожиданно получил письмо от матери. После смерти отца она переехала в наше родное село. Мама написала, что пастух Ильяс привез откуда-то в село молодую девушку по имени Сейде. «Я встретила ее один раз на улице и сразу узнала. Эта девушка — сестра Осмона. Я подошла к Сейде, она зарыдала, увидев меня, и, закрыв платком лицо, убежала. С тех пор я ее не видела. Она почти все время с Ильясом в горах, в ущелье», — сообщила мне мама.

Снова увидеть Сейде! Хоть еще один раз в жизни увидеть Сейде... Ради этого я был готов на многое. Я встретился со Старшим и сказал ему, что пойду вместе с ними. Показал ему на карте маршрут. Сказал, что хочу встретиться в горах с одним человеком.

— Обещай мне, — потребовал я, — что ты не причинишь вреда этому человеку и его родственникам.

— На этот счет не беспокойся, — рассмеялся Старшой. – Мы идем не на прогулку, зачем нам лишние осложнения?

Через две недели нас троих вывезли на машине с мусором с территории тюрьмы. Я никогда не думал, что так легко можно будет совершить побег: Старшой подкупил двух охранников и они помогли нам выбраться на свободу. Я повел Старшого и Зайчонка по тропинкам, ведущим к этому ущелью. К середине второго дня мы достигли стойбища Ильяса, и как раз в это время туда прилетел вертолет. Прячась за большими валунами, мы следили, как милиционеры разговаривали с Ильясом. Он угостил их обедом, и они улетели.

— Я пойду на встречу с пастухом, — сказал я Зайчонку и Старшому. – Вы сидите здесь, не высовывайтесь. Дайте мне деньги, я попытаюсь купить у него лошадей и провиант.

— Ты сначала договорись, — усмехнулся Старшой, — потом придешь за деньгами.

Я вышел из-за валунов и, не прячась, пошел к юрте Ильяса. Пастух сидел возле юрты и пил чай из пиалы. Сейде нигде не было видно. Мы поприветствовали друг друга.

— Кто ты? – на киргизском языке спросил меня пожилой человек.

— Меня зовут Байтемир. Я хотел бы купить у вас двух лошадей и несколько овец, Ильяс-аке.

— Откуда ты знаешь меня?

— Когда я был школьником, вы работали колхозным пастухом, Ильяс-аке.

— Не тот ли ты Байтемир, что сбежал из тюрьмы? — вдруг прямо спросил меня пастух.

— Да, тот...

— С плохими ты связался людьми, Байтемир. Джигиты из милиции сказали мне, что твои товарищи — торговцы опиумом. А один из них, тот, что постарше, погубил много невинных душ.

— А вы, не тот ли вы человек, о котором мне когда-то рассказывала Сейде? – разгорячившись, спросил я, так как внезапная догадка промелькнула в моей голове. — Не вы ли каждый год приезжали к ее родителям, чтобы полюбоваться невинным ребенком? Скажите, какой калым вы заплатили за нее, Ильяс-аке?

— Ты знаешь Сейде? – пастух прижал руку к груди. – Ты тот самый Байтемир, о котором она мне рассказала?

— Да, тот самый.

Я хотел продолжать разговор, но тут старик, захрипев, упал на кошму. В его спине торчал нож.

— Здорово ты нож метаешь, Старшой, — похвалил его, поднимаясь из травы, Зайчонок.

— Три года в морской пехоте... Хорошая была школа, — ответил Старшой и тоже встал на ноги. Потом он посмотрел на меня и сказал:

— Ну, вот и уладили дело. И деньги не понадобились.

— Что вы наделали?! — закричал я. – Зачем вы его убили? Ты же обещал мне, Старшой!

— Ты знаешь, почему меня до сих не расстреляли? — усмехнулся Старшой. – Я не оставляю свидетелей в живых. А обещания... Глуп тот, кто им верит!

«Какой же я идиот, — с ужасом подумал я. – Нашел с кем связаться, кому поверил... А что если здесь где-то Сейде? Что будет с ней?!»

Я бросился к юрте, заглянул в нее. К моему облегчению, там никого не оказалось.

За мной следом в юрту зашел Зайчонок, нашел там винтовку и обрадованно закричал:

— Старшой, у нас теперь ствол! Тут и теплые шмотки есть — чапаны или как их там еще...

— Покопайся, может быть, еще чего-нибудь найдешь, — отозвался Старшой.

Затем они унесли куда-то труп Ильяса. Лишь только Зайчонок и Старшой вернулись к юрте, мы увидели вас.

Выслушав эту печальную историю, Владимир с грустью посмотрел на Байтемира, который продолжал медленно идти по тропе. Что он мог ему сказать, чем утешить? Он, Владимир, через пару дней опять уедет в сытую, уютную Германию, а этот человек, жизнь которого в последние годы походила на один сплошной, непереносимый кошмар, опять окажется в тюрьме.

Их на тропе догнала Сейде с двумя лошадьми. Владимир с интересом посмотрел на эту женщину. После того, что он услышал, ему хотелось узнать всю историю ее жизни. Киргизка выглядела уставшей: черные тени под глазами, плечи опущены.

— Я искала его, — угрюмо сказала Владимиру Сейде. – Но этот третий, кажется, очень хорошо спрятался.

— Зачем вы так рисковали? — негодующе воскликнул Владимир. – Он же вооружен!

— Я не боюсь его, — обронила женщина. – Я его все равно найду, если не сегодня, то завтра.

— Вы извините меня, — внезапно решился спросить Владимир, – но кем приходился вам дядя Ильяс?

— Ильяс – он для меня больше, чем отец, — тихо ответила она. – Жить рядом с ним было огромным счастьем. Ильяс любил горы, свою родину, он любил людей...

— Вы видели, как его убили?

— Нет, я была с Батыром на охоте. А вечером, когда возвращалась домой, собака нашла за валунами завернутый в кошму труп Ильяса. Ночью я отвезла его на лошади в другое место, похоронила и поклялась, что передам убийц в руки властей.

— Я не убивал Ильяса, Сейде! — громко воскликнул Байтемир. – Я не знал, что они собираются его убить. Поверь мне, Сейде!

— Что это меняет? — устало спросила она. – Ты сам когда-то покалечил одного человека и, совершив этот ужасный поступок, даже не удосужился сказать, почему это сделал. Поэтому я не удивляюсь тому, что ты пришел сюда с убийцами.

— Но ты ведь не знаешь, почему я покалечил Осмона. Ты же ничего не знаешь! Выслушай меня, прошу, выслушай!

Владимир ушел вперед, решив не мешать откровенному разговору Сейде и Байтемира.

Скорым шагом он по знакомой дороге добрался до юрты Ильяса. У входа в юрту его встретила обрадованная Берта.

— Schatz! Das kann ich nicht glauben. O, Gott, sei dank!*

(*Дорогой! Не верится. Слава Богу! – нем.)

Она без конца целовала его, гладила по волосам и, немного успокоившись, спросила:

— Und wo sind die beiden Kirgisen?*

(*А где киргизы? – нем.)

— А где Михаил? – вместо ответа спросил ее Владимир.

— Юрта, — улыбнулась Берта. – Ку-мыс пьет.

Владимир заглянул в юрту. Михаил лежал на ковре под одеялом, возле его головы стояла пустая пиала.

— Как ты там? – спросил Владимир.

— Сквозное ранение в плечо, — кисло улыбнулся Михаил. – А где остальные? И как тебе удалось освободиться?

— Потом, потом... – отмахнулся Владимир. – Все живы. Старшой сбежал... Ты потерпи немного, — добавил он чуть погодя. – Придут Байтемир с Сейде, и я пойду в село за подмогой.

— Ох, и попадет мне от Татьяны, — вздохнул Михаил.

Владимир вышел из юрты и, приставив ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза от яркого солнечного света, посмотрел в направлении, откуда должны были появиться Байтемир и Сейде. Наконец он различил две фигуры людей, которые двигались перед лошадьми.

Вдруг хлестко ударил выстрел. Один человек вдалеке покачнулся и упал.

Владимир бросился на помощь.

— О горе мне, Байтемир! – Сейде стояла на коленях, поддерживая голову молодого киргиза. – Ну, скажи хоть слово, я ведь тоже люблю тебя, слышишь! Я так люблю тебя...

Она вскочила на ноги и, воздев руки, громко, в отчаянии воскликнула:

— О небо, не отнимай его у меня!

Владимир склонился над киргизом, развязал кушак на пастушьей куртке, осмотрел кровоточащую рану на груди. «Сердце не задето» — мелькнуло у него в голове. Он встал, сорвал с лошади поклажу, нашел в одном из мешков перевязочный материал, который, собираясь в дорогу, туда положили бандиты, и тщательно забинтовал рану. Потом он взял Байтемира на руки и быстро пошел к юрте. Сейде, тихонько всхлипывая на ходу, шла рядом.

Не прошло и десяти минут, как Владимир сидел на лошади, которую ему помогла оседлать Сейде, и быстро, там, где это было возможно, галопом, поскакал по ущелью. Оказавшись в долине, усталый и взъерошенный, ввалился в дом сельского участкового. Тот оказался человеком толковым, расторопно позвонил в область и, улыбаясь, доложил Владимиру:

— Вылетает вертолет! С милицией полетит врач.

Владимир в ответ только кивнул головой, вышел на дорогу, взял под уздцы взмыленную лошадь и, покачиваясь от усталости, пошел к дому Михаила по потрескавшемуся асфальту. Тихо шелестели листвой пирамидальные тополя. С гор потянуло прохладой. Мирный и тихий вечер опускался на долину.

Татьяна сидела на маленьком стульчике под вишневым деревом и резала на дольки крупные, ароматные яблоки. Заметив Владимира, она приподнялась с места, ее полное лицо удивленно вытянулось:

— А где же Михаил?

— Ты не волнуйся, — смущенно ответил Владимир. – Его слегка ранили... Завтра навестим его в областной больнице.

— Что, ранили?! Ох, уж эти ваши рыбалки... Говорила я ему, говорила...

— Ты покорми и напои, пожалуйста, коня, – прервав ее Владимир и, бросив поводья, пошел дальше по улице...

***

Прошло два месяца. Владимир вечером сидел на диване в своей квартире. Берта возилась на кухне. Он уже два раза прочитал письмо от Михаила, которое жена получила с утренней почтой. Как только он вернулся с работы, Берта радостно помахала конвертом.

Он открыл конверт и начал читать письмо вслух: «Здравствуйте дорогие наши друзья, Владимир и Берта! Понимаю ваше нетерпение, так что сразу перехожу к делу. Вы, конечно, помните, что милиция начала искать Старшого в горах еще до вашего отъезда в Германию. Долго искали, потом забросили это дело, думали, что его барс в горах задрал. И вот, недели три назад, Сейде привезла его оборванного, с безумными глазами, к нашему участковому. Все село сбежалось посмотреть на него, но участковый никого к себе в помещение не допустил. Только, когда уже за бандитом приехали милиционеры из области, мы его увидели. Жалкое, скажу тебе, зрелище! Куда прежняя спесь и гонор делись. Оно, конечно, понятно — горы плохих людей не любят.

А Байтемир в больнице оклемался и, как стало ему получше, пропал из палаты. Но тут дело ясное, весь район знает, что он с Сейде где-то в горах. Но его пока никто не ищет. Мы тут всем селом письмо президенту написали с просьбой помиловать его. Приезжал чиновник из Бишкека, мы ему надавали подарков, обещал разобраться и помочь. Сейде, бывает, заезжает к нам, сидим вечером, чай пьем, разговариваем, тебя и Берту вспоминаем. Рассказала она нам кое-что из прежней своей жизни. Ох, и досталось этой красавице, скажу я тебе! Приемные родители держали ее в черном теле (почитай на досуге сказку про Золушку). Но нашей Сейде ещё хуже приходилось. Особенно доставалось ей от Осмона; а когда он случайно узнал, что не сестра она ему, так и совсем не давал ей покоя. Теперь и Осмону не сладко – инвалид, говорят, побирается где-то по дорогам в Ошской области.

Наш пастух Ильяс приезжал каждый год к приемным родителям Сейде и давал большие деньги на ее содержание. Эти люди, получая такие суммы, горя не знали: сладко ели, сладко спали. А Ильясу говорили: «Живет, мол, припеваючи, посмотри, как одета и обута». А ей на самом деле от этого богатства только крохи да побои отламывались. И только, когда ей исполнился двадцать один год, Ильяс забрал ее к себе. Такой уж у них был уговор. Слышали мы от знакомых людей, что не в пользу пошли приемным родителям Сейде сиротские деньги. Вложили они весь свой капитал в частное предприятие, а оно — бах и лопнуло! Сейде, золотое сердце, как узнала об этом, отправила им по почте перевод. Собирается она и Осмону помочь. Что ты с ней поделаешь?

О родителях Сейде у нас толком никто ничего не знает. В селе болтают всякое. Что, вроде, была у Ильяса когда-то сестра – писаная красавица. И вот, когда девушке исполнилось шестнадцать лет, влюбилась она без памяти в статного джигита и забеременела от него. Рассердился отец, хотел ее убить. Но Ильяс спрятал сестру в горах, и там родила она дочь. А через несколько дней после родов умерла. Остался Ильяс с младенцем на руках. Куда ему с маленьким дитем? Родителям не отнесешь... Тогда привез он малышку в наши края и отдал на воспитание молодым супругам, у которых как раз родился сын. Но, правда ли все это, никто не знает. Да и как об этом узнать? Дядя Ильяс был не местный – он родом откуда-то из-под Алма-Аты. А Сейде об этом деле молчит, никому ничего не рассказывает. А, может, и сама ничего не знает. Приезжайте опять летом, сходим на рыбалку в горы. Моя Татьяна уже успокоилась, больше не ворчит. Так что на рыбалку пустит».

Владимир отложил письмо в сторону и пошел в кухню.

— Ну, как ты думаешь, поедем в будущем году в Киргизию? — спросил он Берту.

— Nein! – замахала она руками. Потом, улыбнувшись, добавила: — Пузть лучше к нам. Сейде и Байтемира тоже не забудь приглазить. Пузть Германия позмотрят.

 

© Геннадий Дик, 2002. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора

 


Количество просмотров: 3176