Киргизская литература на рубеже XIX и XX веков

Статья из восьмитомной энциклопедии "История всемирной литературы"

"История всемирной литературы", подготовленная Институтом мировой литературы им. А. М. Горького РАН в сотрудничестве с рядом иных научных учреждений и организаций, — уникальное издание, рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи Древности до наших дней. Каждый том посвящен одному хронологическому периоду: 1-й — древнейшим литературам (вплоть до начала новой эры); 2-й — литературам III—XIII веков; 3-й — эпохе Возрождения (XIV—XVI вв.); 4-й — XVII веку; 5-й — XVIII веку; 6-й и 7-й — XIX веку; 8-й — мировой литературе на рубеже XIX и ХХ веков. Внутри тома изложение строится по культурно-территориальному принципу. Ко всем томам приложены синхронистические таблицы, в которых наиболее значимые литературные события наглядно представлены в едином хронологическом порядке.

История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Гл. редкол: Ю. Б. Виппер (гл. ред.), Андреев Л. Г., Г. П. Бердников, Д. С. Лихачев, Г. И. Ломидзе, Д. Ф. Марков, А. Д. Михайлов, Николаев П. А., С. В. Никольский, Б. Б. Пиотровский, Г. М. Фридлендер, Е. П. Челышев, Щербина В. Р. — М.: Наука, 1983 — 1994.

На титл. л. изд.: История всемирной литературы: в 9 т.

Статья К.Асаналиева "Киргизская литература на рубеже XIX и XX веков" опубликована в 8-м томе.

Т. 8 / Ред. коллегия тома: И. М. Фрадкин (ответственный ред.), А. М. Зверев, В. А. Келдыш, Н. С. Надъярных, С. В. Никольский, З. Г. Османова, К. Рехо, Н. Ф. Ржевская. — М.: Наука, 1994. — 848 с.: ил.

В настоящее время текст восьмитомника размещен в Фундаментальной электронной библиотеке «Русская литература и фольклор».

Адрес статьи К.Асаналиева: http://feb-web.ru/feb/ivl/vl8/vl8-2082.htm

______________________________________________________

Исторически сложилось так, что жизнь киргизского народа проходила вдали от основных путей мировой художественной культуры. Однако ему было суждено создать самобытную культуру и словесное искусство. Это искуство на протяжении столетий бытовало исключительно в изустной форме, в форме импровизации. До наших дней дошел древний эпос «Манас» в живом песнопении сказителей (за исключением некоторых записей, сделанных в конце XIX в.). Всеобъемлющее развитие импровизационной поэзии накладывает особый отпечаток на развитие художественной культуры киргизского народа в целом и на литературу конца XIX и начала XX в. в частности.

Завершение процесса добровольного вхождения киргизов в состав Российской империи знаменовало начало социального возрождения киргизского народа. Оно вызвало в духовной жизни народа резкие перемены. Проявились они и в возникновении литературного течения «Замана» («мир», «эпоха»). Устное бытование литературы заманистов было непродолжительным, а приверженцы ее немногочисленны. Первыми ее представителями были Калыгул Бай уулу (1785—1855) и Арстанбек Буйлаш уулу (1840—1882). Им принадлежат записанные уже в советское время отрывки из поэм в форме традиционного назидания «Тесный мир» и «Конец мира».

Но не эти устные авторские сочинения заманистов определяли характер развития словесного искусства киргизского народа. Центром эстетического обновления, главной его движущей силой оставались изустная поэзия и импровизаторская акынская поэзия во главе с Токтогулом.

Наследие заманистов получило как бы новый импульс в конце XIX в. с появлением во многом противоречивой, но безусловно яркой личности, какой был Кылыч Шамыркан уулу (1866—1917). В отличие от своих предшественников и современников акынов-импровизаторов, Молдо Кылыч, а также Тоголок Молдо (Байымбет Обдурахманов, 1860—1942), Ысак Шайбеков (1880—1957), Абылкасым Джутакеев (1888—1931), Токторалы Талканбаев (1869—1946) владели грамотой и записывали свои стихи. Они положили начало своеобразной письменной литературе, хотя авторское отношение к своим сочинениям было еще полностью ими не осознано. Дело в том, что зарождающаяся письменная литература не прошла последовательно-стадиального художественного развития, не успела овладеть представлениями о литературных родах и жанрах, ей также не пришлось соприкоснуться с эстетическим опытом более богатых и развитых художественных культур. За редким исключением она оставалась в пределах традиционной поэтики. Тем не менее она послужила промежуточным звеном на подступах к литературе современной эпохи.

Особенность литературы конца XIX и начала XX в. состоит в том, что она в силу объективных исторических условий (отсутствие национальной печати, издательского производства) не успела подняться до уровня книжной культуры, а бытовала в форме манускрипта. Художественное творение не стало собственно индивидуальным, в нем еще превалировало фольклорное начало. Вот почему провести четкую разграничительную линию между оригинальными произведениями и записями народных сюжетов бывает почти невозможно. Установление этапов формирования письменной литературы, т. е. осознанного авторства, осложняется еще и тем, что мы не располагаем ни одной рукописью, записью, достоверным автографом дооктябрьского периода, за исключением поэмы Молдо Кылыча «Повествование о землетрясении», которая была опубликована в 1911 г. в Уфе.

Сказанное касается также творчества Тоголоко Молдо, Ысака Шайбекова, Абылкасыма Джутакеева, Токторалы Талканбаева, литературная деятельность которых протекала в основном в советский период. Возникает вполне закономерный вопрос: если не сохранились ни рукописи, ни автографы, то на каких основаниях можно говорить о существовании манускриптной литературы дооктябрьского периода? Единственным основанием для такого утверждения может служить содержание и жизненный материал каждого конкретного произведения. Только жизненные ситуации и реалии, исторические обстоятельства и персонажи, изображенные в произведениях, позволяют хотя бы приблизительно установить время их создания.

Сами акыны смотрели на свои сочинения скорее как на средство прямого общения со своими соплеменниками, нисколько не подозревая, что их рукописи могут когда-нибудь стать духовным достоянием будущих поколений, поэтому о сохранности своих рукописей они не заботились.

Молдо Кылыч оставил довольно богатое и разнообразное наследие. Его произведения, кроме вышеупомянутой поэмы «Повествование о землетрясении», были опубликованы впервые в 1925 г. в подготовленной Б. Данияр уулу книге «Басни», куда вошли наряду с поэмой «Пернатые» и народные басни «Буудайык» (мифическая птица, похожая на орла), «Пир Буудайыка».

Наиболее полная публикация его произведений впервые была осуществлена в 1940 г. Творчество Молдо Кылыча свидетельствует о несомненном знакомстве поэта с некоторыми жанрами и строфическими формами восточных литератур. Об этом говорят названия его произведений, как, например, «Газель о руке», «Газель о птице», «Газель о верблюде». В отличие от своих предшественников и современников акынов-импровизаторов, он сочиняет стихи-газели, в которых возникают приметы художественной новизны, знаменующие собой приближение к традициям письменной литературы. В этом смысле его произведения являются первыми образцами, выходящими за рамки импровизированной устной поэзии. Эти созерцательно-описательные повествования о земле, о горах, о пернатых не только расширяли тематические горизонты традиционной поэзии, но и вносили нечто неповторимое, оригинальное в само восприятие природы и мира. «Вереница гор», «Бешеная вода» — это не просто поэтизация явлений природы, любование горными хребтами и буйством стихии, но весьма реалистическое изображение природных изменений, обновлений, своеобразная пейзажная летопись. Органическим продолжением его пейзажной лирики является поэма «Пернатые», в которой Молдо Кылыч обнаруживает не только глубокие познания в области орнитологии, но и понимание «птичьего мира». В емких и точных строках он создает психологически выразительный образ каждой птицы, обитающей в горах и степях Киргизии. Это уникальное произведение несет в себе не только познавательный смысл, но и содержит неоспоримые эстетические качества.

Одним из программных произведений, в которых нашло выражение мировоззрение Молдо Кылыча, является эпическое «Повествование о Чу». Автор описывает жизнь киргизов Чуйской долины после вхождения этого края в состав России. Повествование сосредоточивается вокруг центра долины города Токмака и его многолюдного и пестрого базара. Автор не случайно избрал самое оживленное место города. Здесь наблюдает он те новые явления, которые произошли в жизни киргизского народа в результате социальных перемен. Выходец из глубокого тянь-шаньского селения, впервые столкнувшись с городской жизнью, восхищается правилами и порядками, которые устанавливаются в Киргизии с приходом русских, восторженно отзывается об их образе жизни и быте. «Повествование о Чу» — это фрагментарные зарисовки, порою натуралистического, эмпирического уровня. Акын еще не вышел из сферы созерцательно-объективного восприятия окружающего мира, ему еще неведомо художественное обобщение, реалистический синтез. Поэтический дар особенно ярко проявляется в тех частях произведения, где автор скрупулезно и пространно повествует о флоре и фауне Чуйской долины.

Особое место в художественном наследии Молдо Кылыча занимает поэма «Эпоха скорби». В этой поэме, написанной в традиционной форме санатов (назиданий), автор размышляет о своей эпохе как о времени трудном и скорбном. Он реалистически описывает тяжелую долю простого народа, размышляет о распаде этических устоев, на которых держалось феодально-патриархальное общество, честно и добросовестно пытается объяснить суть зла, которому, как ему кажется, нет конца. В поисках истины Молдо Кылыч прибегает к сопоставлениям нравов и обычаев минувшего и современного, с нескрываемым страхом и болью обнаруживая в жизни соплеменников отступления от незыблемых правил шариата, о которых он судит с точки зрения ортодоксального мусульманина, с позиций правоверного защитника чистоты исламской религии. Хотя Молдо Кылыч с восторгом отзывался о ростках нового в киргизской жизни, которые появились в результате более близкого общения с русской культурой, он не смог подняться до уровня понимания исторической перспективы этого исключительного по значению события, что предопределило в конечном счете историческую ограниченность его мировоззрения.

Начало творчества другого выдающегося представителя рукописной литературы Тоголока Молдо (Байымбета Абдрахманова) по времени совпало с деятельностью Молдо Кылыча. Но, в отличие от своего современника, Тоголок Молдо прожил долгую жизнь, значительная часть которой пришлась на советский период. К сожалению, дооктябрьские рукописи Тоголока Молдо тоже не сохранились. С помощью поэта они были ретроспективно восстановлены и реконструированы уже в послереволюционные годы. Тоголок Молдо обращался к таким жанрам и формам устной поэзии, как причитания, жалобы, басни. Он активно занимался собиранием народных поэм-аналогов, эпизодов из эпоса «Манас». Его «Причитание жены дехканина», «Причитание жены кузнеца», «Жалоба девушки, выданной за старика», «Жалобы девушки, выданной за подростка», хотя и посвящены конкретным событиям, опираются на традиции устно-поэтической лирики. Басни же «Как собака хотела сшить войлочный халат», «Волк и Лиса», «Журавль и Лиса», «Осел и Соловей» свидетельствуют о знакомстве акына с Крыловым, чьи произведения были включены в то время в хрестоматию казахского просветителя Ибрая Алтынсарина. В сатирических поэмах «Кемчонтой» (буквально «Горемычный мешок»), «Баловень Телибай», используя фольклорно-сатирические мотивы, Тоголок Молдо высмеивает представителей имущего класса, создает реалистические образы самодуров и «недорослей» киргизского общества. Художественная зоркость Тоголока Молдо проявилась в том, что на первый план им выдвигается образ киргизской женщины; он подчеркивает ее трудолюбие, женственность, чувство материнского долга.

Вершинным достижением Тоголока Молдо является поэма «Земля и ее дети». Автор размышляет о законах возникновения и развития жизни на земле, пытается осмыслить взаимообусловленность и взаимосвязь природных явлений. Поэма построена в форме диалога-состязания между тремя стихиями: Водой, Ветром и Огнем. Стремление понять и объяснить суть этих явлений свидетельствует о повороте творчества Тоголока Молдо в сторону философского познания действительности.

Один из видных представителей рукописной литературы Исак Шайбеков оставил сравнительно небогатое наследие. Владея письменными стихотворными формами, он, однако, не считал литературный труд своим призванием, смыслом жизни. В поэме «Кайран эл» речь идет о судьбе той части киргизского народа, которую царская администрация вынудила уйти в Китай после поражения национально-освободительного движения в 1916 г. Поэма, написанная по горячим следам событий, непосредственным участником которых был акын, заняла особое место в истории киргизского художественного слова. В поэме «Кайран эл» нет традиционного сюжета, интригующей фабулы. Тем не менее поэма динамична, внутреннее напряжение ее создается точными наблюдениями и достоверными описаниями. Беды народа одна за другой нанизываются на нитку повествования, и автор как бы намеренно обрекает себя на бытовизм и эмпирику. Детализация описаний составляет главное художественное своеобразие поэмы, позволяя создать впечатляющую картину народных страданий, высвечивая исторически фатальные ошибки, связанные с решением киргизов покинуть родную землю в поисках лучшей доли.

Киргизская рукописная литература не успела пройти путь эволюционного развития. На заре своего становления она столкнулась с другим феноменом — рождением письменной литературы, которая формировалась на основе новой эстетики — эстетики, связанной с социалистическими идеями. Возникшая в конце XIX в. рукописная литература уже в 20—30-е годы влилась в русло киргизской советской литературы как один из ее животворных источников.

© Асаналиев К.А., 1994.

Материалы предоставлены проектом Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература и фольклор» — http://feb-web.ru/