Кара господня

Где-то в неведомой стране произошла природная катастрофа – на города движутся бесчисленные полчища крыс, размножившихся в одночасье. На фоне ужаса, растерянности горожан разворачиваются и другие истории – по-настоящему детективные…

Впервые опубликовано в журнале "Литературный Кыргызстан" №1 за 2008 год

  Я никак не мог сбежать из этого города, что-то словно держало меня здесь, а что я и сам не мог понять. 
      Линия войны неотступно приближалась к уютным продолговатым каньонам микрорайонов, к элитным жилмассивам загородных вилл, к скалам высотных домов, омываемым зелеными волнами центрального сквера. Никто не знал, когда это придет, никто не ведал, с какой стороны, но я читал ужас в глазах соседей, встречавшихся по утрам на лестнице. Растерянность притаилась в складках лица продавщицы из магазинчика, где я обычно покупал сигареты. Печать обреченности была в изуродованных, кривых и удлиненных лицах прохожих, отражавшихся в стекольных провалах газетного киоска, где больше не продавали газет и журналов. Их никто здесь уже не читал, потому что слухи менялись так скоро, что любая информация устаревала мгновенно… 
      – Вы слыхали? – говорил мне на остановке толстый невысокий господин. – Вчера в речной порт зашло пассажирское судно "Эванс". Оно увозило вверх по реке беженцев из приморских курортов. Когда судно пришвартовали, то там никого не оказалось, оно было пустым! Ни одной души! Но зато все трюмы кишели крысами. Полицмейстер приказал прострелить борта речного парохода ниже ватерлинии, чтобы эти твари не попали в город, а затонули вместе с посудиной. "Эванс" пошла ко дну за пару минут, но темная масса пищащих грызунов, оставшихся на воде, ринулась к берегу. Сколько по ним не стреляли из пулеметов, но часть из них все-таки добралась до берега, и они вошли в нижние районы города. Клянусь вам.
      Он неожиданно вжал голову и отстранился от меня так, словно был со мной не знаком. Мимо прошел вооруженный патруль. Господин полицмейстер борясь со слухами, приказал расстреливать и вешать сплетников и паникеров. У бизнес-центра недавно повесили на больших электронных часах двух человек за "распространение паникерских настроений". Один из них оказался бывшим редактором местной газеты, другой клоуном из балагана. Я был знаком с последним. Мы иногда выпивали по кружке пива в баре, что находился в парке, за цирковым шатром. Клоун был пессимист, и почему до сих пор не уехал отсюда, я не мог понять.
      Мой друг Мартин так же хотел убраться отсюда подальше уже давно. Мартину здесь не везло. Его компания разорилась, на нем висели большие долги, он продал дом, у него угнали дорогую машину, ушла жена с ребенком. В принципе его ничто здесь не держало еще до нашествия крыс. И вот, когда он с массой других беженцев попытался сесть на поезд, идущий на запад, в давке и толчее, поскольку желающих ехать было больше, чем пассажирских мест, его столкнули во время отправки состава на рельсы, и беднягу Мартина разрезало пополам. Очень странная мне пришла недавно по этому поводу мысль. Возможно, ему и не стоило покидать эти места. Да здесь Мартину не везло, он прозябал и терпел неудачи, но он жил, а, отправившись искать лучшей доли, он погиб. Мартин принадлежал этому городу. Порой и у меня возникало мрачное ощущение того, что этот город вцепился мертво хваткой в нас. Теперь я делил людей на две категории: на тех, кому дано выбраться отсюда, и кто обречен, остаться здесь. Словно посвященный в хиромантию, я различал таковых по рисунку морщин и мимике лицевых мышц. Быть может, это было и сумасшествием, но больше ничем другим занять я себя не мог. Каждый раз по утрам я всматривался в зеркало в своей ванной комнате, ища признаки обреченности на своем лице.
      — ...Брехня, – сказал мне, на весть о том, что крысы вошли в город через речной порт, один русский, хотя себя он называл адыгейцем. – В Сибири из городка, где я жил, сбежали все кошки, все до одной, почуяв, что приближаются эти серые твари. А здесь пока еще кошки водятся. 
Я посмотрел на него. Если исходить из разработанной мною системы, то расположение морщин на его лбе говорило о том, что он был обречен остаться здесь. Адыгеец, ничего не подозревая о своей судьбе, кивнул в сторону зловонных мусорных баков, стоявших вдоль домов. Квадратные пасти контейнеров были забиты отходами, так что содержимое вываливалось наружу и лохмотьями свешивалось с краев железных ящиков. Среди всего этого зловония и смрада в поисках съестного копалось несколько худых, ободранных, видимо, покинутых хозяевами, кошек. Мусор последнее время вывозился не регулярно, несмотря на все декреты и постановления местного муниципалитета и лично господина полицмейстера.
      — Ну а как же Робен, куда он смог пропасть? – задал я вопрос, который мучил всех жильцов нашего дома последние дни. У нас за последнюю неделю исчез третий жилец. И это пугало всех соседей. О Робене и остальных пропавших мы ни куда не сообщали. Даже подозрение о том, что в здании могут быть крысы, может привести к тому, что всех жильцов выселят в течение часа, не разрешив взять каких-либо вещей, а здание полностью взорвут, чтобы под его останками погубить крыс. И учитывая общие панические настроения, мы могли бы остаться просто без крыши над головой.
      — Может, он уехал отсюда? – предположил мой собеседник. 
      Уезжали люди теперь часто, не предупредив никого, бросали квартиры, работу, близких, садились в машины, поезда и, отправляясь к далеким родственникам, к знакомым, друзьям или просто бежали в неизвестность, туда, где еще не было крыс. Беженцы скапливались тысячами на вокзалах и аэропортах. Междугородние автотрассы были забиты стальным потоком автомобилей, простаивающих в дорожных пробках целыми сутками. Многие из уехавших из нашего города последнее время вскоре возвращались уставшими, измученными уже без машин. Авто бросали в многокилометровых пробках или оставляли на обочине дорог, так как кончался бензин, а все бензоколонки вдоль трасс были уже давно пусты потому, что автоцистернам не возможно было пробиться к заправочным станциям через потоки беженцев.
      — Если Робен покинул город, то, скорее всего, удрал бы отсюда на своем "Бентли". Но его машина стоит в подземном гараже. Он был помешан на дорогих машинах и просто так ее не бросил бы. В крайнем случае, перед отъездом попросил бы кого-нибудь из соседей приглядеть за своей четырехколесной красавицей.
      — А Вольф? Он жил вполне замкнуто и если куда и отправился, вряд ли стал с кем-нибудь делиться своими планами.
      — Вольф да. А вот Ван Рейн?
      — А что Ван Рейн, жена от него ушла, жил одиноко, – возразил мой собеседник.
      —  Я ему был должен крупную сумму и если он бы решился на переезд, уж обязательно бы спустился на пару этажей и спросил перед отъездом с меня должок.
      — Да это верно, – согласился русский, – ему здесь должны были многие.
      Ван Рейн бывший работник банка после того, как учреждение было закрыто, торговал кокаином. Ходили слухи, что он нашел схрон наркоторговцев, которых или расстреляли конкуренты, или они сами сбежали из города, бросив свое зелье. Ван Рейн был осторожен, продавал порошок только своим знакомым, и тут ему многие были должны.
      — Что же с ними могло случиться?
      — Крысы, – уверенно сказал адыгеец. – Я слышал, есть особая порода, они намного крупнее, чем остальные их сородичи. Что-то вроде особых подразделений. Такие особи проникают небольшими группами в населенные пункты, чтобы не привлекать внимание большим количеством перед приходом основных масс. Они нападают и убивают людей, а трупы прячут в канализационных трубах. Их специально вывели в Китае для военных целей. У этой особи есть особый ген – ген ненависти к человеку. Они должны были, как диверсанты запускаться в военные порты, чтобы проникать на вражеские подводные лодки и уничтожать экипажи, ликвидировать высший командный состав. Да, вообще, вся это из-за военных экспериментов над этими грызунами. Крысы-мутанты вырвались наружу, скрестились с дикими особями, и случилось то, что случилось.
      Сколько я слышал, читал таких вот историй и предположений за последние месяцы.
      – Так вы думаете, в нашем городе есть крысы-убийцы? – задал я вопрос, которым мучились тысячи горожан в эту минуту. 
      Мы сидели на парковой скамейке, покуривая сигареты в большом, растерянном городе, спешно и хаотично готовящемся к обороне. Ветер лениво шевелил наши волосы и листву на деревьях. Кошки возились в мусоре, птицы на ветвях над нашей головой пересвистывались-переговаривлись о чем-то своем. Мы были беззащитны в этой неспешности и неотвратимости, а они в это время шли, шли, шли.
      Они перекатывались по планете грязно-бурыми волнами, их число миллионы, и ничто до сих пор не могло остановить нашествие крыс. Эти твари объявили нам войну. Они передвигались невидимыми для человеческих глаз по тайным подземным переходам, кротинными тоннелями, лесными тропами, канализационными трубопроводам, невероятным образом пробирались и заполняли железнодорожные вагоны и трюмы кораблей. Отравляющие вещества, огнеметы и самые современные электронные ловушки не могли остановить их победного шествия. Они проникали всюду, они перегрызали внутреннюю электропроводку у бомбардировщиков, летевших бомбить их орды и железные птицы падали вниз на города и селенья. Крысы ослабляли клепки корабельных обшивок и суда шли ко дну вместе с грызунами. Армия, полиция, спецподразделения, натасканные и готовые отразить нападения врага, вооруженного технической мощью, были бессильны перед ними. Крысы брали без боя город за городом, уничтожая все съестное, останавливая работу транспорта, повергая мир людей в хаос. Цивилизация оказалась слишком тонкой и хрупкой вещью: предприятия разорялись, падал курс валют, люди дичали, бандиты брали верх в городах, охваченных паникой, грабежами и убийствами. Население бежало из мегаполисов, грабя по дороге фермы. Вооруженные группы объединявшихся фермеров, защищая свое имущество, истребляли толпы бегущих горожан…

   Вечером я долго стоял у открытого окна, впуская влажные сумерки внутрь квартиры. На горизонте свинцовый изгиб реки плавно выходил из-за темных наростов зданий, которые словно подводные кораллы и полипы нависали над съежившимися улицами и площадями. В дверь постучали. Я отошел от окна, взял с журнального столика пистолет и заткнул его за пояс. На всякий случай. Стук повторился снова. В общем-то, видеть никого не хотелось, но раз пришли, что же делать. Я прошел в прихожую и открыл дверь. Это была мадмуазель Лили. И хотя ее лицо было сокрыто вуалью, я ее узнал. 
      Мадмуазель Лили ездила на спортивном, с открытом верхом красном "Феррари", самой последней модели. Мадмуазель Лили была девушкой высокомерной, ее приветливую улыбку хранили лишь обложки модных журналов. Мадмуазель Лили была занятой девушкой, ее жизнь разрывалась между яхт-клубом на побережье, конюшнями и небольшой собственной парфюмерной фабрикой. Она презирала серую жизнь и скучных людей, каких, впрочем, большинство. Мадмуазель Лили была дочерью хозяина банка. В наш дом она и ее отец переехали недавно, купив пентхаус. Свой особняк за чертой города они бросили, как и многие другие богачи этого курортного города. Ее отец недавно скончался от сердечного приступа. Поговаривали, произошло это оттого, что крысы пробрались в подвалы и хранилища его банка и сожрали все деньги и ценные бумаги, хранящиеся там, и старикан этого не пережил.
      Моя вечерняя гостья была вся в черном: короткое платье, явно от знаменитого парижского кутюрье. Большая темная шляпа с вуалью, черные перчатки ажурной сеткой скрывали ее руки по локти, стройные, словно, выточенные ножки в черных чулках оканчивались бархатными аккуратными туфельками.
      Она откинула темную сетку, скрывавшую лицо: 
      — Вы меня пропустите?
      Я отошел в сторону. И она проскользнула внутрь. За ней потянулся густой шлейф из сложных парфюмерных ароматов, хвост которому я отсек, закрывая дверь.
      Она стояла, замерев посреди комнаты, смотря в окно. 
      – Пейзаж из вашего окна напоминает мне чем-то картины Ван Гога, – сказала она, обернувшись ко мне. Дочь банкира была права, столько лет я провел в этой комнате и так и не смог оформить этой мысли, что витала в моем сознании. Впрочем, сейчас меня волновал совсем другой вопрос: что привело дочь банкира ко мне? 
      — Я долго выбирала среди жильцов, которых я видела, и остановилась на вас, – сказала молодая женщина, словно прочитав немой вопрос в моих глазах.
      — Что вы имеете в виду?
      — Я выбираю вас. Я хочу быть с вами. Вы мне показались наиболее достойным.
      — Достойным из кого?
      — Из остальных жильцов этого дома.
      — Я карточный шулер.
      — Какая разница.
      — Завсегдатай казино. Игрок.
      – Это не страшно. Я больше не могу оставаться одна, мне тоскливо. Мне страшно находится в тишине пустой квартиры. Всю ночь сидеть в темноте на кровати и ждать. Ждать и ждать, когда они придут за мной. Я устала от вслушивания в каждый шорох, в каждый звук, рождаемый тьмой. Я устала от этого ожидания, я устала от этой тишины, которая звенит в моей голове и сводит меня с ума. Я не спала уже, кажется, целую вечность.
      Свет в люстре затрепетал, словно сердце умирающего, и, наконец, смигнув последний раз, окончательно погас. Мы мгновенно остались в темноте, словно оказались под черной водой. Моя гостья вскрикнула, и больно впилась мне в руку. 
      – Что это может быть? – шепотом спросила она.
      – Отключили электричество, такое часто теперь случается. 
      Мы невольно прислушались к тишине. В темноте есть какая-то магия, как только исчезает свет, все вокруг наполняется шорохом, потрескиванием, что-то оживает, шевелиться, дышит и нам кажется, что мы слышим то, чего не слышим и не ощущаем при свете… 
      Они перегрызают кабели и провода, они проникают в дома через трубопроводы, вентиляционные шахты и шахты лифтов. Мы стояли в темноте и слышали как тысячи, тысячи розовых лапок скреблись в бетонные стены, карабкались по перепутанным проводам, как по канатам. Дом, как старый проеденный пень, просто наполнен ходами и тоннелями, скрытыми от нашего взгляда, по ним они могут беспрепятственно добраться до нас.
      Что может сделать один маленький зверек с крепким здоровым человеком? Но если их тысячи с жесткой шерстью, злобными глазами и ненавистным писком! Страх не имеет логики, и когда представляешь, как их цепкие лапки перебирают по твоему телу, начинают карабкаться по одежде, как колючая, вонючая шерсть прикасается к коже и как начинаешь сбрасывать их с себя, а они пищат, цепляются и впиваются мелкими злобными своими зубами в тело, то при этом невольно охватывает ужас.
      Тяжелее всего было пережить ночь, потому что вместе с темнотой приходил животный, дикий страх. Китаец Ван заколотил туалет, предварительно забив унитаз, потому что боялся, что крысы, когда войдут в город, доберутся до него по канализационной трубе. Больше всего у него был страх перед тем, что это случиться ночью, когда он будет спать и они загрызут его спящим…
      – Слышите, вон там, в углу? – прошептала почти самыми губами у моего уха мадмуазель Лили, встрепенувшись телом при треске в углу.
      — Перестаньте, их нет в городе, – чувствуя, что ее волосы щекочут мне лицо, попытался успокоить ее я.
      — Вы сами знаете, там проходит вентиляционная шахта, они могут пробраться оттуда к нам, – она скоро выхватила из сумочки тускло блеснувший пистолет, целясь в угол комнаты. Я успел схватить ее за руку, предотвращая выстрел.
      За окном вдруг завыла автомобильная сигнализация, разрывая плотную паутину тишины. Мы замерли. Что могло заставить заработать сигнализацию: вор, кошка или все-таки проскользнувшая крыса? Тут же из окна соседней квартиры раздалась, захлебываясь от злобы, автоматная очередь. За стеной жил, инженер системных технологий, создатель компьютерных игр. Он не расставался с автоматом, и я немного завидовал его бешеной ненависти к крысам. Всполохи автоматного огня были видны через окна и в нашей комнате. В секундных перерывах между очередями было слышно, как пули пронзают капот, двери и крышу воющей машины.
      Он палил невозможно долго. Звук автоматной очереди бил по нашим барабанным перепонкам, так, словно готов был пробить их насквозь, чтобы потекла кровь из ушей. Мадмуазель Лили закричала от ужаса. Я прижал ее к себе, чтобы не слышать еще и ее крика. Когда мы оказались в тесном объятии тел, вжимая друг в друга упругую плоть, она стала меня жарко целовать: 
      — Давайте радоваться, давайте веселиться, включим музыку, будем танцевать, смеяться, пить вино, кричать, – шептала она. 
      Я почти силой оторвал ее голову от себя, заглядывая в блестящие во мраке глаза. Мне показалось, что девушка сошла с ума: она смеялась, плакала, и в глазах ее было безумие. Я несколько раз наотмашь хлестнул ее по лицу.
      Она затихла, и я понял, что автомат уже давно перестал бить, а мы стоим на коленях на полу в свете луны. Ее плечи сотрясались от плача.
      – Идиот, болван, я пришла к нему, а он….
      – Прекрати! Пойдем со мной, – я решительно поднялся на ноги и рывком поднял с пола ее. 
      – Куда? – спросила она. 
      — Тебе надо отдохнуть, – я втащил ее в спальню, откинул покрывало на кровати. Я уложил девушку, снял с нее туфли и накрыл легким одеялом. С туалетного столика я взял небольшую коробочку и выкатил на ладонь небольшой зеленый шарик. Это не раз помогало мне снять напряжение и уснуть после долгой серьезной игры, когда на кону стояли большие деньги.
      — Вот выпей, – я подал ей стакан с водой.
      – Что это? – она настороженно посмотрела на меня. 
      – Не спрашивай. Выпей и все, – приказал я. – Ты уснешь, а когда проснешься, все будет по-другому.
      – Ладно, я согласна, даже если это яд, я все равно выпью, – она попыталась робко улыбнуться.
      Я подал ей стакан воды.
      Она откинулась на подушку. Я взял салфетку и, смочив ее оставшейся водой, стер помаду с губ девушки, отцепив заколку, распустил волосы, позволяя им разметаться по подушке. Еще минуту назад она была эффектной, яркой девушкой, теперь со спутанными волосами и большими доверчивыми глазами, которыми она смотрела на меня снизу вверх, она была похожа на большого ребенка. Девушка откинулась на подушку.  
      — Спи, – я встал с края постели.
      — Не уходи, останься рядом, – попросила она.
      Я пододвинул стул и сел напротив ее лица, так, чтобы, засыпая, она могла видеть меня. Веки ее сомкнулись под тяжестью приближающегося сна, дыхание стало ровным и почти неслышным. 
      Сидя на стуле, через окно я наблюдал за ночными оставшимися без света улицами. Окна были редко освещены свечами, лампами. Никто не развлекался, никто не слушал музыку. Люди сидели в своих темных, как норы, квартирах и впитывали тишину, шорох и скрип, по которым можно было определить, что крысы вошли в город. Некоторые жители собирались на квартирах несколькими семьями или уходили в кинотеатры, в которых больше не показывали кинофильмов. Они заполняли целые залы и впадали в какое-то страшное оцепенение, сидя в большом темном зале, с открытыми глазами, без единого звука и слушали, слушали, слушали…
      Когда я понял, что девушка крепко уснула, я вышел из спальни, нашел в темноте соседней комнаты ее сумочку. Вынул из нее тяжелую связку ключей, рядом с которыми лежала баночка. Открыв ее, я обнаружил внутри какой-то порошок. Это был кокаин. Пожав озадаченно плечами, я забрал ключи и тихо вышел из квартиры.
      На лестничной клетке я встретил консьержа. Он стоял у одной из квартир и махал мне рукой.
      — Леон повесился, – он открыл дверь в сушильное помещение и посветил фонариком внутрь. Я увидел продолговатую фигуру, повисшую между потолком и полом. 
      – Вы поможете мне его снять? – спросил консьерж. 
      — Вызовите скорую или полицию, они с этим справятся без нас с вами. 
      — Вряд ли они приедут так скоро, думаю раньше завтрашнего вечера мы их не дождемся, – печально заметил он. – Все службы стали так плохо работать, несмотря на то, что введено особое положение и строгая дисциплина. 
      — Вот именно, поэтому они плохо и работают. А вы не знаете, почему он это сделал?  
      Поль пожал плечами. Консьерж мне мешал, и от него надо было как-то избавиться. 
      – Кстати, – сказал я, и залез в карман брюк повешенного, достав портмоне. 
      — Заберите это, а то, когда его увезут в морг, деньги все равно пропадут. 
      — А это удобно? – заметил консьерж. Было видно, что деньги ему хочется взять, но он чего-то боится. 
      — Может послать его жене? – спросил он меня. 
      — Куда? Мы все равно не знаем, в какой город он отправил свою семью. 
      — Да, вы правы, – согласился Поль и спрятал бумажник у себя. Деньги, перекочевавшие из кармана повешенного в карман консьержа, сделали нас соучастниками небольшого преступления. «Тем лучше подумал я, в случае чего он будет молчать». 
      — Я пойду вызову полицию и медиков, – сказал Поль. Я не стал препятствовать этому.
      Когда консьерж исчез, я отправился в пентхаус мадмуазель Лили. Меня интересовали всё: деньги, драгоценности, золотые изделия. Ключ от ее "Феррари" был тоже на связке, находившихся у меня. Судьба мне улыбнулась, я вскрою эту девочку, выгребу все ценности из ее сейфов и шкатулок и возможно даже этим утром укачу на ее машине из этого проклятого места. Торчать здесь и сходить с ума мне нисколько не улыбалось. Единственное, что мешало мне до этого покинуть этот гиблый город – отсутствие собственного авто и свободных средств, чтобы пуститься в далекое путешествие. 
      Пентхаус занимал весь последний этаж и был похож по своим размерам и по обстановке на дворец. Через большие окна, расположенные прямо в потолках залов в виде стеклянных пирамид, в атриумы заглядывало звездное небо. К тому же здесь работало автономное электропитание и, в отличие от всего дома, свет в залах мадмуазель Лили горел ярко и празднично. Надо признать, что этот факт значительно облегчал мое блуждание по здешним апартаментам. Среди многочисленных комнат было трудно найти кабинет или спальню, где могли бы храниться драгоценности и деньги. Вскоре переходя из какого-то коридора, я попал в кухонное помещение. Мое внимание привлекли большие двери холодильных камер, вмонтированных в стену. Там могла бы найтись и баночка с пивом. Потягивая прохладный напиток мне было бы намного приятней совершить вояж по этому дворцу. Первая из холодильных камер оказалась мясохранилищем размером с небольшую комнату. На крючьях висело несколько разделанных бараньих и свиных туш, но то, что лежало на полу, заставило меня вздрогнуть.
Они лежали на металлическом полу синие, замерзшие, совершенно обнаженные, и самым страшным были их оскалы, застывшие на лицах, полных блаженства или удивления. 
      Странный звук у меня за спиной заставил меня, повинуясь инстинкту, бросится на пол. Последовал глухой хлопок, и пуля, влетев, как бешеная муха в холодильную камеру, пробила заднюю стенку. Пригнувшись, я бросился к большому разделочному столу вглубь кухни, возвышавшемуся посреди помещения. Определив, что, скорее всего, стреляют из темного проема соседней комнаты и, прячась за металлическими стенками стола, я метнулся в противоположную дверь. Пули преследовали меня, каждый раз запаздывая лишь на долю секунды. Судя по выстрелам, палили из пистолета, и магазин должен был быть уже на исходе, если, правда, у моего убийцы не было припасено еще кое-что.

   Перебежав через очередной коридор, я оказалось в зимнем саду или оранжерее, во всяком случае, тут было до черта всякой растительности, зеленевшей в горшках и деревянных ящиках. Пара пуль с жужжанием ворвавшаяся вслед за мной, всполошила птиц, висевших в клетках, поднялся такой гам и кукарекание, что я думал народ сбежится со всех этажей дома. Дальше я выскочил в картинную галерею и через большой холл в комнату, заставленную платяными шкафами, идущими вдоль стен. В одном из них я и нашел себе прибежище. Сидя в шкафу, среди свешивающихся мне на голову штанов и пиджаков, видимо оставшихся от папаши-банкира, я смог перевести дух. Меня знобило и вовсе не от холода, поскольку голова была мокрой от бешеного бега по здешним помещениям. В шкафу я почувствовал себя в безопасности настолько, что вспомнил о наличии у себя пистолета. Я оставил небольшую щель между дверью и стенкой шкафа, чтобы обозревать входную дверь в эту комнату. Теперь я мог даже с некоторой выгодой для себя поиграть с моим неизвестным убийцей в кошки-мышки и проделать в нем пару отверстий, если он сунется в эту комнату.
      Сколько я так просидел, затаившись и прислушиваясь к каждому шороху в этом доме, сказать было трудно. Возможно около часа, хотя все это время для меня протянулось вечностью. И я думал, что уже наступило утро, но когда я выскользнул из своего убежища и вышел в атриум, то через окно в крыше увидел все еще ночное небо. Пускаться на поиски сокровищ мадмуазель Лили мне уже не хотелось, единственным желанием было поскорее убраться отсюда. Проблуждав среди комнат, я снова набрел на входные двери.
      Выбирался я из пентхауса, как мышь из ловушки, приготовив пистолет и ожидая засады за дверью. Там никого не было. С колотящимся сердцем я вызвал лифт. Его кабина была пуста и как только закрылись двери подъемника, я почувствовал себя счастливой мышью, выбравшейся из мышеловки. Все-таки я карточный шулер, а не гангстер. 
      Пока лифт полз вниз, я мог немного поразмышлять над всем произошедшим в апартаментах банкира. Кто же мог палить в меня? Охрана? Или я столкнулся с такими же грабителями? Охрана маловероятна, иначе бы стрелявший не ретировался так скоро. Это мог быть и Поль, он видел, как я отправился на верхний этаж и мог последовать за мной. Но тут было одно но: когда я вошел, дверь закрыл на замок, откуда у консьержа мог быть ключ от апартаментов мадмуазель Лили? Да и зачем ему было стрелять в меня, на убийцу он мало походил. А может это мадмуазель Лили? Но снотворное было слишком сильным, по моим подсчетам она должна была крепко проспать часов восемь, как минимум. 
      После этой охоты я почувствовал, что моим нервам нужен хороший допинг в виде нескольких глотков алкоголя. Не доезжая до своего этажа, я остановил лифт. На этой площадке поживал Шале, мой карточный партнер. Иногда мы с ним объединялись, чтобы распотрошить набитый бумажник какого-нибудь толстосума, любящего раскинуть картишки. Перед самым нашествием крыс Шале обыграл хозяина винного магазина, который расплатился за свою слабость к азартным играм несколькими ящиками алкоголя. Пока Шале великодушно разрешал прикладываться к его запасам спиртного. 
      Как это ни странно входная дверь в его квартиру была открыта. Сам хозяин сидел у потухшего телевизора с широко открытыми глазами, не подавая ни каких признаков жизни. Я прошел в кухню, разыскал бутылку коньяка и налив себе, вернулся в комнату. Хозяин оставался безучастным ко всему. Я потряс его за плечо. 
      – Что с тобой? 
      — Они переплыли через Ла-Манш и напали на Британию, это передавали по телевизору перед тем, как отключить свет, – прошептал он. 
      — Ну и что? – спросил я. 
      — Мы потеряли с островом связь, никто не знает, что там сейчас происходит. 
      — Кто это мы? – не понял я. 
      — Мы – это человечество. 
      — Человечество, – захохотал я. Странно слышать от мошенника и карточного шулера такие высокопарные слова. – Человечество – это те, что, стремятся к чему-то большому и светлому, мы не человечество, мы кучка дерьма, которое смердит.
      Я сделал большой глоток прямо их горла бутылки. 
      – Что с тобой? – спросил равнодушно он. 
      – Меня хотели убить. 
      – Крысы? – серьезно спросил Шале. 
      – Нет. 
      – А кто? 
      — Не знаю. Сам хотел бы понять. 
      То, что я увидел в холодильной камере мадмуазель Лили, вновь подняло неприятную муть в моем желудке, которую я погасил большой порцией коньяка. 
      — Ты знаешь, – сказал он, – я читал в одном журнале, что крысы обладают гипнотическими способностями, и могут являться окружающим в образе какого-нибудь человека. Они могут жить среди нас, не вызывая никаких подозрений. Они могут внушать нам, что они – это мы, люди и уничтожать нас. 
      — Ты думаешь, мадмуазель Лили – крыса? – усмехнулся я. 
      — Почему мадмуазель Лили? – не понял Шале.
      — Потому что в ее огромном холодильнике я нашел трупы Робена, Ван Рейна и Вольфа.
      – Быть этого не может! – удивился он. – Такая красивая девушка, я был бы не прочь с ней переспать. 
      – Если она тебе это предложит, – вспомнив ее визит ко мне, заметил я, – лучше откажись.
      – Как ты думаешь, а у нее есть хвост? – очень серьезно спросил Шале.
      – Вполне возможно, но усов у нее нет, это точно.
      – Тогда мы должны загнать эту тварь в угол и пристрелить, – решительно выпалил Шале. – Сейчас я найду свой дробовик и весь ее гипноз к чертям собачьим!
      Он воинственно встал и отправился в соседнюю комнату. Его подозрительно долго не было. Я проторчал в темной комнате минут двадцать, а затем заглянул в соседнее помещение. Шале сидел на диване с початой бутылкой бренди в руках.
      – Ты знаешь, я сидел сейчас, думал и решил, что пожалуй никуда не пойду, – сказал он мне. – Если мадмуазель Лили и есть крыса, то какая разница одну или две мы убьем. Ведь они все равно придут к нам и возьмут нашу жизнь.
      Я кивнул головой и ушел от Шале.
      Я подошел к дверям своей квартиры. Палец, лежавший на курке пистолета, нервно подрагивал и казался одеревеневшим от напряжения. Из всех моих чувств были обострены только слух и зрение.
      Дверь была заперта. Открыв ее своим ключом, я замер на пороге, всматриваясь во тьму. Шелохнувшаяся в голове мысль предложила отступить, переждать эту ночь у Шале и уже при свете дня разобраться, кто же в меня все-таки стрелял. Я подавил ее, как окурок в пепельнице, и обливаясь липким потом, пригнувшись, вошел в квартиру. Я скользил от стола к шкафу, от торшера к дивану, стараясь все время быть под прикрытием мебели, а спина всеми своими нервными окончаниями вопила о своей беззащитности. Три комнаты до спальни показались мне самим долгим и страшным путешествием в моей жизни. Я осторожно толкнул дверь спальной комнаты и прислушался к тишине. Слух мой был настолько напряжен, что я с порога отчетливо услышал ровное дыхание мадмуазель Лили. А кто же еще здесь мог быть? Тихо ступая, я подошел к кровати. Это была она. Но ведь она могла вернуться обратно и снова лечь в постель. Мои глаза растерянно заскользили по залитой лунным светом комнате, выискивая, то чтобы могло натолкнуть на свидетельство происходившего здесь во время моего отсутствия. Туфли. Я не мог вспомнить, как лежала ее обувь, когда я покидал эту комнату. Была еще одна спасительная мысль: вернуться в зал, найти пистолет миллионерши и проверить его магазин. Но я не успел. Она открыла глаза и… улыбнулась мне.
      — Вы ужасно топали своими ногами, пока я спала. Почему у вас в руках пистолет? Вы что охраняете меня от крыс с оружием в руках?
      В свете луны ее глаза были так искренни, а улыбка столь мила и чиста, что мне захотелось спрятать оружие подальше. 
      — Мне показалось, что в квартире кто-то есть.
      — Боже, как интересно, – она села на кровати, подобрав колени к своему подбородку. – Вы мне дали замечательное лекарство, мне легко и весело. Признайтесь это наркотик?
      «Наркотик, меня словно ударило током. Это был ключ к разгадке. Какой я еще и сам толком не мог понять. Кокаин был в ее сумочке. В ее холодильнике лежал продавец наркотиков». К сожалению, я был игрок, а не громила. Возможно, надо было бы намотать ее волосы себе на кулак и бить лицом по стене, размазывая ее кровь по обоям, чтобы узнать, кто палил в меня в ее квартире. Я был, к сожалению, игрок и лишь принял правила ее игры.
      – Вы не употребляете наркотиков?! – изумился я и соврал. – Робен мне рассказывал, что вы покупали у него порошок.
      — Мужчины сплетники не меньше, чем женщины. Я не удивлюсь, что он рассказывал всем, что я спала с ним.
      Она дотянулась до столика и взяла заколку для волос, чтобы привести их в порядок.
      Только женщины и кошки могут прихорашиваться с такой грацией и очарованием, что смотреть на это можно бесконечно.
      — Спасибо за то, что возились со мной, – она резко откинула покрывало, ноги мелькнули в полумраке так, что я мог увидеть нижнее белье. Вряд ли это было случайно. Она совращала меня, она уводила разговор от Рабена. Сейчас она соберется и уйдет, оставив меня как дурака.
      — Я был у вас в квартире и увидел труп Рабена.
      — Что? – она засмеялась. – Как вы сказали?
      — Труп Рабена в вашем холодильнике, – повторил я.
      — В холодильнике? Вы сошли с ума! Я, что, по-вашему, должна знать, что лежит у меня в холодильнике? Для этого у меня есть кухарка.
      «Это могло быть правдой, – подумал я. – Но ведь не кухарка же в меня стреляла».
      – Вы что, меня разыгрываете? – снова спросила она. – Я не поверю вам, пока не увижу все собственными глазами. Подайте мне туфли.
      Я бросил взгляд на пол, где лежала ее обувь. Тут же рука ее метнулась в мою сторону, и в голову мне уставилось дуло пистолета. Отвратительно, когда ты не знаешь, кто твой партнер и что от него ожидать. Теперь я знал, что моя визави убийца – кровавая, лживая, хладнокровная. Какой же я был дурак, что дал так себя провести.
      — Тише, малышка, – я улыбнулся, ощущая потной ладонью ребристую рукоять своего пистолета.
      — Брось свое оружие на пол, – приказала она. В ее голосе звучал металл, не позволявший усомниться в том, что она сможет нажать на курок. Пистолет глухо упал на ковер к моим ногам.
      — Зачем ты ко мне пришла сегодня? Что тебе от меня нужно? – хрипло спросил я.
      — Пристрелить тебя.
      По-моему она сошла с ума.
      – Послушай, что я тебе сделал? До этого дня мы с тобой даже не обмолвились и парой слов.
      — Помнишь, ты сидел в кафе напротив нашего дома и смотрел на меня, когда я выходила из машины. Даже через улицу я очень хорошо ощутила твой взгляд.
      — Какой взгляд? – обалдел я. Если бы она дала мне сейчас оплеуху, я бы удивился намного меньше.
      — Мерзкий, похотливый, масляный. Казалось, ты просто залазил мне под белье.
      — Когда это было?
      — Вот видишь, ты уже не помнишь об этом. Вы все такие похотливые жирные коты. Как я вас всех ненавижу.
      — Ты что сошла с ума? Кто это мы?
      — Мужики. Теперь я знаю, что значат ваши слова и обещания. Я больше не буду наивной дурой. Вы все за это заплатите. Я сама буду развлекаться с вами. Никас, он был сыном ювелира, просто умолял выйти за него замуж, но когда началось бегство из города и когда умер мой отец, и я осталась одна, я пришла к нему, а он сказал мне: «Прости, дорогая, но у меня нет места для тебя». Его тачка, на которой он драпал из города, была забита антиквариатом. Второй мой жених Криспин просто исчез из города, даже не попрощавшись со мной. А ведь как они ухаживали, какие слова говорили, какие подарки заказывали для меня. Начальник охраны банка моего отца Кристиан, тоже бросавший на меня нежные взгляды, решил просто подобраться к моим богатствам и завязать роман. Но я раскусила его раньше, чем он смог причинить мне какой-либо вред. Он стал первым, кого я убила. С этого времени я поняла, что только так я буду разделываться со всеми вами. Потом был Рабен, ван Рейн и Вольф. Эти недоноски даже не задумались, почему такая девушка как я, заводит с ними романы. Они с самодовольным видом несли всякую чушь, думая, что поймали меня в свои сети. Ты даже не знаешь, как забавно было наблюдать за ними, пока они пытались меня затащить в кровать. После первой ночи я их убивала. Трупы были тяжелы, и я, не зная как от них освободиться, просто стаскивала тела в холодильную камеру…  
      – Бред, бред! Бред! – закричал я. – Ты мстишь мне за то, что все мужчины не оправдали твоих ожиданий? – нервно усмехнулся я.
      – Просто я так развлекаюсь. Мне скучно. Я схожу с ума в этой тишине. 
      – Почему ты не уедешь, ведь у тебя есть тачка и деньги?
      – Куда бежать? Дороги забиты, за городом господствуют банды. Уже поздно. Еще месяц назад был шанс, сейчас все кончено.
      – Ты сбесилась от одиночества в своем дворце на крыше. Пойми это.
      – Может ты и прав, – она на секунду задумалась. – Теперь мне отвратительно возвращаться домой, зная, что там меня ждут только трупы. Когда мне становится внемоготу от одиночества, я с ними иногда беседую.
      Она замолчала.
      – Отойди к стене, – приказала мадмуазель Лили.
      Мне пришлось повиноваться. Она наклонилась и, держа меня на мушке своего пистолета, подобрала мой браунинг с пола и наставила его на меня. Я расхохотался от слишком поздней догадки. За время разговора в этой комнате, она угрожала мне своим пистолетом, в котором не было патронов. Их она расстреляла в меня в своем пентхаусе. Вот поэтому она ушла из своих апартаментов: у нее был пуст магазин.
      – Иди, – приказала она. Глаза ее были холодны и беспощадны. Однажды в детстве я видел в зоопарке, через прутья решетки, взгляд тигра-людоеда. Глаза мадмуазель Лили были похожи на зеленые глаза того зверя. 
      Мы вышли из моей квартиры, и я понял, что она вела меня в свое логово, чтобы положить рядом с остальными в холодильной камере. У меня была небольшая возможность спастись: оттолкнуть ее, перепрыгнуть через перила на нижний лестничный пролет и если при этом не получу пулю в спину или не обломаю ноги, то пожалуй смогу сбежать. Неожиданно двери лифта разъехались в стороны, и показался консьерж. 
      – Извините, – тихо заговорил он. Я и мадмуазель Лили замерли.
      – Вы мне должны помочь, – зашептал консьерж. – Неплохо бы позвать еще кого-нибудь на помощь. 
      Мадмуазель Лили, притаившаяся с пистолетом за моей спиной, видимо была растеряна столь неожиданным появлением на сцене нашего с ней вечера консьержа. Я сделал шаг, поравнялся с Полем. В ожидании выстрела в спину, в ушах у меня звенела тишина. Когда я оказался за спиной у консьержа, то победно посмотрел на девушку. Между нею и мной теперь находился Поль.
      – Надо позвать мистера Джонса, он сможет нам помочь, – я стал жать на зуммер звонка. 
      – Мистер Джонс, выходите! – почти весело я стал звать еще одного свидетеля, а внутри у меня все дрожало и трепетало от ожидания того, что мадмуазель Лили начнет палить. Хотя вряд ли она посмеет теперь это сделать.
      Американец появился на пороге своей квартиры как рейнджер: он был в армейских шнурованных сапогах и полувоенного покроя куртке цвета хаки, на плече висел короткоствольный автомат. В глазах его читалась решимость.
      – Чего вы разорались? – не слишком любезно приветствовал он меня.
      В этот момент за моей спиной дочь банкира попятилась, а потом бросилась в лифт и исчезла за его дверьми. Когда эта гарпия исчезла, я вдруг почувствовал такую пустоту внутри себя, словно отыгранная старая гитарная струна. Ноги мои подкосились, и я сполз по стене, и присел на корточки.
      – Господа, господа, – полупридушенным и взволнованным голосом заговорил Поль. – Прошу вас, пройдемте со мной. Я был в гараже и, кажется, слышал там подозрительные звуки. Это могут быть крысы. Один я боюсь, а вызывать полицию, как вы сами понимаете, будет еще хуже.
      – Крысы, – зловеще переспросил Джонс. – Идемте. 
      Под охраной мистера Джонса я был готов отправиться хоть в логово крыс, вооруженная мадмуазель Лили была намного страшнее грызунов. 
      – Послушайте, Поль, почему вы продолжаете служить здесь? – спросил я по дороге в подземный гараж консьержа. – Все служащие кроме вас побросали свою службу. Хозяин дома, как я знаю, сбежал в Рим.
      – Я одинок, без родных, что я буду делать один в пустой квартире? А так я присматриваю за домом, хлопочу и мне не так страшно жить одному на этом свете. 
      Мы вошли в темный подземный гараж и, стараясь не сильно топать, пошли вдоль рядов машин, принадлежащих жильцам. 
      – Вон там, в будке смотрителя гаража я слышал подозрительный шум, – прошептал Поль. Мы осторожно подобрались к тревожному месту и прислушались. И, о Боже, консьерж был прав! 
      Джонс среагировал мгновенно: автомат слетел с его плеча и бешенный напор автоматного огня обрушился на будку смотрителя гаража. Пули злобно визжали, отскакивая от бетонных стен, пронзали дверь и стены.
      – Включайте фонарь, идем смотреть, – приказал нам компьютерщик. – Консьерж, светите нам, а вы откройте дверь.
      Мы приблизились к злополучной будке. Я рванул дверь на себя, а консьерж бросил сноп света внутрь. И от ужаса волосы встали у нас на голове. На бетонном полу в темноте чернело огромное тело крысы! Джонс пнул по подбитой твари ногой, туша перевернулось, свет фонарика попал туда, где должна была находиться крысиная морда. А мы замерли, когда фонарь высветил… лицо китайца, жившего на восьмом этаже.
      – Какого черта он здесь делал? – разозлился Джонс. 
      – Он здесь прятался от крыс, видимо обустраивался на ночлег, – освещая стены и пол помещения, сказал Поль. На полу валялся спальный альпинистский мешок и набитый рюкзак. Джонс открыл его и высыпал на пол содержимое: одежду, несколько брикетов сыра и бутылку с минеральной водой.
      – Устраивался на ночлег, – резюмировал коротко Джонс.
      – Он панически боялся крыс, – заметил Поль, – больше всех в нашем доме. Он сам мне на это жаловался. И даже повесил на своей двери записку: "Жена, не жди меня к обеду. Я уехал в Пекин". Он верил, что эти твари – разумные существа и умеют читать. И если они проберутся в дом, то увидев записку, не войдут в его квартиру.
Мы все рассмеялись. А Джонс, отвернув отворот своей куртки, пошитой на военный манер, показал мне висевшую на его груди гранату, которую он выменял у какого-то солдата-дезертира.
      — Когда у меня кончатся патроны, я взорву себя, – сказал он мне. Об этом он говорил мне вчера и позавчера, об этом рассказал уже всем в доме. И мы не сомневались, что он будет стрелять по грызунам до последнего вздоха. Его решимость внушала нам всем спокойствие. 
      – Что теперь нам делать с этой падалью? – спросил Джонс.
      – Вызовем полицию, – предложил робко консьерж.
      – Вам что, нужны неприятности? Это расценят как соучастие в убийстве, – сказал я.
      – Выкинем его, и дело с концом, – предложил Джонс. – Сейчас ночь, нет лишних глаз, оттащим его подальше, да и ставим у какого-нибудь столба. 
      Поль отворил ворота подземного гаража, я и Джонс вытащили тело китайца наружу и оттащили на соседнюю улицу. Привалив мертвеца к стене какого-то здания, мы с чувством выполненного долга, расстались друг с другом. 
      Возвращаться в погруженную во тьму квартиру не хотелось. К тому же я не знал, что ожидать от мадмуазель Лили. Чего доброго в темноте эта красотка еще выпустит в меня целую обойму. Пожалуй, теперь мне придется обращаться в полицию, по поводу того, что она завладела пистолетом, принадлежащем мне. Это скорее всего я сделаю утром. Если доживу.
      Я побрел вниз по улице. За спиной у меня раздался рев мотора. Яркий свет фар рассек темноту. Я бросился от края тротуара, прижимаясь спиной к стене дома. Словно яростный зверь мимо меня, пронеслось красное «Феррари» с открытым верхом. Лишь мгновение мог наблюдать я салон машины. Но то, что увидел, ярко запечатлелась в моем сознании. За рулем сидела мадмуазель Лили, ее голова была низко склонена, в глазах девушки пылал странный огонь, лицо было прекрасным и зловещим как у фурии, светлые волосы рвались на ветру. Рядом, с блаженной улыбкой, восседал Поль, не сводивший восхищенных глаз со всей спутницы. «Как же ей удалось затащить беднягу в свою машину?» – мне стало страшно за этого простака. Я никогда не был впечатлительным человеком, но все-таки, ощущение от увиденного, было мрачным. 
      Я направился в бывшую бильярдную. Мы называли ее своим клубом. Мы – это несколько закоренелых холостяков, из ближайших домов. Как-то так получилось, что все мы объединились, не зная даже имен, и называли друг друга по профессиям. Впрочем, имен запоминать и не хотелось. Мы собирались по вечерам в пустой бильярдной обменяться последними сплетнями, посудачить, в общем, чтобы не оставаться одним в четырех стенах. 
      Я долго жал на зуммер звонка и потом еще стоял, ожидая пока хозяин доберется до дверей. Увидев меня, он кивнул головой и убрал дробовик, впуская внутрь.
      В полумраке на зеленом сукне бильярдных столов лежали шары, так словно все ушли лишь на минуту перекурить или выпить пару коктейлей. Но скопившаяся за несколько месяцев пыль, уже тонким слоем стала пожирать пространство зеленых полей, где еще недавно разворачивались бильярдные сражения. Я спустился в подвал, где хозяин некогда держал подпольный склад алкоголя. Стены были специально заложены кирпичами и обиты пробковым деревом, и здесь порой приходило ощущение, что в этой норе до нас не смогут добраться уже ни какие твари.
На диванах сидел пожарный и пожилой человек, которого мы называли профессором, наверное, за очки на его переносице. Хотя совсем недавно, в той другой, спокойной и размеренной жизни, я видел его играющим на трубе в оркестре в городском саду.
      – Мы хорошо укрепили оборону городского центра на случай нашествия крыс: огнеметы, тратил, напалм, динамит! – говорил пожарный, когда я вошел в помещение. – Этим тварям мало не покажется. Говорю только вам: я знаю, что по приказу господина полицмейстера создали новое секретное оружие против атаки крыс. 
      – От кого же секреты, от крыс что ли? – удивился профессор.
      Пожарный снисходительно обвел нас взглядом, как обычно сморят военные на недоумков гражданских. 
      — Есть серьезное подозрение, что у крыс в городе есть сообщники. Помните взрыв на складах с динамитом в прошлом месяце? Возможно, это была диверсия.
      — Но ведь в последнем выпуске газеты писали, что были нарушены нормы хранения взрывчатых веществ, – возразил хозяин бильярдной.
      — Вот за этого редактора газеты и повесили, – резко сказал пожарный. – В этой ситуации, когда мы все как один должны дать отпор врагу, никто не смеет сомневаться. Это преступно. 
      — Господина полицмейстера назначил сам Президент, – говорил пожарный. – Его прислали для обороны города. И это не первый город, который он обороняет от крыс.
      — Но что стало с теми городами? Все тоже самое, что происходит теперь у нас: хаос, беспорядки, полчища грызунов, облавы, патрули, комендантский час, – возразил профессор.
      – Иногда мне кажется, что нами никто не управляет, – задумчиво произнес профессор. – И вовсе нет никакого господина полицмейстера.
      – А кто же тогда есть? – удивился пожарный. – Вы это бросьте! Господин полицмейстер наградил меня медалью за отвагу. Что же, по-вашему, получается, если господина полицмейстера нет, то и моя награда недействительна? – обиделся за свою медаль пожарный.
      – Он вам награду вручал лично? – задал вопрос профессор. 
      – Ну что вы! Он лично подписал приказ о моем награждении. Поступили сведения, что крыс видели в тюремных подвалах. Тогда мы и решили взорвать здание вместе со всеми заключенными, чтобы во время эвакуации эти хвостатые твари не вырвались наружу и не проникли в близлежащие кварталы. Скажу я вам, сделать это по техническим причинам было довольно сложно. Но мы, несмотря ни на что, рванули кутузку, вместе со всем ее содержимым. За это меня и наградили.
      – Значит, вы никогда не видели того, кто управляет нашим городом?
      – А кто его может видеть? Его фотографии даже не печатают в газетах, они же не выходят. По улицам он передвигается на лимузине с темными пуленепробиваемыми стеклами, чтобы избежать покушения недовольными его политикой. Единственное, что свидетельствует о его существовании, это – декреты и приказы.
      – Может, нет никакого нашествия крыс? – задал снова вопрос профессор.
      – Как это нет?! – оскорбился пожарный.
      – Вы не замечали, чем меньше становится людей, тем больше появляется крыс, – сказал профессор.
      – Крыс? – переспросил пожарный. 
      – Да. Злобных, алчных, не уступающих никому своего куска, вечно голодных, живущих, по своим хищным законам силы, коварства, защищающих только свои мелкие стайные интересы. И они так размножились не потому, что сильны, а потому, что люди исчезают. А те, кто хотят выжить в новых условиях, должны сами выродиться в крыс. Ну а сами серые хвостатые существа, против которых мы все сейчас боремся, это результат безумия, охватившего нас. Кого хочет покарать Бог, того он лишает разума.
      – К чему вы клоните? – спросил пожарный. – Как-то непонятно вы выражаетесь. Что люди превращаются в этих тварей, так получается?
      У нашего пожарного неожиданно зазвонил сотовый телефон. Он суетливо достал аппарат из кармана:
      – Да, да. Я слушаю. Адрес. Когда? Опасно? Хорошо я выезжаю. 
      – Что случилось? – спросил я.
      — Крупный пожар. Красный «Феррари» спортивного типа врезался в автозаправочную станцию. Пассажиры: мужчина и женщина, погибли сразу, сейчас в зоне аварии бушует пламя, которое трудно укротить. Прощайте господа, я должен идти, меня срочно вызывают.
      Потом он обернулся, бросил взгляд на профессора:
      – А вы говорите превращения. Диверсия. Вот так-то.
      Мы вышли на улицу вслед за пожарным. Где-то на востоке полыхало пламя пожарища, озаряя небосвод. Был слышен истошный вой патрульных машин. Я глубоко вдохнул влажный утренний воздух. Кончалась тысяча первая ночь этого безумного города.

© Ащеулов Д.В., 2008. Все права защищены
    Из архива журнала «Литературный Кыргызстан»