Кумайык

(Повесть)

Эту долину называют Туюк-Тор. Она не большая по сравнению с другими долинами, со всех сторон окружена высокими скалистыми горами, но середина относительно ровная, длина ее достигает нескольких десятков километров.

Долина покрыта арчой, невысокими елями, различными породами деревьев и кустарников, летом это очень удобное место для выпаса скота. Стекающие с гор талые воды небольшими ручейками, текущие из еле заметных родничков, собираясь посередине долины, на выходе из неё превращаются в большую бушующую реку, которая, пробиваясь по узкому ущелью, в конце попадает в озеро.

Дорога, которая соединяет эту долину с внешним миром, идёт через это ущелье. По склону, иногда спускаясь вниз, извиваясь как змея вдоль берега реки, неоднократно пересекая её, она идёт всё дальше и дальше. А за долиной высокий перевал, не далеко и граница, где расположена погранзастава. Военные туда добираются верхом на лошадях, или на вертолете.

Раньше, несколько лет тому назад, в этой долине зимовали десятки отар овец. Заготовив достаточное количество кормов, утеплив сараи, построенные из местных камней-булыжников, заготовив себе на зиму продукты, оставались чабаны и спокойно зимовали в этих краях. Овцы паслись на солнечных склонах гор, где снега почти не бывает.

Дважды переночевав в дороге, в середине зимы, с трудом кое-как приезжали сюда специалисты хозяйства, чтобы узнать, как проходит зимовка, живы ли чабаны, каково состояние общественного скота. Привозили с собой здешним зимовщикам дополнительные продукты, лекарства, газеты и журналы. Сообщали о последних новостях.

Пробыв несколько дней вместе с чабанами, и вдоволь поохотившись на горную дичь и наполнив свои курджуны (национальные сумки) мясом, они довольные уезжали обратно. Таким удачливым джигитам пурга, глубокие сугробы на перевале, бездорожье не преграда, на отменных конях и в тёплых тулупах, да и ещё под действием горячительных напитков и крепкой бузы, любой мороз с бушующим бураном, не страшны. Весёлые времена были тогда.

В последнее время, с укрупнением хозяйств, больше стали заготавливать кормов, построили в достаточном количестве кошар и тогда отпала необходимость оставлять овец на дальних зимовьях, гораздо выгоднее было держать их там только в летнее время и, пригнав упитанный скот ближе к осени, сдать на мясокомбинат. По этой причине, имеющиеся постройки на дальних пастбищах стали постепенно разрушаться, приходили в негодность, никто их не ремонтировал и не берег, более-менее нетронутыми остались только каменные стены кошар и дома чабанов. Зато хорошо сохранились территории кошар, с многолетним навозом, утоптанные копытами многочисленного скота, как ледяное поле без единой травинки – такой силой обладает овечий помёт.

В этом году лето было дождливым. Особенно ближе к осени начавшийся дождь часто переходил в снег, высокие горы раньше времени покрывались белым покрывалом, и оттаивали только к полудню. Холоднее было утром и вечером, по сравнению с прошлыми годами.

«Зима наступит раньше времени, она будет очень суровой», – говорили аксакалы. «Надо уезжать! Необходимо передать руководству колхоза, чтобы пораньше отправляли машины для переезда»

И не прошло много времени, как чабаны, с помощью своих собак перегнав овец с одного места в другое, начали пересчитывать поголовье, отделив хромых и слабых овец от остальных, начали их лечить. Тихая и спокойная до этого долина, сразу же наполнилась непрекращающимся блеянием овец и коз, мычанием коров. Слышался лай собак, голоса скотников. Шум-гам стоял столбом – все готовились к предстоящему переезду.

Наступил и тот день, когда чабаны начали отгонять свой скот из долины. Их сопровождали в этом деле верные помощники – собаки. Они прекрасно знали, куда направляются их хозяева со своим скотом, такие перегоны для них не новость и означали, что через день они придут к кошаре, находящейся недалеко от посёлка, где много собак и людей. И в дороге веселее, и разве плохо находиться в кошаре у поселка?

Через два-три дня пришли две грузовые машины и, начиная с отдаленной кошары, начали грузить домашние вещи чабанов и заготовленные ими за лето дрова на зиму и уезжали, соблюдая очерёдность кочёвки. Иначе нельзя.

«Завтра с раннего утра начнём перегон скота» – говорил отец шестилетнему сыну Нурлану. «Ты привяжи беременную собаку. Оставим её, а то дорога дальняя, она замучается в пути, пусть лучше побудет с вами. Потом, когда приедет машина за вещами, тогда погрузите и привезёте её. С другой стороны, вам с матерью будет безопаснее. Хорошо сынок? Ты же уже взрослый, мой джигит!» Ещё раз, поцеловав сына в щеку, отец ушел с отарой овец.

Прошёл день, а машины задерживались. Что с ними никто не знает.

«Почему до сих пор нет машины? И почему к нам первым не подъехал, а поехал к другим?» – бурчал Нурлан матери. Ему не терпится, хочется быстрее поехать в свой посёлок, к друзьям. За лето он очень соскучился по ним. Хорошо было бы уехать первым!

«А ты помнишь, сынок, в прошлом году к нам машина пришла первой, и мы были в ауле раньше всех. А в этом году очередь других, поэтому они уехали. Не беспокойся, придут даже две машины. Надо забрать вещи и дрова соседа – Бакир ага. Надо быть всегда справедливым, сынок. Не огорчайся, подождем».

Теперь долина пуста, как после большой и шумной ярмарки, ни скота, ни овец не видно. Тихо, не слышно ни звука, как будто все замерли, ожидая какого-то особого случая. Даже шума большой реки, находящейся недалеко от кошары не слышно. Тихо шуршит, не бурлит и не бушует как летом она, потому что дело уже идёт к осени, не за горами и зима, в горах уже похолодало, начали замерзать стекающие с гор ручейки и открытые источники. Долина давно сменила свой зелёный цвет на желто-бурый.

У Нурлана только одна забота – наблюдать за дорогой. Сидеть дома совершенно не хочется, и так вещи полностью собраны и туго завязаны. Все полностью готовы к отъезду. А мать занята сжиганием кизяка в очаге. По её словам, это старый обязательный обычай, уезжая со стойбища или кошары надо непременно развести хоть небольшой костёр, и надо, чтобы он подольше дымил, бросив в огонь кости или что-нибудь жирное.

– А почему? – спросил Нурлан

– Так надо! – ответила мать.

– Если так надо, – Согласившись, Нурлан, пошёл к своему посту – Тогда пусть этим делом занимается она сама. Только чтоб он, этот обычай помог быстрейшему прибытию автомашин.

Его пост – небольшой холм, находящийся не далеко от кошары. С этого места дорога со своими частыми и нескончаемыми изгибами, которая идёт в сторону ущелья или наоборот оттуда в долину просматривается как на ладони. Даже часть ущелья до первого поворота отчётливо видна.

Нурлан, внимательно окинув взглядом оставленные кошары, только сейчас заметил, что с отдельных дворов вьется лёгкий дымок, а у некоторых вовсе погас, ничего не видно. Может они просто забыли, а может, не захотели разводить огонь. Но все ровно они уехали вперёд их. Приезд машин, может быть, не зависит от этого, Нурлан ничего не понял.

А машин как не было, так и нет. Что же с ними случилось? Придут ли сегодня?

После обеда начался мелкий дождь. Уже чувствовалось, что он будет идти всю ночь, не переставая, так как свинцовые тучи плотно закрыли небо и ветер, обычно усиливающийся в некоторых случаях, на этот раз почему-то незаметно притих, как будто кто-то перекрыл кран до отказа.

Нурлан устал от ходьбы, хотя расстояние между домом и холмом, где был его пост небольшое. Дождь быстро превратил сухую дорогу в сплошную грязь, и по ней уже тяжело было ходить. Весь мокрый с ног до головы как курица, он вошёл домой.

– А мам, что будем делать, если машины не придут?

 Наверное, десятый раз спрашивает.

– Придут, сынок, придут.

– А если не придут?

– Ну, если не сегодня, то завтра обязательно придут. Мы же не останемся здесь зимовать – спокойно отвечает мать. Но слова матери его не устраивали. Как же так, все уехали спокойно, а мы остались? И дети уехавших чабанов, наверное, уже играют со своими друзьями в посёлке, как хорошо им.

На этот раз он не хочет задавать ей вопросы, потому что, какой ответ будет, он уже прекрасно знает: «Придут, придут». Сидеть дома тоже надоело, и он вышел во двор. Лучше поиграть с Кумайык. Она очень ласковая, игристая собака, жаль, что беременна, очень тяжело ей ходить. Ведь она носит в себе маленьких щенят, сколько их, пока никто не знает, может один, а может два, или больше. А то можно было бы с ней играть в жмурки или наперегонки. Где бы он ни спрятался, она все равно найдёт, отыщет. Однажды, крикнув ей: «Кумайык, найди меня!» он спрятался за спящим отцом под навесом, прикрыв себя курткой матери. Кумайык в это время находилась за домом, и она не видела, как и куда спрятался Нурлан. И что Вы думаете? Она спокойно подошла под навес и осторожно стащила куртку матери, обнаружив Нурлана. Ласково виляя хвостом: «Вот ты где! Я тебя нашла!» Зато, проснувшийся отец прогнал их подальше: «Спокойно спать не дают, черти. Нашли место, где играть. Идите на поле, и там играйте!» Отец тоже интересный, разве на ровном поле в жмурки играют?

Уже начинало вечереть. Осенью в горах день очень короткий, после обеда солнце немного покажется, затем, опустившись до острых вершин гор, медленно скрывается за ними. Сразу же становится темно. Но сегодня солнца вовсе не было видно, целый день долина лежала как в густом тумане, не переставая, моросил дождь.

Укрывшись мешковиной, пришла соседка, жена чабана Бакир-ага. Видимо ей тоже надоело ждать машину.

– Наверное, сегодня машины не придут. Вещи полностью собрала, и боюсь ночевать одна. Наши собаки ушли вместе с отарой.

– Ничего, переночуешь у нас, не беспокойся. Двоим наоборот веселее – сказала мать Нурлана. Начала готовить чай, расстелив дастархан.

– Я тоже так думала, но у нас остался новорождённый теленок. Кроме этого есть мясо, учуяв запах которого, ночью могут прийти хищники и разодрать всё на куски. Лучше мне быть дома, у себя.

Посоветовавшись, женщины решили отвести Кумайык в соседнюю кошару и до утра оставить её там.

– Хищников, кроме волка, она не подпустит близко к Вашему дому. Она очень умная, только уже старая, бедная. Видимо, последний год беременна. Хватит ей, потомков ее уже больше десяти.

Не прошло полчаса, как вместе с соседкой Нурлан отвел Кумайык в соседнюю кошару и привязал её там.

– Сегодня на ночь здесь останешься, поняла? Будешь охранять этот дом. Я утром приду и тебя заберу. Договорились? – Нурлан деловито погладил по голове собаку и шепнул ей на ухо. – Не бойся, если что дай мне знать, я тебе помогу, друг!

Ладно, до утра! – он, нагнувшись, незаметно поцеловал её в чёрную морду, и вытер свои губы.

Кумайык, довольная лаской маленького хозяина, радостно завиляла хвостом, как бы говоря:

– Ну что же, если так надо, то я останусь до утра здесь и буду охранять этот дом. За меня не беспокойся, мой хозяин.

Нурлан с соседкой быстро вернулись обратно. Дождь к вечеру то крепчал, то затихал, но не было даже намёка, что он совсем остановится. Женщины с большим беспокойством судачили между собой.

– Наверное, ночью будет снег.

– Не дай бог завалит дорогу, особенно перевал, тогда трудно будет нас увезти.

Болтовня женщин надоела Нурлану и он, выпив пиалу чая, вышел из дома. Вроде дождь затих, но было ещё светло, значит солнце ещё не село, до тёмной ночи ещё есть время. Он направился к своему посту, хотел в последний раз посмотреть на дорогу, не идут ли машины. Но не дошёл он и до холма, как послышался гул приближающихся автомобилей. Он тут же повернулся назад и помчался со всех ног, крича во весь голос:

– Машины-ы! Иду-ут, иду-ут!

Соседка вскочив, чуть не выронила свою пиалу:

– Ой, боже! Наконец-то! Я пошла.

– Ладно, иди. Надо поторопиться, пока перевал не завалило снегом.

– Ой, не дай бог…

Пока она нашла свои галоши и оделась, грузовая машина с гулом уже повернула в сторону кошары, а вторая пошла прямо к следующей, находящейся за небольшим хребтом.

Радости Нурлана не было предела, весь мокрый и в грязи, он бегал вокруг машины, даже успел поздороваться с водителем.

– Это я ждал Вас на своем посту. А вас не было целый день, опаздывали.

Шофёр громко начал оправдываться:

– Мы выехали из кишлака рано утром, ещё солнце не взошло. Да вот перед перевалом у той машины лопнули две шины, пришлось на моей машине ехать обратно в гараж за запасными. А то в такую даль ехать без запасного колеса опасно, – на приглашение матери Нурлана к чаю, он категорически отказался. – Нет времени. Давайте быстрее грузиться, а то перевал засыплет снегом, тогда нам не проехать. А выпить чаю всегда успеем.

Опустив борт машины, они стали грузить.

Нурлан в это время с помощью водителя уже сидел в кабине. Он уже бывал в кабине, он чётко знал, что к чему: это руль для поворота машины, а это узкое маленькое отверстие для ключа, чтобы завести такую большую машину. Боковые зеркала нужны будут на дороге, когда тебя обгоняют другие машины, будешь знать, кто тебя хочет обогнать.

Вдруг ему вспомнилась Кумайык, как же он её забыл?

– Мама, может, я сбегаю за Кумайык? А то бедная, наверно ждёт меня с нетерпением. А мама?

А она, занятая погрузкой домашних вещей, и слушать его не хотела.

– Сиди, спокойно! Не суйся, я тебе говорю. И так мокрый, как цыплёнок. Ничего не случится с твоей собакой. Отпустят, и она сама прибежит домой.

Нурлан притих. А со стороны соседней кошара ничего не было видно. Может они совсем забыли отпустить её, а то бы она давно прибежала. Но не стал больше беспокоить мать, так как он прекрасно знал, что задавать какие-то глупые вопросы, как она сама говорит, иногда для него оказывалось небезопасным – поругает, а то ещё и оплеуху получишь. Такое было и не один раз. Отец ничего, ругать-то ругает, но рукоприкладством не занимается, а матери Нурлан опасается. У неё характер крутой, с ней надо быть осторожней. Кумайык непременно придёт, во что бы то ни стало, только бы её отпустили, в этом Нурлан был убеждён. Пока грузили машину, он почти не отрывал глаз со стороны хребта, ждал своего друга. Но собаки не было.

Дождь лил как из мелкого решета, тихо и равномерно, без каких-либо изменений. Обычно такой дождь может идти даже сутками, если вдруг не поднимется сильный ветер, который моментально разгонит плотные тучи в разные стороны, это обычное явление в горах. Воды, стекающие с крутых склонов, ложбинок и пологих скатов, собираясь внизу посередине долины, постепенно превращались в бушующую реку, с большим напором и гулом текущую в ущелье.

А в это время Кумайык спокойно сидела под небольшим навесом у стены. Дождь её не доставал и было сухо. Отсюда хорошо был виден весь двор, видимо не зря её сюда привязали. Обзор был хороший. Не прошло и получаса как её оставили здесь, с большим шумом заехала автомашина во двор. За ней прибежала и хозяйка этой кошары. Вот сейчас за ней прибежит и её друг Нурлан, думала собака, и они вдвоём пойдут домой к себе. Зачем охранять чужой двор, достаточно того, что её привязали здесь. Может они хотят оставить её здесь на ночь. Нет, этого не может быть, потому что такого ещё не было.

Тем не менее Кумайык твёрдо верила, что Нурлан обязательно придёт за ней, и они вместе с ним пойдут домой. А там, наверное, уже ее ждёт ужин, ведь не было такого случая, чтобы она оставалась без еды, голодной. Сглотнув слюну, Кумайык с нетерпением посмотрела на тропинку, по которой они сюда пришли. Но мокрая, узкая как лента, дорожка была пуста, без признаков движений.

Тем временем, хозяйка с водителем машины, грузили сначала домашние вещи, кое-какую мебель и инвентарь, треножник, на который устанавливают казан для приготовления пищи. После этого хозяйка из помещения кошары вывела новорождённого теленка и с водителем погрузили на машину, привязав его к кузову. На всё это Кумайык спокойно смотрела, и ждала, когда же обратят на неё внимание. Дождь шел уже с мелким снегом, и они очень торопились. В последний момент развязали палатку и ею накрыли погруженные домашние вещи. Всё это время они ни разу не посмотрели в её сторону, как будто собаки не было. Хозяйка что-то сказала шофёру, показывая за ворота, он быстро сев за руль, выехал со двора. А там возле каменной стеныштабелем лежали заготовленные дрова, подъехав вплотную к ним, они вдвоём начали грузить их. Оставшаяся часть кузова быстро наполнилась дровами. Шофёр залез в кабину, а женщина поспешила к домику и вынесла какие-то тряпки, бумагу и немного сухих дров, видимо специально оставленных для таких случаев. И не прошло много времени, как из печки под навесом поднялся лёгкий дымок.

И вдруг женщина вскочила с места и сразу же посмотрела в сторону Кумайык.Наконец-то вспомнила! Это поняла и собака, внимательно смотревшая за её каждым движением, и радостно завиляла хвостом, как будто говоря: «Хорошо, что вспомнили про меня, спасибо за это! А теперь отвяжите меня, и я пойду к себе домой, там, наверное, меня уже ждут».Она совершенно не умела говорить по-человечески, если б умела, то может, сказала бы напоследок: «Вам счастливой дороги, дорогая соседка! Будьте здоровы. Бог с Вами»

Хоть и не могла сказать, зато всем своим радостным видом и добрым взглядом она явно дала понять ей свои внутренние намерения.

Но Кумайык ошиблась. Женщина громким голосом позвала водителя, что-то говоря ему, показывая на Кумайык. Наверное, боялась сама подойти. Зря, это делает, думала собака, она же наша соседка. Подошла бы сама и быстрее отпустила бы её. Нет, стала звать какого-то чужого человека. Водитель тем временем не торопясь вылез из машины, накинул на голову пустой мешок и, шаркая грязью, направился к собаке.

Не в характере Кумайык зря, беспричинно кидаться и огрызаться на чужих людей, какая в этом необходимость, особенно в таких случаях. Взглянув на этого человека, Кумайык не заметила в его лице ни добрых, ни злых намерений, и она спокойно ждала его приближения, сделала вид, что с ней ничего не происходит и просто ждёт, когда её отпустят. А кто развяжет верёвку на её шее это не важно, ей безразлично, лишь бы отпустили. Для неё самое главное было в эти минуты быть свободной, развязанной и только этого она с нетерпением ждала. Больше абсолютно ничего! Если б она каким-то образом могла бы сообщить, передать этим людям, то она слёзно просила бы их отпустить её, развязав эту проклятую веревку, стать хоть на колени. Ибо Кумайык, своим собачьим чутьем чувствовала, что приближается что-то нехорошее. А какое несчастье ждёт её впереди, она даже не предполагала.

Но, к большому сожалению, ей не суждено было быть свободной, нет! Чужой человек, даже не посмотрев в её глаза, быстро подойдя к сараю, начал развязывать веревку со столба, куда час тому назад привязал Нурлан.

Может быть, вместе с верёвкой отпустят? И то хорошо, с привязанной верёвкой она придёт к себе домой, а там Нурлан развяжет её. Все равно она будет свободной.

Как говорят, надежда умирает последней, тёплые мысли приходили к ней одна за другой, и она была уверена в том, что её отпустят.

Она за долгие годы своей жизни ни разу не носила ошейника, хозяин её особо баловал: хорошо кормил, для неё сделали отдельную тёплую конуру. Постоянно брал ее с собой. Он говорил:

– Она хорошей породы, настоящая дворняжка. Они очень умны, различают чужих и своих овец. На выпасах непременно следят за отарой, не отстала ли и не заблудилась ли овца или коза. Если заметит, то обязательно пригонит к стаду.

Шофёр не стал с ней церемониться, взял за верёвку и потащил её прямо к машине, совершенно не обращая внимания, идет ли за ним или просто по грязи тащится. Подойдя к своему автомобилю, он с легкостью залез на него и с такой же легкостью затащил её в кузов. Больно ли было ей или нет, он не интересовался, ему хотелось быстрее выехать со двора, дождь со снегом все усиливался. Женщина, сев в кабину сразу же начала снимать мокрую верхнюю одежду.

 – Слава богу, теперь можно ехать спокойно. «Пусть дорога будет лёгкой, сам Кызыр – покровитель путешественников, поможет нам благополучно доехать домой» – про себя молилась женщина.

Кое-как привязав собаку за какую-то железку, видимо за ножки треножника, водитель тут же соскочил с борта, машина тронулась с места, оставляя за собой извилистые грязные следы.

В это же время выехала со двора и вторая машина, груз-то не особо большой, домашние вещи, да и с десяток бревен с хворостами.

– А мама, давай за Кумайыком заедем, а то бедная нас ждёт и не дождётся. – Дай волю Нурлану, он давно сбегал бы за ней.

– Заедем, заедем. Не беспокойся, сынок. Наверное, боялись, что она укусит, поэтому не могли отвязать её. А то бы она давно прибежала бы. Мать погладила сына по голове.

– А что, если её оставим? Может, и ты с ней останешься? А дружок?! – шутил шофёр с Нурланом. – Скоро она ощенится, и тебя будет кормить вместе со своими щенятами. Может быть, не поедем туда, а?

Нурлану не понравилась его шутка.

– Поедем и заберём Кумайык. – буркнул он и готов был даже заплакать. Что значит оставить собаку в безлюдном месте, далёко в горах? Она же с голоду умрет вместе со своими щенятами. Какой нехороший человек.

Разбрызгивая грязь в разные стороны, из-за бугра показалась вторая машина.

– Где собака? Что с ней? – крикнула мать Нурлана, высунув голову из окна. Водитель встречной машины махнул рукой из кабины:

– Езжайте, езжайте! Погрузили её, она в машине, не беспокойтесь!

Нурлан не унимался.

– Может, Кумайык к себе заберём, а мама? Ведь у неё щеночки внутри, ей, наверное, очень тяжело.

Густой дождь заслонял дорогу, она была покрыта сплошной грязью со снегом, дворник лобового стекла еле успевал очищать его. Мать локтем толкнула Нурлана:

– Сиди спокойно, тебе говорят. Какая разница? Разве на этой машине ей будет легче? Видишь, даже дорогу не видать. Не мешай дяде управлять машиной.

Тут водитель заговорил:

– Да-а, нам надо быстрее уехать отсюда. Может в ущелье меньше снегу, ведь там постоянно дует ветер, и снег не задерживается. А главное, лишь бы перевал был открытым, а по этой дороге как-нибудь проедем. Все равно нам надо торопиться.

И машины, следуя друг за другом, осторожно спускались к мосту.

Кумайык абсолютно ничего не поняла: почему её погрузили на машину? Почему не отпустили домой? Где же Нурлан?

Она никогда не садилась в машину. Не приходилось. Куда бы ни кочевали, весной на сырты или осенью обратно в посёлок, она вместе с хозяином и со своими сородичами гнали овец и другой скот, по дороге в знакомых местах ночевали, охраняя стадо от других зверей и воров. Для неё хорошее тогда было время: все свои, ни о чём не тревожилась, сыта, привычная благоприятная жизнь текла своим чередом.

Неожиданно машина тронулась с места. Кумайык, непривыкшая к такому, еле-еле удержалась на лапах, могла бы упасть на пол, хорошо рядом были домашние вещи. Если б она шла спокойно по земле, без каких-либо резких прыжков и тряски, можно было бы потерпеть. Но от езды по грунтовой с ухабами и рытвинами дороге, ее качало и бросало постоянно из стороны в сторону. Машина ускорила своё движение. Это очень напугало Кумайык.

Куда же её везут? Неужели увезут куда-нибудь, подальше от её родного дома, от своих хозяев? Вдруг машина чуть-чуть приостановилась и Кумайык чётко услышала тревожный голос своей хозяйки. Она обрадовалась: значит, хозяева ищут её, пришли забирать. Затаив дыхание, стала прислушиваться – не позовут ли её? Не прибежит ли Нурлан? И почему его совсем не слышно? Что же с ним? Ох, как она хотела увидеть или хотя бы услышать его! Но громкий крик водителя автомобиля приглушил все остальные голоса, и машина тронулась. Усилился дождь, начал дуть откуда-то холодный ветер. Солнце полностью село, стало темнеть как ночью. Долина и горы остались в полном мраке.

Кумайык попробовала как-нибудь освободиться от этой проклятой верёвки: резко подала назад, мотнула головой, хотела сбросить её совсем, но мокрая веревка ещё туже натянулась, еще больше стягиваясь вокруг шеи, закружилась голова, потемнело в глазах. Ее охватило чувство злости, она старалась перегрызть верёвку, но отвердевшая от дождя, как железная струна она не поддавалась, да и не те зубы были у неё. Если была бы моложе, может быть, она освободилась бы. Боль на шее вынудила её успокоиться, но чувство, что её увозят куда-то далеко, заставило её действовать изо всех сил, более напористо и решительно.

Несмотря на снежный покров, дорога была каменистая и не ровная, н машина беспрестанно подскакивала, раскачиваясь, как лодка на волнах. Сложенные бревна тоже раскачивались в такт движения машины. Со скрежетом и скрипом, сильно тёрся казан о треногу и борт машины, да и с посудным шкафом не все было в порядке, его качало из стороны в сторону. Только телёнок, испугавшись, лежал, крепко поджав ноги и уткнувшись мордой в живот, шумно и быстро дышал.

Перед спуском к мосту, ожидая проезда по крутому подъёму, впереди идущей машины, водитель нажал на тормоза и автомобиль остановился. Сразу же прекратились скрежет и всякие звуки в кузове. Только слышно было гул мотора и шум бурлящей воды под мостом.От резкого торможения дождевая вода со снегом, накопившая на поверхности брезентовой палатки, которой было накрыты все вещи, погруженные в машину, полностью облила Кумайык, но она даже не обратила внимания на это, и так была мокрая от кончиков ушей до пят.

Она ещё раз подала назад и, напрягая все свои последние силы, старалась вырываться от верёвки. Крепкий узел сжимался все сильнее у горла, воздух перестал поступать в лёгкие, собака даже не смогла издать ни звука. Ослабевая и теряя сознание, Кумайык из последних сил передней лапой резко толкнула верёвку, зацепившуюся за ухо. И вдруг ей это удалось! Небольшая круглая петля верёвки, стягивающая её шею до сих пор, упала на пол и Кумайык полностью освободилась из проклятой петли!

Чистый и холодный воздух как ураган ворвался в легкие, О какой живительной и ни с чем несравнимой силой обладает этот глоток воздуха! А как хорошо, что он всем доступен? И до чего хрупкая жизнь на земле?! Оказывается, без воздуха наша любимая Земля совершенно пустое место. Интересно создан мир! Кумайык выпрыгнула в темноту. В первые минуты Кумайык не могла встать на лапы, и даже пошевелиться не было сил.

Тем временем машина медленно тронулась с места. Гул первой машины быстро удалялся, водители обоих машин старались поскорее оставить эту долину, скрыться в ущелье, там может меньше снега и дорога лучше. Вместо дождя уже шёл сплошной снег. В горах рано наступает зима.

Кумайык направилась обратно в сторону кошары. Еле волоча обессилевшие лапы, она пошла по следу машин, которые быстро покрывал густой снег. Надышавшись свежим воздухом, она постепенно приходила в себя, смутно чувствовала шевеление внутри живота. Она твёрдо знала, что недалёк тот день и час, когда появятся её щенки.

С каким-то сомнением медленно шагая, она приблизилась к каменистым стенам. Тишина пугала её, не было слышно голосов людей, даже ни малейшего шороха, как будто все замерло. С большой тревогой вошла во двор, и сразу же направилась к месту, где стояла палатка. Её не было. Место палатки видимо было ещё тёплым, поэтому выпавший снег подтаивал, полностью выделяя тёмный четырёхугольный квадрат, который было заметно даже ночью.

Обеспокоенная собака пошла к домику, может туда все перебрались из-за снега. Но дверь была заперта снаружи, она подошла к окну и начала когтями царапать стекло, скуля, подавала голос, может они спят. Ни звука не слышно, даже их запаха не было.

От неожиданной мысли она вздрогнула: они уехали! Её оставили! Она осталась одна…

Не находя себе места, она жалобно скулила: неужели уехали, оставив её одну? Ей совершенно не верилось в это. И она моментально решила: надо догнать их! Во что бы то ни стало. Ей казалось, что и хозяин с овцами там, где-то рядом недалеко, не могли же уйти без неё. Такого ещё не было, они постоянно кочевали в ее сопровождении. Как же без неё скот погонят? И она побежала.

Дорога, засыпанная снегом, была скользкая с грязью, поднялся буран, из-за густого снега впереди ничего не было видно, но она не замечала этого, даже не чувствовала боли в животе. В эти минуту её занимала только одна мысль – быстрее догнать своих. Быстро дошла до моста, дорога шла с уклоном, и ей легче было бежать вниз.

Но нестерпимая боль в пояснице, возникшая внезапно, заставила её прекратить бег, сделав всё же несколько шагов вперёд, она вынуждена была остановиться.

Схватки! Кумайык прекрасно знала, что это такое. И вынуждена была повернуть назад.

***

Снег шел всю ночь и прекратился только после обеда.

Вчера только была осень, на выпасах было полно скотины, блеяли козы – овцы, мычали коровы, лаяли собаки, громкие окрики людей дополняли разноголосые шумы, наполнявшие долину, а сейчас тишина. Белоснежный пушистый снег равномерно покрыл все вокруг, ни пролетающей птицы, ни одной живой души, как будто жизнь остановилась вокруг. Безмолвная тишина, все вокруг как будто покрыто белой простыней. Свинцовые тучи медленно уходили за гору, открывая синеву небес. Прекратился и ветер, все стихло.

Насосавшись молозива, щенята спали за пазухой у матери, им все было нипочем. Первый, весь черный, только на груди как будто надет белый фартук. Наверное, первый родился, по сравнению со вторым оказался более крепким. На лбу отметина, кончики ушей черны как уголь, второй не выпускает соски матери. По нему видно, что он слабоват. Третий лежит поодаль, он сразу родился мертвым. Как ни беспокоилась мать, как ни облизывала его со всех сторон, ни звука, ни движения, так и остался лежать, где родился. Вчерашние ее мучения, когда, она чуть не задохнулась, или когда, прыгнув за борт автомашины, сильно ударилась, упав на землю, вероятно, все это стало причиной смерти ее щенка.

Собака не сразу подняла голову. Шерсть свалялась, в грязи, еще не совсем просохла.

Тело как будто налилось свинцом, было приковано к земле, не было сил пошевелить даже лапой, так бы и лежала, не двигаясь. Она сильно хотела пить, была голодна, со вчерашнего дня ничего не ела.

Еще со вчерашнего вечера Кумайык обошла все закоулки кошары в поисках подходящего места, подрыла не одно основание стен, выбирая теплое и сухое место. Заглянула и в закуток, куда закрывали телят и ягнят на ночь, но там обвалилась крыша и весь пол залило водой. Не найдя подходящего места в кошаре, она направилась к дому.

Вокруг была непролазная грязь, помутневшее единственное окно и дверь были неплотно прикрыты. Если сильнее подтолкнуть, можно было бы и открыть, но не было сил. Попав вовнутрь, можно было бы занять один угол, как ни как это дом, ни дождя, ни ветра, было бы тепло. Снова начались боли в пояснице, схватки, она быстро заглянула под крыльцо и увидела отверстие под домом и, не задумываясь, пробралась туда. Резкий устоявшийся запах мышей ударил в нос, но она не обратила на это внимания, больше всего ей понравилось тепло и отсутствие сквозняков. Здесь было сухо и тепло. А самое главное безопасно, никто просто так сюда не заглянет. Добравшись до угла и собрав последние силы, начала копать. Для появления щенят нужна была хотя бы небольшая ямка, ей было бы удобно. Пока щенята начнут видеть и самостоятельно двигаться, им надо находиться вместе.

Кумайык тяжело пошевелилась, потянулась, вытянув затекшие лапы.

Раньше, когда она ощенялась, хозяева сами приносили еду в чашке, отгоняли от нее голодных собак. Отделив, утепляли место, присматривали, ласкали щенков. Наевшись, накормив досыта щенят, позабыв о прошедших болях, с блаженством она отлеживалась до полного выздоровления. Она не знала, что такое голод.

Хозяева были довольны ею, она была довольна хозяевами, щенята не создавали ей никаких проблем. Но сейчас совсем наоборот: вдалеке от села, от любимых хозяев, одна среди высоких гор, со щенятами, которых ничего не интересует, кроме груди матери.

Что делать? Как прокормить щенят? Осознав свое положение, пришла к выводу, что должна сама принять решение. До сих пор она не попадала в такое тяжелое положение, рядом не было ни хозяев, которым верила, ни родственных душ, совсем никого, теперь она почувствовала это всем своим нутром.

Ее мучила жажда, медленно ползком она направилась наружу. То ли от голода, то ли от темноты, у нее закружилась голова, потемнело в глазах, она чуть не упала, и, зашатавшись, присела на землю.

Солнце еще не зашло. Холод от выпавшего снега, пронизывающий ветер с гор, пробирал до костей. Стояла безмолвная тишина, не было слышно ни звука. Кумайык к такому не привыкла, скотина или люди, на крайний случай собаки со своим лаем их было слышно повсюду, постоянно было чувство присутствия вокруг живности. Не придавая этому значения, зная, что течение жизни таково и должно быть, Кумайык и подумать не могла, что все может так перевернуться с ног на голову.

Выйдя наружу, торопливо начала лакать воду из лужи сразу же перед крыльцом.

Какая вкусная вода?! С наслаждением облизавшись, перешла к другой луже. Впалый живот немного округлился. Утолив жажду, немного отойдя, присела, выбрав сухое место у стены дома. С надеждой окинула взором долину, стараясь увидеть ходивших отарами овец и баранов, степенно пасущихся коров между валунами камней, игриво брыкающихся и бегающих телят, нет никого. Ей казалось, что сейчас из-за поворота кто-то выскочит на коне, как всегда залают встречающие собаки и все заполнится шумом и гамом. Со всех сторон поднимался дым, исходящий из печей, раздражающие запахи еды, не отстающие от хозяев собаки… все, все это у нее перед глазами, но этого ничего нет. Но она все равно смотрит по сторонам, приглядываясь ко всему, совсем одна с новорожденными щенятами среди пустынных и далеких гор, не веря в свое одиночество. Как могли хозяева оставить ее одну?

Почему в день отъезда ее привязали на чужом дворе? Почему Нурлан не пришел за ней? Стараясь побороть мысли и чувство горечи, одолевшее Кумайык, она тяжело вздохнула. На глаза навернулись слезы, вокруг все потемнело. Все внутри перевернулось, как будто множество игл впилось в нее, она не могла найти себе места.

Надежда, она никогда никого не оставляет в покое. Для всех она одинакова, каждый живет с надеждой о завтрашнем дне. Завтра будет все хорошо, будут беспечные дни! Неужели, когда же они наступят?..

Склонив голову, она направилась к щенятам.

И так пролетали дни.

Кумайык никто не искал. Значит, она никому не нужна, в свое время ее содержали, поили, кормили просто так. А то уже давно бы приехали за ней. Да куда там… Кумайык хорошо знает, дорога далекая, особенно перевал, не только поздней осенью, но даже и в летние дни порой заметало снегом. А сейчас, наверное, обе стороны перевала завалены снегом. Да-а, если бы не щенята, если бы она была одна, то, не смотря ни на что, она бы добралась до хозяев. Щенята, это ее дети… Как она может их бросить на произвол судьбы? Разве можно об этом даже подумать? Как ни как она их родила. Они появились на свет. Это самое главное! Теперь эти щенята должны жить на этом белом свете. А сама она, не смотря ни на какие трудности, ставшие перед ней, должнавырастить их. Она мать! И это долг матери. Разве может она ради собственного благополучия бросить и убежать, не оглядываясь, щенят одних, рожденных ею из плоти и крови?!

И так, она оказалась привязанной, на ее голову свалились большие трудности.

Кошара расположена на восточной стороне долины, и снег, выпавший два дня назад, уже растаял. В окрестностях не замерзшие травы, поднялись в рост, как и летом, но пасти было некого. Ночью от пронизывающих морозов застывала вода, и оттаивала только после обеда. С усилением морозов ручейков, сбегавших с вершин гор, не стало, это тоже один из признаков приближавшейся холодной поры.

Долина, окутанная тишиной и покоем, лежала в ожидании наступления зимы.

Кумайык не отходила далеко от кошары. Хоть прошло и немало времени, как она ощенилась, но она еще не окрепла, часто кружилась голова, и темнело в глазах. От слабости, шатаясь, еле передвигала ногами, а в большинстве отлеживалась. Могла добраться только до угла сарая, пройти вокруг кухни и места, где стояла палатка.

 Вспоминая запахи когда-то пролитой пищи, в надежде что-то найти, из последних сил начинала разгребать землю. Принюхиваясь, снова и снова кружилась в поисках пищи. У нее была только одна цель, найти хоть что-то, что может попасть на зуб, подвернуться на язык, чтобы хоть как-то утолить чувство голода. Хоть немного поесть, потом пробраться к щенятам, чтобы накормить их. Насытившись, они быстрей бы поднялись и самостоятельно начали ходить. Это было ее единственной мыслью и желанием.

 Как ни как здесь находился скот и проживали люди, кости, заплесневелые высохшие остатки хлеба, обрывки шкур, старой обуви, все, что можно проглотить и что может осесть в желудке, она находила и была удовлетворена и этим. Когда-то, она проходила и даже не обращала внимания на обломки копыт, сломанные рога, на кости крупной скотины, а сейчас все это было для Кумайык желанной находкой, пригодной в пищу. Теперь целыми днями она проводит время, обгладывая их. Не смотря на боль в зубах, усталости челюстей, лишь бы наполнился желудок. Вот так, привыкшую есть из рук хозяев собаку, голод быстро заставил находить пищу для себя и для щенят.

Жизнь, наверное, и интересна своими трудностями.

Собак животноводы содержат без привязи, по сравнению с другими своими сородичами, чабанские собаки упитанны, как ни как, временами резали скотину и им перепадали остатки, проблем с едой не было. В связи с этим, и обязанности у них были другие, на джайлоо или кошаре, отдаленной от села, охраняли скотину, не подпуская чужих. Теперь все это осталось в далеких снах, всплывавшие иногда воспоминания заставляли вздрогнуть Кумайык.

День становится короче, поздно встает и рано заходит солнце, дует пронизывающий ветер. Из собравшихся туч сыплет снег на вершины гор, в низине немного присыпая еще не увядшие травы. Лошади не останутся голодными, разгребая копытами снег, они могут прокормиться. Эти места облюбовали и олени, здесь они живут, не боясь никого, и пасутся, свободно перемещаясь по долине, но, тем не менее, с опаской поглядывая в сторону кошар, где была скотина, и проживали люди.

К концу недели Кумайык поменяла место, здесь близко к выходу, да и от ветров снаружи становилось холоднее. Пробравшись подальше вглубь, осматривая каждый угол, у стены с каменной кладкой, она, наконец– таки, нашла место. Под полом земля была мягкой, и без труда она вырыла углубление для себя и щенят. Если бы были хозяева, они бы выстлали ямку мягкой травой, может быть подложили бы даже старую кошму, теперь же, Кумайык должна перенести щенят в вырытое логово, здесь земля мягкая и теплая.

Под полом обосновались серые полевые мыши, поэтому здесь не утихал их неугомонный писк. С появлением нового соседа они еще больше всполошились. То, испугавшись, замирали беззвучно, и, не отводя взгляда, только поблескивали глазками – бусинками, то быстро перебегали с угла в угол, а некоторые, встав на задние лапки и вытянув шею, с любопытством смотрели на собаку, лежавшую со своим щенятами в логове.

Самое главное их не трогают, поэтому постепенно они привыкли к присутствию собаки, стали собираться кучками и грызть принесенные кости, с шумом отнимая друг у друга. Добродушие соседа им очень понравилась. Но между тем они насторожены, не успеет собака поднять голову, как они моментально разбегаются. Кумайык не обращает на них внимания, так как раньше их не знала, наоборот, коротая время, с любопытством, смотрела на их беготню. Только один раз, вскочив, зарычала, когда несколько мышек начали кусать лежавшего поодаль мертвого щенка. Аккуратно взяв в пасть, она перенесла его в логово.

Щенята еще не прозрели. Для них день или ночь все равно, большее время они проводят во сне. Единственная потребность – грудь матери, как бы они не спали, знакомый запах, мягкое шевеление, и они впопыхах, толкая друг друга, утопая в рыхлой земле, начинают ползти к матери. Как бы то ни было надо добраться до груди! Скуля, прилагая все усилия, толкаются, заставляя мать лечь, выставив им соски. А то, что мать сыта или голодна, им до этого дела нет, они знают только соски, есть молоко или нет, в драке они начинают сосать. Как ей быть, как бы она ни была голодна, как бы не подводило ей живот, терпя боли в сосках, периодически она должна была кормить щенят. Разве может она поступить по-другому…

***

Кумайык не спеша поднялась на холм.

Первый раз после родов она так далеко отошла от кошары. Голод не давал ей покоя. За эти дни, наверное, не осталось ни одного места в кошаре, где бы она не рылась в поисках пищи. Хорошо еще, что нет снега и не промерзла земля вокруг. Наконец-то ей повезло, она смогла открыть дверь дома, хозяева в спешке в скобу воткнули прутик. Ранее, несколько раз, она пробовала, но не могла открыть. Изнутри чувствовался запах пищи. Во что бы это ни стоило, она решила попасть в дом. Дверь оказалась ветхой, просунув сначала лапу, потом пасть, поднажав сильнее, она попала внутрь. Ее усилия увенчались успехом, на полу лежала забытая шкура жеребенка, сорвавшегося в дождь с утеса. Для Кумайык это была бесценная находка, в спешке набросившись на нее, она начала грызть шкуру. Раньше она даже и не обратила бы на нее внимание. Ранее здесь хранились продукты, остатки мяса, масла, рассыпавшихся кормов, муки, всевозможные остатки, все это на данный момент пища, лишь бы наполнить желудок. Их вкус, запах, испорченность, ее не интересовали, лишь бы они были сытными.

Кумайык направилась к соседней кошаре. В день отъезда, Нурлан привел ее сюда и привязал. Если бы в тот день ее не привели сюда, не осталась бы она одна среди пустынных гор, проводила бы сейчас время со своими сородичами в селе. Воспоминания заставили собаку тяжело вздохнуть. Кто знает! Чему быть, того не миновать, говорят в народе…

Поднимаясь на гору, Кумайык постоянно оборачивается назад, все мысли о щенятах. Как бы кто не пробрался. Все ли с ними в порядке? Ей казалось, отойди она немного, как на них могут напасть, или даже убить. Хозяев, которые бы за ними присмотрели, нет, они едва прозрели и только начали подниматься на лапы. Нужно быть осмотрительной.

Собака, специально обернувшись, осмотрела долину, с высокой горы как на ладони были видны следы от давно ушедших машин, мост, извивающаяся по склону горы дорога. Ей знакома вся дорога до селения, с ее подъемами и спусками. Отсюда не видно, но у нее перед глазами стоит дом и кошара в селе. Они теперь далеко, очень далеко…

Проглатывая слюни, с надеждой смотрит в конец ущелья. Вспоминая, как она не раз по этой дороге могла бы рвануть вниз в селение, позабыв даже про голод. Но не может оторвать глаз, дорога так и зовет…

Как ей быть? Что делать?

Таковы превратности судьбы, оказаться без веревки привязанной, среди этих пустынных гор. Но покориться, и смириться с этой злой судьбой она не могла…

Кумайык, осторожно осмотревшись, тихонько вошла во двор кошары. Как ни как чужой двор, хозяева другие, собаки. С ходу пробежаться в поисках пищи по большому двору она не осмелилась. Такой же двор, такая же стена построена из камня, такое же ограждение закрывающее вход, одиноко стоящий дом, и даже крылечко такое же. Этот двор тоже пуст, ни одного движения, ни звука не слышно. Тишина и покой. Под сараем вбит столб, где его привязывали. Кумайык принюхавшись, потихоньку подошла, но запахов не было, наверное, все смыл дождь. Дверь в дом оказалась открытой, наверное, хозяйка торопилась, когда приехала машина. Собака не осмеливалась сразу войти. Не успев войти, она почуяла запах мяса. Не зря она пришла сюда, в углу лежало тельце недоношенного ягненка. Кроме этого остатки кормов, остатки пищи, свернутая и засохшая шкура. Уже давно прилипший к бокам живот Кумайык округлился, и на этот раз она заторопилась к щенкам.

Из-за плотных туч не было видно солнца. Потом начал падать снег и уже после обеда все вокруг покрылось белым снегом. Всю ночь дул, не переставая, холодный, пронизывающий ветер. Намело сугробы, занесло деревья и кустарники, не пройти, ни пробраться. Ничего не видно, ни гор, ни двора кошары, где можно было бы спрятаться, все перемешалось в этой снежной буре. Отголоски снежной бури долетали и под пол. Мелкие, как сахар, крупинки снега проникали через щели, холодный, пронизывающий сквозняк гулял и здесь. В горах, где, когда-то были тишина и покой, теперь казалось, постоянно бушуют бури.

Днем и ночью шел снег. Было такое ощущение, что прорвало небо и это может продолжаться зимой и летом.

Два дня не выходила наружу Кумайык.

Разные кости, копыта, рога, старая обувь, собранная ею в ясную погоду, можно было обглодать, пожевать, чтобы как– то наполнить желудок. Это было ее занятие и работа. За этим коротала время. Вставала и подходила к щелям, лизнуть попавший через щели снег, чтобы утолить жажду, голод, и потом хоть как-нибудь накормить щенят. Им нужно только тепло матери, полные молока груди, лишь бы быть сытыми. Хоть и поздновато, но они уже поднялись, даже начали играть друг с другом, а мучительные поиски матери пищи, и им нет до этого дела, они даже не имеют понятия об этом.

Природа создала различные условия для животного мира, с момента рождения, до самостоятельного выживания. Ягнята и козлята сосут молоко матери, пока не окрепнут, и не начнут самостоятельно щипать траву, тогда матери только со стороны следят за ними. Ну а козлята горных баранов, по сравнению с домашними, приспосабливаются к выживанию намного быстрее. В природе существуют даже такие, которые с момента рождения ведут самостоятельный образ жизни. В этом нет ничего удивительного, рождение животного мира, продолжение рода все это происходит согласно законам природы. И кто же может изменить эти неписаные законы природы?! И Кумайык тоже вынуждена подчиниться этим законам…

На джайлоо зима вступила в полные права, с морозами и холодами. Земля промерзла, реки и ручейки покрылись льдом. Кое – где торчали прутья курая, все кусты и кустарники остались под снегом. Только стройная арча, выстроившись рядами, не сгибается под напорами холодных ветров.

Кумайык уже не может выходить далеко. Склоны гор, холмы, впадины и ложбины вокруг покрыты плотным снегом, чтобы пробраться, нужна сила и энергия. Когда-то бегала напролом через сугробы, а теперь обессилела. С тяжестью поднимает тело, еле-еле передвигая лапами, как будто к каждой привязано по камню. Отяжелела голова, осунулась морда, проблески впалых глаз, но, не теряя надежды, ищет повсюду, чтобы можно было поесть. Даже попробовала пожевать козий помет, но вкус и запах не тот, в пищу не пригоден. Под сараем, на малейший запах и подозрительное место, начинает искать. Утрамбованный замерзший навоз нелегко разгрести, но, не теряя надежды, она прикладывает оставшиеся силы. Хорошо еще, если оттуда появится косточка или остатки пищи, что можно попробовать на вкус.

Все усиливающийся мороз пробирает до костей. Но одно хорошо, если немного разгрести усохший и утрамбованный навоз, от земли поднимается пар и обволакивает теплом все тело. В такие моменты дрожащая от холода Кумайык, не может удержаться и ноги сами подкашиваются и падает, где она только что разгребла. Хоть на немного забыв про голод, от тепла, исходящего снизу, она задремала в забытье.

Да, тепло имеет чудодейственное свойство придавать силу…

***

Солнце еще не взошло. Блестят белоснежные горы, устремив свои вершины в голубое небо. Нет косматых туч, они будто спрятались где – то в ложбине, свернувшись в клубок. Звенящий холод проникает всюду. Вся долина занесена белым снегом, огромные сосны и ели заледенели, покрылись морозным инеем, как будто все посыпано серебром. Такая картина сохраняется только до обеда, под лучами солнца, и неустанного ветра, слетают снежинки, обнажая зелень веток, до вечера.

Голод заставил Кумайык не лежать долго в теплой норе, голодная и обессиленная, она была вынуждена оставить лежащих вплотную друг другу щенят, и выйти наружу. Отлеживаться бесполезно.

Кумайык поднялась на возвышенность. Мороз набирал силу, струи холодного ветра, невидимые глазу мелкие крупинки снега, как иголки пронизывали все тело, проникая и прилипая к телу сквозь взлохмаченную и слипшуюся шерсть. Она вся заледенела. Вся морда, брови и ресницы покрылись инеем, собака стала седой. Несмотря на постоянное встряхивание, прилипшие к шерсти сосульки не спадали.

Немного пробежав, собака оказалась наверху со стороны кошары. Наметенный сугроб оказался вровень с каменным забором. Это крайняя кошара в этой долине, у крутой скалы. Где-то за неделю раньше она прибегала сюда несколько раз, находя здесь что-либо, что хоть немного утоляло голод. В отличие от других, со всех четырех сторон данная кошара закрыта, земля сухая, чиста от снега, рыхлая и навоз не утоптан. В этот сарай с утра залетала разная живность, она замечала это не раз, поэтому направилась сюда с утра пораньше. Принюхиваясь, вытянув блестящий черный нос, прислушиваясь, шевеля обвисшими ушами, затаила дыхание, стараясь увидеть, не моргнув поседевшими от снега ресницами, что – либо в окутанной мертвой тишиной кошаре.

Пытаясь увидеть хоть какую-либо щель, осторожно заглянула внутрь.

Полагаясь на свое безошибочное чутье, быстро спустилась вниз, и побежала, высматривая дыру в заборе или место, где забор был пониже. У нее прекратилась дрожь, загорелись глаза. Найдя место, у когда– то обрушившегося от напора скотиной, забора, она посмотрела внутрь.

Куры, много кур.

Кумайык с удивлением смотрела, как под сараем совершенно беспечно гуляли эти птицы. Откуда они здесь появились? Они показались ей знакомыми, и с замиранием в сердце она смотрела на них. Нет, они не похожи на кур из села, они немного меньше, двигаются плавно и быстро. Голоса другие, расцветка другая. Среди них бегают петушки, сверкая разноцветным опереньем. Кумайык притаилась. В селе, где они жили вместе с курами, когда подходила к ним, засунув нос в их кормушку, они отгоняли ее с шумным кудахтаньем, не подпуская близко. У них была своя жизнь, для собаки, есть они или нет их, было все равно. Даже не интересовались.

 Солнце еще не взошло, но его лучи уже равномерно начали освещать небо, воздух прозрачен и чист как стекло. В построенном видом на запад, сарае, просматривается все, как на ладони. Нет дуновения ветерка, тепло, безопасно, наверное, поэтому сюда прилетают птицы. Птиц ничего не беспокоит, расхаживая взад и вперед, выискивают, что-либо и клюют среди рыхлого навоза, найдя, даже затевают драку. Поодаль стоит один, вытянув шею, беспокойно поглядывая в разные стороны, наверное, охраняет, все-таки они дикие птицы.

 У измученной от голода Кумайык загорелись глаза. До этого у нее не было потребности в птице, и никогда она не нападала на них, наверное, поэтому это казалось ей незнакомым, и в подсознании – непростительным. Но, законы у дикой природы свои, на что только не толкают?! Самосохранение, вырастить любимых щенят, этот долг стоит превыше всего. Из века в век, из поколения в поколение передаваемый животный инстинкт, дремлющий до поры до времени где-то внутри, вновь просыпается, подчиняя диким законам природы, и незаметно овладевает ею. Жалости нет, в дикой природе более сильный поедает более слабого. Хочешь жить – нападай, хватай! Вкус мяса, горячей крови, это твоя жизнь.

Дикая природа, такова жизнь!

Вот она пища! Мясо, горячая кровь! Вот эта пища, мысли о которой не давали спать ей по ночам, в поисках которой где только она не бывала, беззаботно гуляет, в пределах только одного прыжка. Всего один шаг, можно достать одним прыжком, собрав все силы…

Кумайык не могла уже остановить себя, ее тонкое худое тело, изгибаясь как стрела, молниеносно перелетело через низкую стену. Почти не касаясь длинными ногами мягкой земли, принюхиваясь ко всему на пути, она устремилась к беспечно пасущейся птице. Внезапно раздался громкий крик, как будто земля встрепенулась, это беззаботно пасущаяся птица, взлетела с шумом. Часть улетела к скале напротив, остальные, не поднимаясь в воздух, перескочили в другую сторону сарая.

Кумайык не обратила на них внимания, даже голову не повернула. У нее под вытянутыми лапами, с распростертыми крыльями лежал то ли кеклик, то ли горлица…

С этого дня собака перешла на охоту за живностью. Так как ранее она не занималась этим делом, у нее не всегда получалось, много бегает в округе зайчат, но их не всегда можно поймать. Для этого нужно незаметно выследить и обладать молниеносной реакцией и скоростью. Кумайык было уже достаточно лет, она была не молода, да и голод давал знать свое, она сама еле передвигалась… Но, не смотря на это, применяя разные методы и уловки, рыская по сараям и кошарам, кое-как находила пропитание.

Со временем она стала приносить в зубах остатки пищи щенятам, они тоже стали подрастать.

***

Щенята уже подросли. Теперь уже некогда, обнявшись, проводить время во снах. Немного наполнив желудок, они начинают игры, покусывая друг друга. Как ни старались, раньше они не могли вылезти из выкопанного углубления, барахтаясь и кувыркаясь в мягкой рыхлой земле вперемешку с песком, а теперь это для них не проблема. Выскакивают, наступая друг на друга, бегают под полом, поднимая клубы пыли.

Один из щенят, вероятно родившийся первым, был менее крепок, с белой грудкой, его мать назвала Актош. Другой – Каракулак, у него оба уха, как будто окрашены черной краской. Он оказался более шустрым, покусывая, толкаясь, не дает покоя Актошу. Всегда первым начинает заигрывать.

И на этот раз, Каракулак специально толкнул поднявшегося с места Актоша, и тот присел на задние лапы. Как будто только этого и ожидая, Актош рванулся и схватил за заднюю лапу, уже почти поднявшегося на край углубления Каракулака. Оттянув его с силой от края, сам быстро первым выскочил наружу. Тот тоже не отставая, поднимая клубами пыль, рванул за ним. Так продолжались их нескончаемые игры. Заканчивали они только тогда, когда обессилев, падали на землю. Потихоньку приходила мать. Приходила, обязательно что-либо, принося в зубах. С начала они не обращали внимания, не осознавали, почему это мать приносит, кому это нужно. Слабые лучи восходящего солнца, проникающие через щели, немного осветили подпол. Все углы покрыты паутиной, вокруг горки из измельченной земли, вырытых норок мышами, и разбросанные всюду остатки костей, принесенных матерью. Пол тоже не цел, доски искривлены и разошлись от времени, снизу, от сырости покрылись плесенью и начали пахнуть. Поддерживают их, только проложенные поперек балки, да и те, если надавить на них посильнее, могут с треском переломиться.

 Щенятам нет ни до чего дела, у них только одно, только, чтобы была грудь матери. Они не могли понять, почему она лежит и постоянно грызет кости. Те, что постоянно попадали им под ноги, когда они кружились в своих играх, те, чем могла хоть немного утолить чувство голода их мать, в те дни, когда днем и ночью снаружи бушевала непогода. Со временем они начали взрослеть и крепнуть, тоже начали грызть высохшие кости, почувствовав приятный вкус. Не напрасно, оказывается, их грызет мать. Да и молока у нее поубавилось. И все то, что приносила мать снаружи, Актош и Каракулак в драке забирали друг у друга.

Они еще ни разу не выходили наружу. Подпол, это было для них все, здесь они родились, и здесь они впервые открыв глаза, увидели свет. Они не имели понятия о внешнем мире. И только узкая щель, в которую входила и выходила мать, была для них загадкой, оттуда проникал мерцающий свет, задувал холодный пронизывающий ветер, иногда проникали хлопья снега. Повизгивая от голода, прячась от холода друг за друга, они все равно смотрели на эту щель. Она манила и притягивала их, но выйти они опасались.

Прошлый раз, приблизившись к выходу, они хотели выглянуть, но снаружи быстро заскочила мать, и больно покусала обоих. Значит, без ее разрешения нельзя делать этого, и они стали обходить это место.

Наступила вторая половина дня. Как раз в это время в подпол попадало больше света, и у входа от щели он показался особенно ярким. Щенят это очень заинтересовало.

«Ты начинай! Не, ты начинай!» показывая глазами друг на друга, они остановились в ожидании.

«Я выйду!» – более шустрый Караулак, осторожно высунулся наружу, от яркого света зажмурился, как будто невидимые иголочки впились в глаза, капля за каплей, побежали слезы. Не вытерпев, заскочил обратно.

Он не видел еще такого света. Но еще страшнее ему показалось снаружи. Смотревший на него Актош не понимал ничего, приблизившись к щели, посмотрел наружу. Ему тоже было интересно, и он решил посмотреть сам.

Мать выходит несколько раз, даже протоптала дорожку. «Наверное, не так уж и страшно. Вдруг, если будет что-либо подозрительное, можно будет заскочить и обратно…» Актош вопросительно посмотрел на Каракулака: «Ну что, пойдем?» Как – будто готовясь к схватке, потянулся, разминая лапы. Потом, присматриваясь к земле, как будто выискивая что – либо, приблизился к выходу, поднял морду и начал улавливать запахи. Несмотря на возраст, это у них в крови, по запаху определять опасность. Подозрительного ничего нет, значит нечего опасаться.

«Эй, я пошел! Пойдем…» — направился к выходу, бросив взгляд на удивленного Каракулака.

 От светившего солнца было тепло. Тишина, не слышно ни звука. Ничего подозрительного не видно. Актош пошел вперед по следам матери. С обеих сторон сугробы, под белым снегом ничего не видно, но все равно ему было интересно, что там впереди. Узкая тропинка ведет под сарай, куда она идет дальше, неизвестно, может быть там, где чернеет земля, находится мать? Склонив голову, Актош остановился в ожидании. Вблизи ее запаха не чувствуется, значит ушла в другое место. В это время, поднимая клубы белого снега, прибежал Каракулак.

Они впервые видели все это, удивлению и интересу не было границ – огромные сугробы снега, под сараем черная земля, утоптанный навоз, вдалеке высокие горы, яркое солнце, огромные тучи…

Пробуя все, что попадается, вкус, запах, можно ли есть? Не торопясь, они разошлись в разные стороны. Разбросанный мелкий круглый козий помет, круглые коровьи лепешки, обрывки арканов и тряпья все это было непригодно в пищу. Запахи разные, не похожие друг на друга, нет вкуса еды. Остальное все вокруг было покрыто замерзшим белым снегом.

Актош направился в другую сторону, подняв тонкий хвостик, уверенно, крепкими шагами пошел вперед. Пройдя немного, он нашел обрывок шкуры среди сгнившей соломы, свалившейся с крыши сарая под тяжестью выпавшего снега. Надкусив, он почувствовал вкус. Это была для него большая находка. Он не стал смотреть на Каракулака, тот на другом конце сарая ходил в поисках, схватив находку в зубы, направился в подпол. Он не доверял незнакомому месту, ему казалось, что кто-то прибежит и выхватит у него находку. Привычный подпол был для него крепостью в его понятии, только мать могла входить и выходить. Он мечтал, что войдет в привычное убежище, вытянувшись, начнет рвать и кусать зубами свою находку. Спотыкаясь, падая и вскакивая, он не сразу проник в подпол.

Каракулак не спеша продолжал свое дело. Обошел в поисках пищи незнакомые места, изучая разные запахи, самостоятельные поиски были для него в радость. Было тепло, не было ветра, прямые лучи солнца падали прямо во двор сарая. Звонкие голоса птиц, перелетавших с места на место в поисках пищи, на земле, не засыпанной снегом. В разных уголках возвышаются холмики мелкой земли, пахнет сыростью. И здесь, оказывается, много полевых мышей.

Не обращая внимания ни на что, щенок направился к выходу из сарая. Ему не попалось ничего съедобного, но Каракулака это не беспокоило. Выход наружу, самостоятельная прогулка для него много значила. Он и завтра выйдет, и сможет найти что-либо для утоления голода. В этот момент, кто– то рыжий, с длинным хвостом, молниеносно появился и встал перед ним. Свалился с неба, или появился из-под земли, щенок так и не мог понять. До этого он не видел такое животное, у него и не было понятия о нем. Сначала у него тревожно забилось сердце, но между тем он, настороженно и с интересом смотрел на появившееся перед ним животное с узкой и хищной пастью. Но в то же время от пронзительного и жгучего взгляда опустил голову, его охватил страх и по телу пробежала дрожь.

Она оскалила зубы – «Эй, что ты здесь делаешь, а?»

Щенок попятился назад, отступив немного, он мог бы скрыться подпол. И этот не мог бы попасть туда. Но не получилось, как он задумал, зверь быстро перекрыл отступление. «Ты детеныш. Не думай, что сможешь убежать от меня! Знаю вашу породу, все вы против нас, и не любите меня. Если поймаете, то сразу раздираете на клочья. На этот раз моя очередь! Теперь я с вами поквитаюсь…» – она начала наступать, глаза у нее заблестели. Ничего хорошего щенку это не предвещало, внутри у него все опустилось, от наступившей слабости онемели ноги, обвисли уши. Разнесся неприятный запах, послышалось злобное рычанье, стали приближаться острые страшные клыки. Куда бежать, как скрыться от этого страшного зверя?

В этот момент, он сожалел только о том, что нет рядом матери, жалобно заскулил, и сделал последнее что смог – спрятав голову под себя, крепко зажмурил глаза…

У лисы нет никакого чувства жалости, единственная цель – как-бы то ни было заполнить желудок, это ее образ жизни, ну а этот молодой щенок, с его мягким вкусным мясом, горячей кровью, в этот холодный морозный день, незаменимая еда. Лиса заторопилась, дабы кто-то еще не помешал ей. Она пришла в этот сарай за мышами, а тут ее ждал хорошенький молодой щенок…

В последующие дни Кумайык не выходила наружу.

О том, что лишилась Каракулака, она еще не знала, войдя в логово, как всегда, удобно расположившись, прилегла. Но прошло немного времени, не чувствуя запаха и присутствия Каракулака, она насторожилась, посмотрев вокруг, встала с места. Быстро обыскала подпол, не смотря на темноту. Нет его. Зарычав, она выскочила наружу. Принюхиваясь по следам, добралась до сарая. Вот он запах ее щенят, еще не развеялся, и следы еще видны.

Пройдя вглубь сарая, увидев капли крови, остатки шерсти, присев, вытянув пасть к небу, Кумайык протяжно завыла:

«Оо, горе … дорогой Каракулак, неужели я и в правду потеряла тебя? С какими только трудностями я растила вас? Почему ты не слушался мать? Милый мой, неужели твоя жизнь была так коротка?..» Ее жалостный и протяжный вой можно было понять только так.

В порыве жалости и горечи утраты, она укусила и потрепала Актоша.

Что она может еще сделать, ведь они только животные. То, оттолкнув его, то снова приласкав, прижималась к нему. Перестала выходить из подпола.

Ей все казалось, что если она, как всегда пойдет бродить по кошарам, то  кто-то придет и растерзает Актоша. Два дня и две ночи она не отходила от него, по новой перегрызла все лежавшие вокруг кости, не смотря на боли в зубах и усталости челюстей, лишь бы как– то перебить чувство голода. И только обессилев, она позволяла себе прилечь около щенка.

Актош знал, что нет молока в груди у матери, но все равно продолжал сосать, перебирая соски. Потом вставал, и по примеру матери, начинал грызть кости. Но ничего не попадало на язык, и не чувствовалось никакого вкуса, пустая трата времени.

Каракулака нет, ему становилось одиноко. Куда ушел его брат, почему не приходит, Актошу непонятно, просто смотрит на выход, ему кажется, что он сейчас появится оттуда. Со временем он потерял надежду и на это.

Чтобы ни произошло, но жизнь продолжается, нужна пища. Чтобы утолить голод Кумайык все же была вынуждена выйти наружу. Отойдя недалеко, возвращалась, все ли в порядке с ее щенком? Не заскочил ли кто-нибудь? Подозрительно смотрит вглубь сарая, где пропал ее щенок. Так как не встречала раньше лису, Кумайык не знала, кто задрал Каракулака, но запомнила неприятный запах этого животного. Может быть, когда-нибудь придет время…

В один из таких дней, когда солнце только поднялось из-за гор, увидела, что под сараем беспечно пасутся птицы. Чтобы они не учуяли ее, Кумайык направилась за забор. Прошлый раз, прыгнув за куропаткой, она упала, на этот раз она решила быть осторожней. Знала низкие места забора, где не раз перепрыгивала. По сравнению с куропатками, перепелами, эти птицы намного меньше, но Кумайык не обращала на это внимания, даже маленькому кусочку мяса будет рада. Прежде всего, в подполе ее ждет щенок.

Следя потихоньку из-за забора за свободно пасущейся птицей, и когда они поравнялись с ней, собрав все силы, прыгнула прямо на них. У нее получилось, несколько штук остались лежать, подмятые ее телом.

С этого дня у нее началась охота на птиц. Хоть и не досыта, но свежее мясо придало им силы. Но такое тоже не всегда получается, птицы не постоянно прилетают под сарай, а прилетев и увидев Кумайык издалека, с шумом улетают. В других кошарах тоже самое. Иногда у нее получается.

Так проходили дни.

Погода испортилась, уже много дней не видно солнца, днем и ночью воет пурга, сыплет хлопьями, не переставая, снег, покрыв все вокруг. От мороза с треском раскалываются сосны и ели. Пол покрылся залетающим из щелей снегом. Сугробы снега со всех сторон уменьшили порывы сквозняков. За это время Кумайык поменяла место. Актош подрос, и они как раньше не помещались в норе, да и ветер, поддувавший с боку, усилился. Хоть и темно, но в западном углу оказалось теплее.

В такие дни непогоды охоты нет. Все, чем они могли заниматься, это грызть высохшие кости подполом.

После того, как не стало Каракулака, Актоша заинтересовали мыши, раньше он не обращал на них внимания. В отсутствие матери, приблизившись, склонив голову, внимательно смотрел, как они стремительно бегают взад и вперед. Со временем и они перестали бояться его. Хоть и издалека, маленькими, как бусинки блестящими глазками, они тоже посматривают за ним, не приближаясь, с опаской обходя стороной. Один раз по неизвестной причине, махнул лапой, на пробегавшего близко мышонка. Или же он захотел поиграть, или же поймать, неизвестно, пробегавший мышонок упал. Оказался очень слабым, зашевелившись, хотел встать, но Актош лапой подтянул его к себе, не захотел, чтобы тот убежал. Но он, почему-то не подвижен. Щенок приблизившись, понюхал, в нос ударил неприятный резкий запах, чихнув, он встряхнул головой.

Брезгуя, он попятился, но далеко не отошел, лежавший без движения мышонок привлекал его внимание. Почему не убегает? Можно его есть? Нагнувшись, он лизнул его. Почувствовав вкус теплой крови, сразу укусил, шкура оказалось мягкой, не церемонясь, щенок быстро проглотил его. Он тоже живая душа, хоть и немножко, но можно утолить голод.

***

В горах день короток. Особенно в Туюк-Торе. Бледное зимнее солнце блеснет из-за высокой вершины, и начинает свой ход над вереницей гор, выстроенных в ряд вдоль долины, не доходя до вечера, скрывается за ними. Но и здесь не сразу наступает темнота, небо долго еще освещено лучами заходящего солнца.

Кумайык лежала на земле под сараем и грелась под последними лучами заходящего солнца. Но тут она встрепенулась, быстро подняла голову, ей что-то послышалось или показалось. После того, как не стало Каракулака, она не ходит далеко, охотится только в округе и в близлежащих кошарах. Приспособившись к охоте за птицами, она уже знает, когда они прилетают и улетают. Быстро вскочив с места, она стремительно подалась к одиноко стоящему дому у входа в кошару. Несмотря на огромные сугробы, в одно мгновение, была уже около дома.

В это время, подняв свой куцый хвост, появился из подпола Актош. Он беспечен, то и дело, утопая в рыхлом песке, вставая, оглядываясь с интересом, смотрит на свои следы. Его ничего не беспокоит, как будто не в первый раз, ступая своими маленькими лапками, значительно отошел от выхода из подпола. Ничего не было и слышно, но на него сверху посыпались крупинки снега, и перед ним появилась мать.

Актош с одной стороны испугался, но с другой стороны обрадовался, увидев мать, но не успел даже подать голос. Появившись, она укусила его за грудь, не смотря ни на что, она начала его рвать и метать. Она его даже не пожалела. Не обращала внимания на плач и вой. Кусая то за один, то за другой бок, лаяла, казалось, что будто на нем оставшемся в живых щенке, возмещала боль и горечь утраты. Наконец она остановилась, или от усталости или от того, что ей показалось достаточно, это запомнится ему, и будет осторожен в кошаре.

Расправиться, расправилась, но, наверное, и ей было жалко… Кто знает? Но что бы ни случилось, Актош перестал выходить наружу. Трёпка матери ему послужила хорошим уроком.

Мороз ослабел, солнце стало пригревать. На небе ни облачка. Только стройные горы, окружающие долину, вмещающие в себя всех животных, живущих здесь по законам природы, наблюдают за ними свысока. Ничего не слышно, кругом звенящая тишина. Только раздаются звуки шагов Кумайык и скрип замерзшего снега.

Издалека только видно ее силуэт, как будто черная точка движется на белом снеге. Она еле двигалась, переставляя непослушные лапы, от худобы выступающие ребра, можно было пересчитать.

Когда-то она была плотна и полна в теле, шерсть блестела, сейчас нет ничего этого. Видна и выпирает каждая косточка, такое ощущение, что если сильнее встряхнуть ее, то шкура свалится, как наброшенный пустой мешок. Глаза ввалились, даже поднять голову и посмотреть в разные стороны для нее тяжело.

От замерзшей воды в ямках ложбинок, передвигаться Кумайык стало легче. Местами от постоянного ветра вымело весь снег, земля почернела. Быстрее двигаясь, Кумайык направилась к крайней кошаре. В последнее время, передвигаясь по северному склону, там, где не задерживался снег, в расщелинах и углублениях, находила высохшие остатки живности и хоть как-то утоляла голод. Один раз, под острым камнем, нашла застывшие останки разодранного зайца. Такая находка была для нее со щенком пищей на два-три дня. Но плохо то, что такая находка им больше не попадалась.

И ей снова пришлось обходить в поисках пищи старые привычные места.

Кумайык остановилась, опустив голову вниз, принюхалась. Следы. Только что кто-то прошел, от той скалы, вдоль извилистой, текущей сверху речке. Ее поверхность давно покрылась как стекло льдом, некоторые места хоть и засыпаны снегом, но вода продолжает течь по проложенному руслу вдоль каменного забора кошары.

Осторожно ступая, она пошла по следу. Да, это знакомый запах, и след тот же! В ней вспыхнули таившиеся в глубине души злость и отчаяние, Кумайык зарычала. Непримиримая вражда между ними заложена в них из покон веков, ей казалось, что догнав, она разорвет ее на части. Это та лисица, которая задрала ее Каракулака.

Как ни была озлоблена Кумайк на лису, она не бросилась ей вслед, подняв морду, она принюхалась, определяя направление ветра. Сразу направилась к сараю, да и ветер дул с гор. Неслышно подошла к краю забора, и тихонько осмотрела внутренний двор. Самостоятельная охота в горах ее многому научила, идти по следу, выискивать удобные моменты для нападения, не давая пути к отступлению, все это оказалось нужным для каждодневного выживания. Раньше она об этом и не задумывалась, но теперь это было необходимым. Без этого нельзя. Но между тем, Кумайык еще многого не знала…

Кошара стоит, с осени не раз она была здесь, сколько раз она обошла ее вдоль и поперек. По сравнению с другими кошарами, здесь обвалились сгнившие брусья и балки. От тяжелого снега в этом году дыр на крышах стало еще больше.

Распустив пушистый хвост, лиса спокойно сидит и смотрит во внутренний угол сарая, наверное, выслеживая мышь. Не обращая внимания ни на что, с чувством уверенности, что в данном месте одна, не смотря по сторонам, то приседая, то пятясь назад, то принюхиваясь к углу стены, начинает рыть землю.

Из норы, наверное, выскочила мышка, взмахнув пушистым хвостом, она кинулась за ней, вдоль стены.

Кумайык отпрянула назад, лиса бежала прямо на нее. Нет, повернула назад. Наверное, поймала, схватив когтями, вскинула. Мышь поймана, торопиться не надо, теперь, хоть и немного, но можно и побаловаться, оглушенную мышь начала подбрасывать вверх, снова играючи ловить. Кумайык не стала ждать, когда она еще раз подпрыгнула вблизи от стены, она перемахнула через нее, и с рычанием набросилась на лисицу.

До этого собака ни разу не вступала в схватку с дикими животными. Она знала что, можно на них зарычать, и, схватив, покусать за бока. Но что надо схватить за глотку, если хватит сил, перегрызть ее, и этим одержать победу над врагом, для Кумайык это было незнакомо. Когда жила в селе, они не раз дрались с чужими собаками, но как ни жестока была бы их битва, они никогда не хватали за горло, рвали, кусали, где попало за бока. Бегство в конце схватки, побитой и покусанной собаки, было для нее торжеством победы, и она была довольна этим.

Но на этот раз решила, насколько хватит сил, растерзать лисицу, она не смотрела ни на что, безжалостно кусала за все, что попадалось, у нее наполнилась пасть рваными кусками шерсти, ушей, но лисица не заскулила как другие собаки, наоборот, огрызаясь, старалась освободиться от нее. Но собака ее просто так не отпустит, как бы не старалась увернуться, у лисицы изодрана вся голова до крови. Обессилев, Кумайык, не могла уже укусить сильно, а только трепала за шерсть. Почувствовав это, лисица, собрав все свои силы, перевернулась. У нее не хватало сил вырваться и убежать, все-таки, собака была намного крупнее, лапы длиннее. Она впилась зубами ей в глотку. Для лисицы это был очень опасный момент, если бы у собаки хватило сил, она бы перегрызла ей глотку, и тогда ей пришел бы конец. Но, не смотря на то, что она была беспощадно покусана, она не издала ни звука в надежде на освобождение, но когда зубы собаки беспощадно впились ей в глотку, она издала истошный писк, и рванулась всем телом. Все же вырвавшись из зубов обессиленной собаки, лиса одним броском перепрыгнула через каменный забор, в мгновение, почти не касаясь земли, рванула из-под сарая, не веря в то, что на этот раз смерть обошла ее стороной.

Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих ночей. Равномерно падал начавшийся после обеда снег. Была полночь, Кумайык сладко спала вместе со щенком. Было тихо, нет завывающей снежной пурги. Подполом темнота, даже не слышно писка мышей, они, наверное, тоже, спят крепким сном. Только равномерное дыхание Актоша.

Кумайык случайно подняв голову, прислушалась. В кромешной тьме не было ничего видно, зашевелив обвисшими ушами, в этой тишине она почувствовала подозрительные звуки. Затаив дыхание, повернув голову, она посмотрела в разные стороны. Тишина, внутри и снаружи, без изменения, не слышно ничего подозрительного. Может быть это с гор, сошла лавина снега или камней. Сквозь промерзшую землю, слышатся звуки из далека.

А может быть…

Уже начало светать. От не перестающего падать снега, все вокруг от склонов гор, до низины все побелело, нет свистящей пурги, только пронизывающий холод.

Слышимый издалека мелкий топот, не торопясь добрался и до кошары. Осторожно выглянувши из подпола, Кумайык сначала ничего не разглядела, на нее повеяло другим запахом, послышались незнакомые звуки, двор заполнился какими-то животными. Кто это? Какие они?

Бесшумно выйдя через узкую щель, подойдя краю двора, увидела на большом камне, не шелохнувшись, стоял на страже огромный горный козел. Такого животного Кумайык еще не видела, у него были огромные рога, и стойка у него была другая. С удивлением она стала смотреть на него. Собака не заметила, что уже давно вокруг свалившейся с крыши сарая соломы, не торопясь, паслись козы с козлятами, В этот же момент, козел тоже заметил ее, раздался фыркающий звук, и моментально подпрыгнув, он скрылся с глаз. Она чуть не осталась под копытами испуганных животных, еле-еле успела увернуться.

Такие животные сюда еще не приходили, ветер сдувал снег со склонов гор, и они всю зиму паслись там, но в этом году зима суровая, снегом покрыто все вокруг и склоны гор, дикие козлы в поисках пищи вынуждены были спуститься до кошар в низине. Поиск пищи для пропитания – это необходимость каждого живого существа.

Кумайык громко залаяла, как будто это она спугнула, самовольно зашедших в ее кошару животных. Ей досталось только обнюхать их следы, ранее она не видела таких, да и запах у них другой. Больше они не возвращались сюда, наверное, испугались собаки.

Жизнь с маленьким щенком среди пустынных гор намного отличалась от прежней ее жизни. Какие только испытания не ждали ее. Услышав малейший звук, у нее пропадал сон, подняв голову, она всматривалась в темноту и прислушивалась. Иногда все вокруг, кромешная тьма, казались ей подозрительными, и ее охватывал внутренний страх, она была как будто в ожидании чего-либо. Будь то звуки завывающего ветра, или треск лопающихся елей и сосен, простирающих свои макушки высоко в небо, или слышимый из далека вой волков и шакалов, для Кумайык все эти звуки казались опасными. Как бы она не спала, моментально поднимала голову, напрягалась как струна, прислушиваясь, и сидела так до утра, не смыкая глаз. Жизнь прекрасна, что бы ее сохранить или же хотя бы, предотвратить то не хорошее, что может случиться, это действия каждого, помимо его воли.

С одной стороны, ее осторожность, бдительность не раз помогали ей со щенком.

Как-то, поздно ночью, послышалось вокруг дома движение каких-то животных, Кумайык сразу же выскочила наружу, хоть и не было ничего видно, громко залаяла. В моменты страха, или же когда отгоняешь чужих, в такие моменты, основное оружие собак – это громкий лай, если хватит сил – укусить, рвать и метать.

Но на этот раз, Кумайык осталась в интересном положении.

Светила полная луна. Горы, каждый бугорок, были видны как на ладони. Белоснежный покров отражал лунный свет, как днем.

Перед выбежавшей Кумайык появилось какое– то серое животное, молниеносно отпрыгнуло в сторону, и пока она осознавала, кто это был, еще кто– то, бегущий за ним, внезапно услышав лай, убежал в сторону гор. Кумайык не ошиблась, это была лиса.

За кем гналась эта плутовка? Кто убегал от лисы?

Подойдя к сараю, собака остановилась, посмотрев вперед. На снегу без движения лежал заяц. Через мгновение он вздрогнул, тело его передернулось, как будто, что-то внутри оборвалось, он резко встряхнул задними лапами и немного погодя вытянулся и остался лежать без движения.

Кумайык ничего не понимая, долго смотрела на него.

 Откуда она могла понять, что убегая от лисы и, внезапно попав под собаку, у бедного зайца сердце разорвалось от страха.

На этот раз судьба была благосклонна к ним. В эти дни у нее с Актошем был настоящий пир.

Что такое беспечность, в свое время, оказывается, не осознавала Кумайык.

Какая же прежде была благодатная жизнь?! Вечером, наевшись досыта пищей, налитой в специальную посуду, укладывалась в вырытую ямку у большой навозной кучи, в углу кошары. Когда раздавались звуки, или незнакомые запахи, или к кошаре подходили незнакомые чужие животные, сначала выскакивала лая, маленькая дворовая собачка. Потом поднимался огромный лохматый пес, раздавался громкий басистый лай. Кумайык поднимала голову, не вставая с места, посмотрев в разные стороны, и тогда только подавала голос. Так как они не забегали во двор кошары, не нападали, а просто проходили мимо, зачем напрасно беспокоиться. Так не лучше ли спокойно отдыхать на пригретом месте.

А теперь? Совсем одна среди высоких гор, вдалеке от всех, с маленьким щенком, в постоянных поисках пищи, спасаясь и предохраняясь от неприятностей. Разве могла она знать, что все это в один момент может свалиться ей на голову, как эта темная ночь? Могла ли она подумать? Да-а…

Глубоко вдохнув морозный воздух, Кумайык тяжело вздохнула.

Какие еще тяжелые испытания судьбы ждут ее впереди?

Сможет ли она выстоять перед ними?..

Поджав под себя передние лапы, сгорбившись, положив голову на край вырытого ею углубления, хоть это было и неудобно, но так она могла чувствовать запах и слышать звуки, чтобы быть настороже, чему только ее не научили тяжелые условия жизни. От тишины и покоя у Кумайык начали слипаться глаза, ничего не сравнится с предутренним сном, если у тебя полон желудок и спишь в теплоте. Мясо зайца стало для них хорошей поддержкой, хоть и немного, но они с Актошем насытились, помимо этого Кумайык охотилась за птицей, все это было для них подмогой.

Что ни случается, все к лучшему – говорят в народе.

Кумайык снова подняла голову. Окончательно проснувшись, она бодро вскочила. Изгибаясь, вытягивая лапы, она начала потягиваться, разминая отекшее тело. Актош еще спит. Он даже не почувствовал, как встала мать, только сквозь сон, когда повеяло холодом с боку где лежала мать, еще больше свернулся.

Переступив через щенка, собака осторожно подошла к выходу. Хоть и завалил вход всю ночь падающий снег, все равно веяло холодом. Наверное, поднялся ветер. Кумайык притихла. Она не ошиблась, теперь явно послышался мелкий топот. Не одного животного. По мерзлой земле пробирался через снег табун. Топот то затихал, наверное, они останавливались, то снова начинали движение. Кто это? Кто эти животные?

Такой топот раздавался, когда козы и овцы, чего -либо, испугавшись, с козлятами гуртом забегали во двор кошары.

Обвисшие уши Кумайык встрепенулись. А может быть, это приход отары овец из села. А хозяин, по привычке, отпустив поводья лошади, не спеша едет сзади?! Сердце собаки учащенно забилось, еле сдержала себя от стремительного броска через снег, заваливший вход в подпол. Затаив дыхание, снова прислушалась. Нет, это не козы и овцы. И запах у них другой. Но между тем, они приближались. Отголоски беспорядочного стука копыт о мерзлую землю раздавались в холодном воздухе, и уже немного погодя, послышался топот, хрюканье, визг молодняка, животные толпой вторглись во двор кошары. Как будто они здесь не впервые, разбежались по всем углам. На сухом дворе, свободном от снега, они начали играться, с визгом гоняясь друг за другом, кошара, где была тишина и покой, наполнилась шумом и гамом, повсюду пыль стояла столбом.

Кумайык не могла удержаться, пока не было хозяев, она должна была смотреть за кошарой и охранять ее. Поэтому, будь то человек или другие животные, никто не должен приходить или заходить сюда. Переходящее из поколения в поколение, заложенное в крови с рождения чувство, заставило забыть ее беспокойство, придало сил, выскочить сквозь снег, заваливший вход в подпол.

Хрюканье, чавканье, визг, толкотня и возня разозлили Кумайык, и она кинулась в сторону сарая. Снега было много, но, не смотря на это, со злобным рычанием она забежала в сарай.

Это были дикие свиньи. До этого они зимовали в лесу на противоположном склоне горы, поедая корни деревьев, ягоды кустарников. В этом году в горах выпало много снега. Зима оказалась морозной, корни елей, арчи и других деревьев обледенели, кору не прокусить. Слетевшие от ветра лесные орешки, различные семена и ягоды, остались под снегом, от безысходности кабаны были вынуждены двигаться в поисках пропитания, переходя через холмы и пригорки, вдоль рек и речушек, вдоль теплого родника, лишь бы найти пропитание. Надо как-то жить, продолжать род, сколько лет они уже обитали здесь, и теперь вынуждены в поисках пропитания, в середине зимы искать новые места. Освободившиеся кошары для них были последней возможностью – под пометом земля в сарае не замерзает, хоть какие-нибудь остатки кормов и сена, все это могло бы хоть немного пригодиться в пищу и как-то продолжить жизнь. Двигаясь, не останавливаясь, придя в эти окрестности, кабан, привел свое стадо в ближайшую кошару.

Голодные поросята, за ними самки, с шумом ворвались в сарай кошары. Только кабан не последовал их примеру, по привычке, он отошел к разрушенному забору, оглядываясь по сторонам, как ни как это незнакомое место. Всегда надо быть на стороже. Сначала пусть наедятся поросята, им надо еще расти, а ему хватит и остатков. Поросята и самки увидели, как неожиданно сквозь сугробы, с громким лаем на них бросилось какое-то длинное животное, они застыли в оцепенении. Молодняк до сих пор не видел собаки, они подумали, что это волк.

В одно мгновение они все застыли без движения, от грозного рыка кабана, стоявшего на страже, моментально все с шумом в панике бросились к выходу. Толкаясь, кто посильнее и покрупнее, наступая на слабых, каждый старался побыстрее выбраться из кошары наружу. Выбежавшие, в панике, разбегались в разные стороны, на упавших никто не обращал внимания. Бежавшая за ними Кумайык, достигнув ворот, набросилась на упавших поросят. В кошаре никого не осталось, только что здесь было шумно от диких свиней, а теперь их как будто ветром сдуло в темноту.

Кумайык, развернувшись, побежала за двумя упавшими поросятами, которые, поднявшись, поспешили к выходу, и только она хотела наброситься на них, как перед ней появился огромный черный кабан. Пропустив мимо бегущего поросенка, кабан, встав в стойку, грозный в своем гневе, с большими белыми клыками кинулся на собаку.

В порыве гнева Кумайык не заметила дистанции между ними, но увидев кабана, кинувшегося на нее, почувствовала страх, собрав все силы, постаралась увернуться. Но ослабевшая собака, завязнув в снегу, смогла изменить только направление. И это спасло ее от неминуемой смерти. Со звуком рокота падающих камней кривые острые клыки кабана процарапали худые ребра собаки.

На этот раз Кумайык спасло лишь только то, что кабан не мог быстро повернуть шею, а то бы распоров ребра, и все внутренности попали ему в пасть. Но опасность еще не миновала. Поднявшиеся клубы снега оседали на спину, отряхиваясь, собака подняла голову. По инерции кабан оказался у выхода из сарая. Развернувшись, подняв голову, посмотрел на собаку.

Кумайык оцепенела. И только сейчас она осознала, что жизнь у нее висит на волоске, и продлится лишь то мгновение, пока это страшилище вернется обратно.

Из-за огромных сугробов снега невозможно было куда– либо скрыться и убежать…

Увернувшись, она могла бы заскочить подпол или скрыться под лестницей, она бы успела, но в данный момент старалась спасти не себя, а единственного щенка, его жизнь была для нее дороже всего, поэтому, она направилась не в сторону дома, а чтобы отвлечь это страшилище, приложила все усилия, чтобы отдалиться от дома. Еще немного усилий, и можно было б добраться до сугроба и скрыться за ним, но ей так и не удалось сделать это. Послышался грозный рык, и неведомые силы в мгновение ока отбросили ее в сторону.

Кумайык потеряла сознание, она даже не поняла, что с ней случилось, отлетев, как пустой мешок, упала в снег.

Кабан не обернулся, проскочив до конца сарая, еле развернулся у обрыва. Выйдя на середину долины, собрал разбежавшееся стадо и направился к следующей кошаре.

 Спустя некоторое время Кумайык пришла в себя. Как будто было вырвано, нестерпимо болело левое бедро. Свернувшись вдвое, еле доставая, начала зализывать рану. Острые клыки кабана раздробили кость и вероятно порвали все сухожилия. Хорошо еще то, что клыки не прошлись чуточку выше, а то бы ее уже не было бы в живых.

До вечера она не поднялась с места, не могла даже пошевелиться. Только подняв голову, смотрела в разные стороны, с надеждой добраться в подпол, до щенка. А там, Актош, беспечно, от нечего делать, гоняется за мышами, в ожидании матери. Откуда ему знать, что она мучается от боли. У него на уме только пища. Но между тем он уже повзрослел.

Солнце начало пригревать, после обеда сверху начали капать капли. Теплые струи воздуха начали проникать снаружи. День стал длиннее, свет, проникающий в подпол, стал ярче, чувствовалось приближение весны. Но между тем, утром и по вечерам также морозно, иногда начавшийся буран воет всю ночь.

Наконец, Кумайык выползла во двор.

Заваливший крыльцо сугроб снега подтаял и застыл лед. Кошара, все окрестности вокруг, показались незнакомыми. С тех пор, как ее задрал кабан, она не знает, сколько прошло дней, десять или месяц. Наслаждаясь теплом солнца, на трех лапах еле добралась до сарая.

Все-таки, как прекрасен этот мир!

Значимость и ценность солнца безоговорочно может понять лишь только тот, кто был в долгом плену тьмы и мрака. Обессиленному телу и луч солнца придает силы.

Вслед за матерью и Актош вышел наружу. Пряча глаза от ярко светящего солнца, он немного задержался под крыльцом. Снаружи оказалось намного теплее. Воздух, все вокруг, все – по-другому, даже запахи другие. Птицы летают, еле поднявшись, разве сможет их поймать мать. Получится ли у него? Поймаются ли они? Склонив голову, сидя долго, смотрел на них, потихоньку поднявшись, направился в их сторону, но они быстро разлетелись. Не подпускают. Немного полетав высоко в небе, снова с шумом опускаются. Теперь его заботой стали птицы, только бы их поймать. Ему стало не до матери, теперь в поисках пищи он самостоятельно выходил за пределы сарая. Оторванное крыло или хвост, или что-то другое, что может пригодиться для еды, для него находка, он не ждет от матери пищи, как бы чувствуя ее тяжелое состояние…

Кумайык целый день во дворе. Не может отойти далеко, бедренная кость побаливает, поэтому не может поймать слетевшихся и севших на землю птиц. Глотая слюну, лежа следит за птицами. Но между тем хоть и ползком, перебираясь по двору в поисках пищи, находит хоть что– то, чем можно заглушить голод. Понемногу рана начала заживать, прыгая на трех лапах начала доходить до соседней кошары, подниматься выше по склонам до растущих елей и сосен, зарослей арчи, где можно найти остатки, когда – то съеденных животных, птиц, хвосты, крылья, яйца, скорлупу, а если повезет, то и замерзшие тушки.

В один из дней, ближе к обеду, направившись к выходу, Кумайык, вышла из кошары. Актош, сразу же вскочив с места, подбежал к ней. Он хотел быть рядом с ней, территория за пределами кошары ему тоже была интересна. Он даже не мог подумать, нахмурившись, мать сердито посмотрела на него, приблизившись, зарычав, укусила. Он не ожидал, от боли щенок, заскулив, побежал обратно. Мать, не обращая на него внимания, ковыляя на трех ногах, отдалилась от кошары. Не понимая, почему не взяв его с собой, она ушла одна, Актош хорошо усвоил то, что ему нельзя выходить за пределы кошары.

Его зря не накажут, значит надо подчиняться!

Сколько бы ни прожили, на просторах этой долины, они не могли знать, какие еще трудности могут их ожидать впереди. Повзрослевший щенок почувствовал это по состоянию матери.

Один раз, рано ушедшая мать уже в середине ночи еле приползла и легла, вся облепленная снегом и льдинками замерзшего снега, не добравшись до норы. Оказывается, тогда ее задрал кабан, сломав бедро. После этого она не могла выйти наружу, не могла подняться, и только лапой подтянув лежавшие вблизи кости, начинала их обгладывать. Днем и ночью она зализывала раненое бедро, а задняя лапа неподвижно висела. Что это такое, почему она не ходит, как раньше? Актош не понимает. Иногда он потихоньку подходит к матери.

Может быть, ей нужна его помощь? Может ему тоже лизнуть бедро? Но мать, строго посмотрев, зарычала. Значит, его помощь не нужна.

Одна из забав Актоша – мышы, с громким лаем он гоняется за ними, если поймает, сразу съедает. Это тоже пища, утоляет голод. Когда они надоедают, начинает заигрывать с матерью.

 Она понимает состояние щенка, уступая ему, не смотря на свое состояние, на боли в теле, подталкивая носом, покусывая за хвост, уши, за бока, стараясь приласкать, поддерживает игру. Как-никак, а это единственное родное существо, из-за которого

она отстала от хозяев, и теперь проводит свое полуголодное существование в этой опустевшей долине. Хорошо еще, что он подрос и немного возмужал.

 Чему быть, того не миновать, наверное, такова судьба…

***

Кумайык была уже на вершине холма, похожего на хребет буйвола, у крайней кошары, откуда как на ладони была видна их кошара. Холода еще не прошли, замерзший снег еще не подтаял, и идти ей было намного легче. С тех пор, как ее ранил кабан, прошло немного времени, и она привыкла передвигаться на трех лапах. Сил у нее меньше, не может, как раньше бегать по долине, начинает задыхаться, не хватает воздуха.

Внезапно выскочившая из-за бугра серая волчица кинулась навстречу. Сзади с ней был повзрослевший волчонок. Вероятно, вместе вышли на охоту. Не отставая от матери, он тоже кинулся навстречу. Уши торчком, глаза заблестели, он полон сил, ему бы только с кем-нибудь схватиться.

Кумайык в своей жизни еще не встречалась один на один с волком. Темными туманными ночами, когда волки нападали на отары овец, вместе с соседскими собаками, вместе с чабанами они прогоняли волков, но вблизи она их даже не видела.

Один раз соседский чабан, застрелив волка в горах, привез в кошару, и пока он снимал шкуру, Кумайык с соседскими собаками долго бегали вокруг, не смея подойти к кошаре. Тогда только неприятный запах уже испугал их.

Огромные, мохнатые волки в два прыжка добрались до нее. Глаза их горели, из черных ноздрей валил горячий пар. Наверное, они издалека, по лапам свисали сосульки застывшего снега, да и сами они тяжело дышали.

Для Кумайык пробили последние минуты жизни, она уже не сомневалась в этом и перед глазами промелькнули картины жизни, она потеряла надежду. Единственное, что она пожелала, направив взгляд на свою кошару, увидеть своего беспечного и неподозревающего ни о чем щенка, но она не смогла даже поднять голову. Еще мгновение и не только страшная волчица, но и ее волчонок в мгновение ока готовы наброситься и разорвать ее на части. У Кумайык задняя единственная лапа подкосилась с приближением волков, как резиновый мячик, из которого выпускают воздух, и она, постепенно уменьшаясь, складываясь, сморщиваясь, обессилев, совсем съежилась. Нет сил пошевелиться, не может издать ни звука, даже дыхание остановилось. Не может взглянуть в зловеще горящие глаза волка, не зная, куда деть себя, все тело охватила дрожь.

Волчица огромна, крепкими лапами с хрустом наступая на замерзший снег, подойдя к ней, злобно зарычала.

Кумайык оцепенела, закрыла глаза, схватиться с ней, противостоять у нее не было сил, да и убежать она не сможет. Склонив голову, она подчинилась воле судьбы. Перед глазами у нее встал ее щенок, и мысленно последний раз ласково лизнув его, она отчаянно завыла и словно последние печальные слова прощания разнеслись по долине.

«Ненаглядный мой, останешься ты без меня. Настанут для тебя ненастные дни. Как же ты будешь жить? Дорогой мой, будешь ждать моего прихода…. С надеждой смотреть на дорогу…. Как мне быть, если бы я смогла…. Оо, ненаглядный мой... сыночек мой…. Прощай, родной…»

Огромные клыки волчицы впились ей в загривок, в мгновение, с невероятной силой встряхнув, она отбросила ее в сторону. Пролетев как пустой мешок, Кумайык упала перед волчонком, который смотрел на мать, не пропуская ни одного движения. Всем телом собака провалилась в проломившийся снежный наст. Она не только встать, не могла пошевелить даже лапой. Не осознавая, что делает, как оторванный хвост ящерицы, каждая часть ее тела начала шевелиться в провалившемся снегу. Волчонку это показалось интересным, расставив лапы, склонив голову, он стоял и смотрел. До этого случая он не видел собак, под надзором матери принимал участие в охоте на различных животных, поедал их мясо, изучал все приемы выживания, а сейчас он был очень удивлен, тем, что собака не проявляет никакого сопротивления, даже не пытается бежать, это его даже заинтересовало. До этого все встречавшиеся им животные, большие и маленькие, завидев их, убегали как угорелые, а попавшие в лапы отбивались, кусаясь, царапаясь, стремясь освободится и убежать. И даже некоторые от его молодости и отсутствия опыта, бывало, вырывались и убегали. Это были более сильные и проворные звери, тогда у него не хватало сил. А это было другое, ни на что не похожее, животное.

Волчице не понравилось, что волчонок встал без движения. Оскалив пасть, показав клыки, зарычала.

«Рр-р! Что встал?! Давай быстрее, расправляйся!»

Сама отошла в сторону, легла на землю, недовольно отвернувшись. Взглянув на мать, волчонок заторопился, значит на попавшую жертву, нельзя долго смотреть. Не надо ждать, надо догнать, схватить за горло, и быстро загрызть. Нужна сноровка, мгновенная скорость, чем быстрее, тем лучше. Нет жалости, такие все животные для них пища, они рождены для того, чтобы утолять их голод. Неписаный закон природы таков, и не выполнять его, не имеет права ни одно животное. Волки тоже живут по этим законам. Другого выбора нет.

 С интересом и злостью волчонок набросился на собаку.

 Он нацелился схватить за глотку, поднимающуюся с места, опираясь на твердые края застывшего снега, собаку, так как с разорванным горлом и перегрызенной глоткой животные не могут оказать сопротивления, и поневоле оказываются пищей, это ему не раз показывала мать, да и на охоте волчонок уже не раз пробовал делать это самостоятельно.

На этот раз он хотел сделать так же, с этим бессильно обвисшим существом, которое уже не было способно отбиваться, да и будет он тратить на него время…

Увидев приближающиеся острые клыки молодого волчонка, собака, зарычав, оскалила зубы, повернув шею, свернулась. Стала выжидать момент, когда волчонок приблизится, чтобы впиться ему в шею. Не захотела Кумайык подчиниться его воли, во чтобы то ни было, собрав все силы, решила биться до конца.

Увидев решимость собаки, волчонок не посмел сразу броситься, хоть и слабая на вид, но взгляд у нее был устрашающий, поневоле он отступил, и решил действовать по– другому. Осторожно наблюдая, начал обходить вокруг. Решил, выбрав удобный момент к нападению, броситься как стрела и схватить жертву, это испытанный метод, только бы это было неожиданно. Они не отрывали взгляда друг от друга, глаза злобно горели.

 Собака была на стороже, как бы то ни было, она должна обороняться, и этим сохранить себе жизнь. Ее ждет щенок, освободившись, доберется ли она до него…

А волчонка не интересовало мясо вот этой жалкой собаки, он был сыт, это была его очередная тренировка, какое бы ни было животное, следовало, догнав, напасть на него, вцепившись зубами, разорвать в клочья, чтобы кровь бежала ручьем… Это для него всего лишь игра, очередной урок, тренировка. Его будущая жизнь вся пройдет только в схватках, в борьбе за еду и место под солнцем. Поэтому, не смотря ни на какие препятствия, горы-долины, овраги-ложбины, реки-речушки, пробираясь по незнакомым местам, волки нападали на всю встречающуюся живность. Все то, что попадалось на пути, было для них пищей, необходимой едой для продолжения жизни.

А вот это хилое животное, повстречавшееся им сегодня, одно из них, настал его черед, последний день. Собака, несмотряна то, что чувствовала, что это последние минуты ее жизни, старалась найти какой– то выход из сложившегося положения, и спасти свою жизнь. Ее цель спастись, сейчас на весах ее жизнь, и она не теряет надежды. Кто поможет ей в этот критический момент? Сможет ли произойти чудо? Вокруг только крутые горы, будет ли какая-нибудь милость с хмурых склонов? Однако окружающая долина всего лишь безмолвный свидетель всего происходящего здесь, крутые скалы безучастны, каждый сам по себе, никому нет до нее дела.

Поодаль, мать волчица. Ждет, когда ее волчонок расправится с бессильной собакой. Да и откуда ей знать, что эта обессилевшая сучка такая же мать, как и она, у нее тоже есть щенок, похожий на ее волчонка, и если сейчас ее не станет, то, что станет с ним, еще не познавшим жизнь, не научившимся самостоятельно добывать пищу, оставшемуся без присмотра.

Неужели так несправедлива жизнь?

Чья-то смерть это для другого жизнь, это закон природы. Так сложилась жизнь в дикой природе, кто ее изменит? Наверное, нет такой силы…

 Волчонок снова напал. Кинулся на бессильную собаку, кусая за подвернувшиеся места, перепрыгивая через нее. Пасть полна шерсти, клочья шкуры и мяса. Постепенно волчонка охватывал азарт, глаза разгорались, укусив за шкуру, играясь, кидал Кумайык в разные стороны. Собака была совсем обессилевшей и исхудавшей, не могла сопротивляться, почему бы не поиграть с ней вволю. Да и мать, кажется, задремала, пускай поспит. Такую игрушку не всегда найдешь. Поэтому волчонок целиком был занят собакой.

Кумайык старалась не подпускать его к горлу и паху, отвлекая, скаля зубы, всеми силами пыталась обороняться. Постепенно силы стали убывать, движения постепенно стали замедляться. Глаза затуманились, волчонок маячится вдалеке, то снова прыгает прямо под носом. От обиды он решил взять силой, если мать, подняв голову, увидит, ему несдобровать. Он решил покончить с собакой. Почему он так долго с ней возится? Сколько можно таскать ее в разные стороны, как шкуру козленка, хватит, наверное, уже наигрался. В этот время Кумайык, выбрав удобный момент, впилась зубами в шею волчонка. По сравнению с собакой он был намного сильнее, ее укус он даже не почувствовал, протащив ее за собой, тряхнув пару раз головой, он хотел сбросить, но не получилось. Как старую шкуру, вытряхиваемую о землю, оставляя пыльные пятна на снегу, тянул волчонок за собой собаку, но не мог освободиться от ее клыков.

Задыхаясь, чувствуя, что дыхание становится все более затрудненным, волчонок с новыми силами, с яростьюсхватился с собакой, стараясь покончить с нею. То, вскакивая, то падая на землю, намереваясь хоть немного освободившись, впиться клыками и съесть заживо. Но собака, как будто ей свело челюсти, не собирается разжимать пасть, волочится как не живая, как будто показывая этим – кусай за любое место, где сможешь. Не хватает воздуха, да и ноги у волчонка обессилели,тело начало наливаться свинцом. И наконец, опустив голову, он застыл без движения. Как теперь избавиться от этой собаки волчонок не знал.

И это его состояние придало сил Кумайык, кровь у нее снова равномерно побежала по жилам, и тело окрепло. Самое главное, вся округа не как в тумане, окружающие горы и скалы, растущие елки и сосны, кусты и кустарники, окрестные дворы с кошарами теперь видны четко и ясно.

В округе незаметно ни одного движения, безмолвная тишина. Как будто, затаив дыхание, все ожидают окончания этой безжалостной схватки. Вдыхая глотки воздуха, Кумайык с надеждой обращает взор вокруг, где много ли мало ли прошла ее жизнь. Все вокруг кажется ей родным и близким. Голодная и обессилевшая до сих пор она одна свободно бродила по этим местам. А теперь? Откуда появились эти звери? Станут ли они виновниками ее смерти? Кто ей поможет, кто вступится за нее?

Кумайык снова обратила взор на кошару, стоящий дом, и тут ее словно ударило током, всем телом она встрепенулась.

Актош! Ее щенок…

Она ясно увидела, как беззаботно, подняв хвост, выбравшись из подпола, он появился во дворе. Кошара не так близко и увидеть его можно, только если присмотреться, а так в глаза не бросается, не так заметно. Но Кумайык насторожилась, испугалась. «Оо! Господи, спаси, чтобы эти звери не увидели его, что бы ни было со мной, но пусть он будет жив и здоров!» – подумала она. А Актош как всегда беспечен, в последнее время в поисках тепла, ожидая появления солнца, стал выходить из подпола во двор. Не спеша направился в сторону сарая. Здесь, спрятавшись за угол от сквозняков, греясь на солнышке, будет ждать мать. Будет смотреть на дорогу. Зная, что она принесет добычу, сглатывая набежавшую слюну, будет лежать, смотря на вход. Если мать задерживается, то начинает лаять, не зная, что такое страх и опасность.

Неожиданно Кумайык вскочила с места.

Ее пасть была полна теплой крови вперемешку с шерстью, проглотив ее, широко ступая, со всей силы кинулась в сторону. В этот момент она торопилась как можно дальше удалиться от своей кошары, и направилась в противоположную сторону, вглубь долины. Ее худое тело, то сжимаясь, то вытягиваясь как струна, на тонких лапах, почти не касаясь примерзшего снега, как будто неведомая сила тянет ее вперед, отдалялось от места, где его только что терзали.

Волчонок ничего не понял, сдавленное горло освободилось, грудь наполнилась свежим воздухом, с каждым вздохом тело стало наполняться силой. Забыв о слабости и мучении, направился за собакой, ковылявшей прочь от него. Он хотел в мгновение, одним броском добраться, схватить и не оставляя ни одного живого места, растерзать ее. Грозно рыча, бросился вслед за собакой. Волчица, подняв голову, с безразличием посмотрела на этих двоих. Что это так долго он возится, или не может наиграться? Но ее опытный взгляд уловил, что ее волчонок бежит как-то неуклюже. Наверное, эта сучка укусила его, откашливаясь, как бы поперхнувшись слюной, то сбавляя темп бега, то снова разгоняясь. Что-то не так.

Ковыляя, убегавшая собака уже скрылась в низине. Нет, с таким бегом он не догонит ее, да и расстояние между ними все увеличивается.

Волчица решила догнать собаку. Перекусив ей лапы, обезопасить и потом отдать волчонку, не то она может поранить его. Размяв отекшие лапы, поднявшись с места, по привычке подняв голову, принюхиваясь, замерла на мгновение. Навострив уши, прислушивается, нет ли подозрительных звуков, не приближаются ли другие животные, спокойно ли? Вся округа без движения, безмолвная тишина, холодный воздух. Все вокруг как будто застыло.

Волчица степенно подалась вперед, побежала, почти не касаясь земли передними лапами, ее вытянутое красивое тело как будто плыло по воде, то поднимаясь, то снова опускаясь. Она не направилась прямо вниз за волчонком, так как передние лапы короче, и бежать по наклонной ей тяжелее. Поэтому, срезавхолм, она решила направиться по склону наперерез убегавшей вглубь долины собаке.

Кумайык быстро устала. Как бы она не старалась, прилагая все силы, шаги ее уменьшались, бег замедлялся. Не хватало воздуха в груди и тело ослабевало. Но, не смотря на это, вспоминая щенка, греющегося под сараем, снова собрав все силы, удлиняет шаг. Лишь бы отдалиться от кошары, с одним только намерением, обмануть хищников, одного, идущего следом, второго, направившегося в обход. Чем дальше, тем лучше, хоть на шаг, но подальше от кошары…

Собака не думала о себе, она видела, что на этот раз смерть не обойдет ее стороной, она осознавала и чувствовала это всем телом. Если бы не огромная волчица, этому глупому волчонку она бы не поддалась. Вероятней всего, по возрасту он ровесник ее щенку, но был плотнее и здоровее, а будь и у собак хорошее питание, свежее мясо, тогда и Актош был бы не меньше него…

В окрестностях долины, где кое-где торчали стебли курая, снег подмерз неравномерно. На возвышенностях и холмах наст замерзший, а во впадинах и низинах совсем мягкий и, попав в первую же низину, Кумайык провалилась в сугроб. Как она ни старалась, но выбраться не смогла, на это у нее не было сил. В это время её настиг волчонок.

«Дави! Разорви её на куски!» – присев поодаль, волчица недовольно посмотрела на своего малыша. Почувствовав это, волчонок с яростью набросился на собаку, действительно, что ему стоит разорвать её на куски, какую-то ничтожную тварь. Но схватка не продлилась долго...

Внимательно следившая за каждым действием своего волчонка, волчица, что-тоуловив, резко подняла голову верх. Моментально сжалась в комок, от резкого движения ее лапы провалились в снег, быстро бросив взгляд на своего волчонка, издала угрожающий рык: «Р-рр!» И тут же бросилась прочь. Не останавливаясь. И не оглядываясь назад, быстро устремилась к холму, покрытому зарослями арчи. Абсолютно ничего не поняв, тем не менее, волчонок вынужден был подчиниться приказанию матери и, оставив собаку, быстро направился за ней.

Солнце приближалось к полудню, оно стояло гораздо выше высоких пиков. А его острые лучи равномерно заливали долину, от чего снег с солнечной стороны долины начал потихоньку таять. Стих ветер, вокруг спокойно, ни звука, ни движения.

Кумайык лежала без движения. Она не могла поднять головы и открыть глаза, вся покусанная, растерзанная, шерсть клочьями свисала с тела, она лежала там же, где ее в последний момент оставил волчонок. Она не смогла поднять голову и не увидела вертолета, пролетавшего со стороны границы.

Глубокой ночью, кое-как поднявшись на слабые, бесчувственные, ноги, то падая в глубокий снег, то карабкаясь, из последних сил собака начала двигаться всторону кошары, к своему дорогому малышу.

***

Чередой проходили дни. Наконец, настало время, когда Кумайык взяла с собой Актоша. Теперь они постоянно вместе, как-только мать поднимется со своего места, несмотря ни на что, щенок тут как тут, ни на шаг не отстаёт от неё. Бежит за ней, не отставая, увидев что-либо интересное, останавливается, обнюхивая и рассматривая находку, а заметив, что матери нет рядом, быстро догоняет её. Остаться без матери в чужом и незнакомом месте для него было страшнее всего, мать для него всё, рядом с ней он чувствует себя гораздо увереннее и спокойнее.

Кругом не осталось ни одной кошары, где бы они не побывали. Встав с утра пораньше, несмотря на погоду, они идут вместе, в поисках чего-либо, что могло бы хоть как-то утолить чувство голода. Надо же как-нибудь прокормиться. А там, где раньше жили люди, содержались животные и обязательно можно найти что-то съедобное. Ведь не зря же говорят, что даже лисицы, живущие рядом с людьми, с голода не пропадут.

Кумайык вздыхает про себя, где же её добрые, ласковые хозяева, были бы они здесь, то она не чувствовала бы ни голода, ни холода. А та проклятая лисица, которая загубила её щенка, даже не посмела бы приблизиться к их кошаре. Ох, как далеко до своих милых хозяев…

Между тем щенок вырос. Он стал уже многое понимать, оказывается, мир гораздо шире, чем под подполом, где он жил с матерью с рождения, где только мыши, сыро, и темно. А с наружи так светло, аж глаза невольно закрываются, и тепло, хочешь, лежи, сколько тебе вздумается, хочешь, бегай кругом по большому двору, никто тебе не мешает и не пугает, и не остановит. А сколько незнакомой живности можно увидеть вокруг, все они бегают, прыгают и летают в небе. До этого Актош знал только мышей, а птиц не видел, а они оказались совсем другими: юркие, очень пугливые и мгновенно взлетают в небо. Как хорошо им на верху, наверное, очень многое им видно. Теперь он знает, что бывают дни, когда тепло, светло и можно наслаждаться жизнью, гуляя по просторам окружающих мест, бывают дни, когда ночью и днем идет снег, беспрестанно дует холодный, сильный, пронизывающий до костей, ветер. Даже наружу высунуть голову невозможно. В такие дни и мать остаётся дома, рядом с ним, грея его своим телом. Хоть голодно, но всё равно быть с матерью очень хорошо.

Актош, оставаясь один на один с собой, не торопясь, целый день бродил по всей кошаре, изучая ее вдоль и поперек. Постепенно он стал ходить и в ближние кошары, выискивая что-нибудь съедобное. Иногда что-то попадалось.Если находил какую-то кость, то это занимало его целый день, и его маленькие зубы с каждым днём становились все крепче и острее. Постепенно он стал различать какая часть костей мягче и вкуснее, а какая нет, а самое главное по его зубам.

И мать приходила, обязательно что-нибудь принося в зубах. Однажды даже, откуда она её нашла, он не знал, принесла высохшую лягушку с длинными лапками. А Актош в мясе не разбирался, ему было все ровно, лишь бы желудок был полным. Чьё это мясо, вкусное или нет, его совершенно не интересовало. По правде говоря, ему не до этого было, как говорят, голод не тётка, по головке не погладит.

Постепенно солнце стало рано подниматься, день становился более длинным. Снег на солнечной стороне горы начал медленно сходить.

И птиц становилось все больше и больше. Широкий двор медленно стал очищаться от снега. А это позволило птицам свободно и без боязни стайками прилетать и садиться, ведь в высохших местах двора кошары, большая вероятность найти что-либо. Это очень заинтересовало Актоша, и он потихонечку стал приближаться к ним. Хоть посмотреть, что они находят на голом месте, может быть и ему что-нибудь попадётся. Но до этого не дошло, хитрые птицы видимо не хотели ему показать свои находки и вмиг поднялись в небо.

Вот негодяи! Такое поведение птиц Актоша очень огорчило и разозлило.

«Я вам покажу, как от меня убегать! Всё равно узнаю, чем вы кормитесь».

Он неоднократно нюхал те места, где только что клевали птицы, даже попытался разгрести когтями землю, но подходящего ничего не нашёл. А птицы совсем не улетали, а начали садиться в другом месте и спокойно расхаживали по всему двору.

Щенок стал более осторожным и внимательным, он хотел поймать одну птицу и посмотреть, как и чем она кормится. Голодный желудок всё равно заставит своего хозяина быть не только находчивым, но и изобретательным. Неоднократные попытки, наконец, увенчались успехом, резким движением Актош придавил лапами одну птичку. Сразу посмотрел на клюв, но там ничего такого не заметил. Чем они питаются? Может землёй? Отчаянно забившая крыльями птичка вдруг освободилась из неуклюжей лапы щенка и с шумом улетела в небо.

Актош даже не посмотрел ей вслед. Теперь птицы его совершенно не интересовали, раз не находят пищи, то видимо просто играют они, решил он.

Однажды Кумайык дала своему щенку понять, чтобы он шёл за нею следом. Актош с удовольствием последовал за матерью. Она направилась прямо в гору. До этого они ходили и бродили только по низине, были даже в дальних кошарах. Бывало, мать незаметно уходит от него, где-то спрячется и спокойно лежит, ожидая его. Узнав о своём одиночестве в незнакомом месте, Актош сначала злился на мать, выл и даже лаял, зовя её. Но, не дождавшись, в конце концов, он начинал искать, её сначала по следам, а потом постепенно научился находить по запаху. Со временем, заблудившись и отстав от матери, Актош уже не стал особо беспокоиться, а спокойно шёл к себе домой, зная, что мать скоро придёт по его следам.

А в горах пищи оказалось сравнительно больше, высохшие яйца птиц, остатки маленьких зверей, мелкие и крупные кости. Со временем он сам научился находить что-то съедобное. Они не торопясь, поднимались в гору выше и выше. Щенок с интересом смотрел на мать, ей, наверное, очень тяжело было идти на трёх лапах по крутому склону, но она упорно шла дальше. Иногда, она надолго ложилась на первой ровной площадке, видимо очень болели лапы. В таких случаях, Актош особо не отходил от матери, все-таки в горах одному было страшновато. Однажды, Кумайык напала на очень большую птицу, может быть она была больной, даже не стала убегать. Актош с большим интересом смотрел за движением матери, как она ловко укусила за шею и потащила ее вниз в сторону кошара.

В другой день они вернулись с горы пораньше. Кумайык не стала идти во двор, почему-то пошла вниз. Шла по подтаявшему снегу прямо к мосту, но, не останавливаясь, продолжила свой путь дальше и сразу же перешла на противоположный крутой берег. Даже не проваливаясь в сугроб, её шаг был стремительным и скорым, как будто какая – то неизвестная сила не по её воле направляла вперёд.

Абсолютно ничего не поняв, щенок долго наблюдал за матерью, ожидая её возле ворот кошары. Может быть, она пошла на тот берег. Давно они туда не ходили, не были в тех местах. Он не захотел идти за ней, хотя особо не устал, хотя и был не так сыт, как-тот раз, когда два дня подряд с матерью ели крупную птицу.

А мать направилась прямо к большому ущелью. Даже не остановилась и не оглядывалась, неуклюже шла на трех лапах. Её и так незаметное худое тело, быстро уменьшаясь, продолжало удаляться. До глубокого ущелья остаётся совсем недалеко и если она подойдет туда ближе, то она совсем скроется с виду. Актошу это совсем не понравилось, он неохотно встал. Разве они мало бродили по горам? Хватить же на сегодня. Сначала он шел не особо торопясь, он был уверен, что мать всё равно где-то остановится и будет ждать его. Но вскоре убедившись, что мать ушла далеко вперёд, он стал бежать быстрее.

Кумайык шла, не останавливаясь. Перед ней лежало ущелье, покрытое полностью снегом, как будто айран из цельного молока, но она нутром чувствовала направление дороги. Обходя глубокие сугробы, поднимаясь выше по склону, за поворотом вышла к невысокому хребту. Снега здесь было мало.Часть снега видимо снесло ветром, остальная часть начала интенсивно таять, но дорога покрытая грязью, щебнем уже подсыхала. Даже были видны следы машин, которые перевозили чабанов осенью, как будто они проехали недавно, рисунки от протекторов колес хорошо сохранились. Начавший подсыхать помёт овец тоже был цел, ещё не успел разложиться. Следы копыт овец тоже были явно видны.

Кумайык, опустив голову начала принюхиваться, беспрестанно двигаясь вдоль и поперёк дороги, искала знакомый след. Подняв уши и затаив дыхание, начала прислушиваться, как будто кто-то из знакомых лиц непременно её позовет. Поддаваясь каким-то внутренним чувствам, иногда оглядываясь вокруг себя, она кого-то искала.

Вокруг стояли величественные и намёртво замерзшие высокие безмолвные горы, слева узкое глубокое ущелье лежало в сумерках, сюда солнечные лучи пробиваются с неимоверным трудом. Дорога идет вниз по ущелью и она, извиваясь то верх, то вниз, обходя неисчислимые повороты, в конце концов, приводит в кошару, где она жила со своими собратьями. Там же её хозяева, Нурлан её опекун. Ой, как далеко до них, в невидимой дали ее близкие люди. Тяжело вздохнула, у нее даже пересохло в горле, как будто от безысходности, не находя себе места, присела посередине дороги, и смотря в небо, она вдруг завыла. Ее долгий и жалостливый вой разносился по всей округе. В повседневной жизни она никогда не выла, не было для этого нужды, она постоянно чувствовала себя хозяйкой положения, все к ней относились с каким-то уважением, особенно её добрые хозяева. В этот миг она вспомнила всех и сородичей, и людей. Она никогда не нуждалась в еде, никто не бил, не обижал. Голос у неё был хоть и звонким, но полным горечь и обида. Так она выла очень долго.

Актош не осмелился подойти поближе к матери, в жалобном её вое почему–то он считал себя виновным и не знал, как её успокоить и утешить. Так он сидел, понуро наклонив голову вниз. Ему совершенно не понятнобыло, почему она воет так жалобно и долго? Хватит же и что же от этого? – думал он.

Откуда же несмышленому щенку знать о большом горе своей матери, как она мучается и тоскует, и наступит ли тот день, когда она дойдёт со своим малышом до своих сородичей и хозяев, или так и останутся в этих диких горах, до каких пор будет продолжаться их холодная и беспокойная жизнь? Кто же им поможет выбраться отсюда? Её жалостливый вой, эхом отражаясь о скалы, ещё долго-долго разносился по глубокому ущелью.

Они вернулись в кошару поздно, после захода солнце.

Ночью шел мелкий снег и вчерашние их следы стали незаметными. Весь склон стал белым, хорошо, что хоть ветер не поднялся. Широкая долина лежала, укрывшись белой простынею.

Рано утром, ещё звёзды полностью не погасли, Кумайык поднялась и тут же направилась в сторону моста. Хотя и снегом припорошена дорога, все равно она никогда бы не потеряла ее. Сколько раз проходила она по ней, ей знакомы были каждый поворот, каждый спуск и подъём. Легко шла она по снегу и вскоре приблизилась к мосту. Дорога, проходя через него, скоро раздвоится; одна идёт прямо в сторону ущелья, а другая, резко повернув вверх, направится к соседним кошарам. Часть той дороги ещё лежала под снегом, так как она как-то идёт по низине, закрытой от солнца. Не доходя до развилки, посередине дороги лежит огромный камень, похожий на обычную юрту. Неизвестно откуда и когда, он появился и каким образом лёг здесь, его невозможно сдвинуть с места, половина камня находится ещё под землёй. Зато он является бесплатным дневником, для тех, кто приезжает сюда в горы, какие только имена не написаны на его гладкой стороне. Различные записи, даты, какие-то данные, даже можно прочитать имена любимой девушки. Интересные же люди, где бы ни были, все хотят оставить о себе какие-то следы. А кому они нужны?

Дойдя до камня, Кумайык приостановилась и, подняв голову, посмотрела на гладкую сторону камня, как будто искала чьё-то имя. А на самом деле записи, на камне её совершенно не интересовали, вдруг она вдруг почувствовала какой-то подозрительный запах. Одинокая жизнь далёко в горах без своих хозяев и сородичей научила её различать различные, даже еле заметные следы и слабые запахи. Раньше этому бы не придавала особого значения, да и в этом не было никакой необходимости.

Кумайык не ошиблась, свежий след подходил прямо сюда. Она сразу узнала, что недавно здесь была лиса. Вокруг камня лежали её следы, видимо она искала мышей, но не найдя их, она пошла в сторону кошар. Значит, она находится там, надо спешить. Кумайык оглянулась, где же её щенок, не отстал ли? Но Актош шёл сзади, его и так белая грудь, была вся в снегу, даже чёрный нос стал белым от свежего снега. Убедившись, что её малыш уверенно идёт за ней, она тут же пошла в сторону кошар.

Солнце находилось ещё за горами, но его острые лучи уже отражались на высоких вершинах скалистых гор. Предрассветный холодный ветер ещё дул со стороны долины. Пройдёт еще немного времени и поднявшееся высоко солнце полностью озарит всю долину, блестящие крупинки снега, отражаясь в лучах солнца, будут переливаться разными красивыми оттенками. Небо чистое, без облаков. Значит, день будет ясным и тёплым.

А Кумайык шла все быстрее, как будто куда-то спешила. Актош, еле успевал за ней. Куда же она торопится? Почему не пошли в гору? Могли бы найти там ещё одну крупную птицу, как-тот раз? Как вкусно было её мясо. Он невольно глотнул свою слюну. А между тем он был уверен, что мать не зря спешит куда-то, значит, несомненно, впереди их ждёт что-то интересное.

Приблизившись к кошаре, собака замедлила свой шаг и, подняв голову начала прислушиваться. В это время подошёл и Актош. «Тише! Будь осторожен, а то преждевременно вспугнём её!» – без слов понял щенок. В дикой среде важен даже мимолетный взгляд.

А тем временем, Кумайык осторожно подошла к невысокой стене и одним глазом взглянула вовнутрь. Поблизости ее не было видно. Куда же она подевалась? Вот лисица показалась с дальнего угла кошары, собака тут же пригнулась. Лиса то останавливалась, то быстро шла вдоль стены, не поднимая головы, её узкая морда, постоянно наклоненная к земле, вынюхивала мышей. Лиса вдруг резко вспрыгнула вверх, видимо она поймала мышь. Радостно взвизгнув, она начала играть с мышью, то подбросив вверх, то отпуская и догоняя её. Видимо, она была голодна, ведь утро только наступило, поэтому не стала долго возиться с ней, и разом отправив её в пасть, она снова пошла вдоль стены.

В это время солнце поднялось выше острых вершин гор, и его лучи ещё слабо отражались на гладком снегу. Широкая долина пока была безмолвна, без каких-либо движений, зная, что не далёк тот день, когда придет сюда много-много скота и людей. И тихая долина разом заполнится постоянным гулом и шумом до самой глубокой осени. А между тем, в долине стих в таких случаях коварный ветер, мёртвая тишина вошла в свои права.

Кумайык быстро притаилась, видимо шум лисы приближался. Актош бесшумно пошёл в обход стены. Надо незаметно быть впереди матери, тогда они непременно поймают кого-то. Раньше Актош не умел нападать на птиц, вообще не знал, что они съедобны, и проходил мимо них, особо не обращая внимания, и птицы почти не боялись его. Но однажды утром мать, выйдя из подвала, с ходу бросилась на стаю птиц, спокойно ходивших по двору. Сразу придавила двух птиц. Одну из них разорвав на куски, она тут же съела, а вторую, лежавшую без движения, оставила, не тронув. С интересом наблюдавший за действиями матери Актош с нескрываемым удивлением подошёл к той птице, которая лежала. Она не убегала от него, а продолжала лежать без движения. С каким-то сомнением щенок осторожно взял её в рот, но вкус теплой крови заставил его быть гораздо решительнее, и он с большим удовольствием съел её. С этого момента его мнение о летающих птицах совершенно изменились. Еда, которая так ему нужна была, оказывается, находились почти рядом. Только пойди и поймай. Конечно, как говорят, без труда даже не вынешь рыбку из пруда. А ловить их он научился очень быстро. Голод-то самый жёсткий и строгий учитель…

Кумайык, поддав чуть-чуть назад, резко прыгнула через невысокий забор. Интуиция не подвела её, и она оказалась почти рядом с лисой, только задом наперед. Не ждавшая такой встречи со своим кровным врагом, лиса взвизгнула, и моментально подпрыгнув вверх, хотела уйти прочь. Такая её повадка Кумайык была известна с давнего времени, но в это время лиса, заметив идущего следом щенка, вынуждена была остановиться на мгновение, и этого достаточно было для обеих собак, чтобы совместно одолеть её.

Такой богатый куш их задержал ещё на два дня. Они не пошли в свою кошару, где под полом небольшого чабанского дома был их уютный и тёплый ночлег, а остались ночевать здесь, в чужой кошаре. Да и с переполненным тяжёлым желудком трудно было идти ещё куда-то. А холода они почти не замечали, оказывается, на сытый желудок даже крепкий весенний мороз не так страшен.

***

Актошу совершенно не хотелось вставать, так сладок был сон, с полным желудком тяжело было идтиза спешившей куда-то матерью. Да и ей тоже нелегко, но она сегодня была какой-то другой, её глубоко впавшие вовнутрь глаза блестели, обычно обвисшие уши были насторожены, как будто им были слышны какие-то таинственные звуки.

Кумайык, взглянув на своего спокойно спящего щенка, решительно шагнула через него и издала резкий звук: «Ар-рр! Хватит тебе спать. Вставай и пошли!» Актошу ничего не оставалось, как подчиниться матери и с ворчанием последовать за ней. «Вечно что-нибудь придумывает, даже ночью спокойно спать не даёт».

А тем временем, быстро идущая Кумайык, миновав крайнюю кошару, скрылась за первым поворотом.Было ещё рано. Даже птиц не слышно. На небе остались только одиночные звёзды. И луны тоже не видно, она тоже пошла к себе немного подремать. В этот предрассветный час все были в глубоком сне. Темно и тихо. Даже ветерка не чувствовалось, видимо, спрятавшись где-нибудь, тоже спит сладким сном. Как хорошо им, никто не беспокоит и не заставляет идти в темноте чёрт знает куда. Неохотно поглядывая вокруг себя Актош, шагал по дороге, следы матери ещё были заметны. «Раз не пошла в гору то, наверное, направилась прямо по дороге. Зачем идти в такое глухое ущелье, гораздо лучше было бы спокойно лежать и спать» – недовольству щенка не было конца и края.

За поворотом матери тоже не было видно, даже след её простыл. И запаха он не мог определить, видно поднявшийся ветерок уже давно рассеял его по ущелью. Где же она? Неужели так далеко ушла? Актошу не осталась иного выхода, как напрячься и побежать за ней. Высокие скалистые горы в темноте казались страшноватыми. Даже ели, растущие вдоль дороги, показались ему очень опасными, как будто кто– то стоит с большой дубинкой и вот-вот ударит его. Между прочим, быстрый бег пошёл ему на пользу, постепенно полный желудок не стал его особо беспокоить. Он чувствовал себя лёгким и сильным, и ускорил свой бег. «Ничего, скоро я её догоню! Наверное, она на том месте ждёт меня, где тот раз сидела и выла. Интересно, почему же она воет так жалобно? Разве от этого ей станет легче?» Но к большому его сожалению, Кумайык и там не было. На твёрдой замёрзшей дороге не заметно было даже её следов. Это ещё больше испугало его. Сначала тихо, а потом все громче начал скулить. Неужели она оставила его одного в горах? Куда же пропала? Но он не замедлил, наоборот ускорил свой бег.

В горах снега было очень много. Вообще в этом году на сыртах, на отдалённых пастбищах выпал большой снег, что бывает редко, один раз за сорок-пятьдесят лет. А между тем начало светать, уже заметны стали отвесные скалы, ближние сосны, большие камни и проёмы между ними, внизу виднелись узкой полоской очертания реки. На валунах было очень много снегу, и на первый взгляд некоторые из них напоминали наклонившуюся старуху или другие образы. А над ущельем висел густой туман. Дул холодный ветер. Но Актош его почти не чувствовал, а наоборот ему легче было дышать и бежать все быстрее.

Уставшая Кумайык сидела на невысокой возвышенности, дорога шла как раз через неё, спокойно смотрела вниз, на своего быстро приближающегося щенка. Наверху не было снега, ветер, не переставая гуляющий по хребту, давно его сдул, и поверхность холма была сухой.

Это место Кумайык выбрала не зря, кочующие осенью в аул чабаны обязательно останавливались именно в этих местах, здесь склоны пологие, сравнительно широкие и нетронутые скотом подножные корма богатые, летом сюда овцы не поднимаются. Отпустив перегоняемый скот пастись, и даже своих коней, чабаны, развернув скатерть прямо на обочине дороги, спокойно располагаются вокруг неё. Кто-то ставит самовар, другой вытаскивает из курджуна вареное мясо, хлеб и другие продукты, а кто-то и пару бутылок водки. Стаканы, да нужны ли они, когда есть пиалы. Было бы что выпить, а посуда всегда найдется. Как помнит Кумайык, в таких случаях трапеза сразу не начнётся, пока старший аксакал не прочтёт молитву. Это обязательно. Для этого сначала уберут бутылки, во время прочтения молитвы водки на скатерти не должно быть, не положено. Все как один замолкают, с почтением ждут конца молитвы.

Недалеко от сидящих людей лежит и Кумайык, знает весь процесс этого отдыха и длительность пребывания их здесь. А молодежь не сидит на месте, кто-то из них гоняет птиц, а некоторые бегают в поисках чего– либо. Более взрослые лежат и спокойно отдыхают, зная, что впереди дорога дальняя.

– Оо, всемогущий Создатель, мы все твои дети сегодня, с твоего милостивого позволения, со скотом держим путь к себе домой, в свой кишлак. Дай нам благополучную и счастливую дорогу, чтоб мы добрались до своих домов без каких-либо происшествий и несчастий, чтоб нас по дороге поддержал сам Кызыр и все мы были целыми и живыми. Омийин!

Только после этого ставятся бутылки, начинается долгожданная трапеза.

– Эй, джигит, ты что уснул что ли, где твой комуз? Как же без песни? Начинайте! Не стесняйтесь. Где же будет песня, если не в горах. А кто же будет плясать «Кара жорго» (Чёрный иноходец, национальный танец) а? Ну давайте, начинайте, а то сам буду плясать. Мои ноги так и идут в пляс, что еле сдерживаю себя, услышав такую весёлую, темпераментную музыку. Эх, молодёжь, молодёжь, до чего вы так пассивны…

– Ну, Асаке, а может действительно вы сами покажете нам как надо плясать?

– А что такого?! И покажу!

И старик под действием пары стопок вскакивает с места и тут же начинает своими жилистыми руками, подключая свои ноги и тело, делать какие-то замысловатые волнообразные резкие движения, и его бедра, спина и колени, то изгибались, то выкручивались в такт музыки. Глядя на него, можно было подумать, что каждый мускул человека способен по-своему воспринимать нужный такт музыки и соответственно действует по его зову. Умело и красиво танцевал всем телом старик. Не нужны для этого танца ровная и гладкая площадка, его можно исполнять на земле, хоть на камне, даже на невысоком бугорке, только была бы ритмичная задорная живая музыка. Наверное, даже собакам интересно было смотреть на этого танцующего старика. Тогда Кумайык, склонив на бок голову, долго наблюдала за каждым движением танцующего. Видимо и ей было интересно.

Вообще, кыргызы, кочевой народ, А раньше любая кочёвка со скотом в горы или, наоборот с гор домой, для них была долгожданным весёлым праздником. Кочёвка длилась несколько дней, так как по дороге неоднократно останавливались, отдыхали, варили мясо, организовали шумные застолья и веселья. Только вот теперь, когда появился быстро идущий транспорт, кочевье превратилось в обычный перевоз вещей, женщин и детей. Но обычай, который идёт с глубины веков никогда не забывается.

Кумайык долго не лежала, дав своему щенку немного передохнуть, и тут же встала. Она была в этот час в очень приподнятом настроении, глубоко впавшиеглаза блестели по-собенному, а хвост беспрестанно вертелся. Ласково бросила свой взгляд на Актоша. «Вставай сынок, вставай. Пойдём, нам надо идти вперед. Дорога только начинается».

А Актош совершенно не понимал ее, он думал, что побывав на этом ровном сухом месте, они тут же повернутся назад и обратно уйдут к своим кошарам. «Ну, куда же ещё идти? Что может быть в этих глухих ущельях?» Ворча про себя, он вынужден был неохотно идти за матерью. А мать, совершенно не обращала внимания на него, неуклюже прыгая на трёх ногах, все же быстро шла и шла вперёд.

Солнце поднялось высоко. Несмотря на это, мороз был ещё крепким и ветерок, идущий по ущелью, только усиливал его. А голубое небо было без облаков чистое, на фоне которого острые вершины скал казались навечно прикрепленными к нему, как неживая картина художника.

Кумайык торопилась. Ей хотелось быстрее дойти до крутого высокого перевала. Перейти его, значит пройти половину дороги, идущей с сыртов или наоборот. Обычно, кочующие со скотом чабаны не старались сразу перевалить его. Хоть летом, хоть осенью на перевале очень часто бушуетпурга, то идёт густой снег. Очень редко бывает безветренная ясная погода. И чабаны обязательно останавливаются у подножья перевала. Да и не только чабаны, а даже водители автомашин и тракторов с прицепами непременно остановятся у реки и проверяют состояние своих стальных коней. Здесь не только дороги, но и характер самого перевала очень крутой. Надо быть очень осторожным. В горах шутки плохи.

В обычных случаях во время кочёвки в первостепенную задачу собак входили охрана овец, надо было следить за ягнятами, не отстала ли какая-нибудь хромая овца или высокомерный и нахальный козёл. И вместе со скотом Кумайык со своими сородичами спокойно шла за ними по протоптанной дороге. Она даже не замечала, что они переходили через перевал. Как же будет сейчас? Сможет ли подняться высоко в гору ее малыш? Да и самой, наверно, очень трудно будет идти на трёх лапах по глубокому снегу на перевале.

Кумайык совершенно не могла анализировать происходящее, посмотрев на высокие горы с обильным снегом, просто она всё это чувствовала интуитивно. Несмотря на всё это, она шла вперед уверенно и с какой-то радостью, неизвестная сверхъестественная сила заставляла её идти вперёд, невзирая ни на что. Никто не смог бы остановить её и заставить повернуть назад.

Глубоко выпавший снег в этом году, это бывает в здешних местах очень редко, лежал всюду, даже на крутых склонах. Заметны следы лавин, они очень часты особенно весной, когда снег начинает подтаивать снизу. Опасность заключается в том, что она крайне внезапна, без каких-либо признаков и причин неожиданно весь снег, лежащий на высоком склоне, вдруг приходит в движение и начинает сползать вниз с очень большим ускорением, увлекая за собой все предметы: камни, растения и всякую живность, что окажется на пути. В таких страшных случаях спасается, как говорят местные, только горный орёл, взлетевший прямо вверх в небо. А остальные… В горах не мало трагических случаев, связанных с лавинами.

Кумайык вынуждена была остановиться, дорога, которая шла по склону, вдруг оборвалась, впереди зияла огромная, широкая яма. Лавина, спустившаяся сверху с огромной силой, снесла часть дороги и ушла вниз в ущелье. В горах такие явления очень часты. Хорошо, что дорога была пустая, и в ущелье не было никого.

Кумайык остановилась, обдумывая, как пойти дальше. Не останутся же они здесь из-за этого проклятого обрыва, во что бы то ни было, надо найти какой-нибудь проход и продолжить путь дальше. Она невольно вздохнула, жаль, что рядом нет их хозяев, а то они быстро нашли бы какой-нибудь выход и, не задерживаясь, пошли вперёд.

Подошел и Актош. Ничего не понимая, он тоже смотрел на огромную яму. И ему тоже интересно было смотреть на обрыв дороги. Постояв немного, он вдруг мотнул головой, всё, дальше дороги нет, она закончилась, значит пойдём обратно домой, решил он.

Вверх подниматься очень круто, туда она не поднимется, остаётся идти только вниз, хотя там снег глубокий и бушующая река рядом.

Кумайык, выбирая более пологие склоны и обходя скользкие камни, осторожно, не торопясь, начала спускаться вниз. Часто останавливаясь, поджидая своего малыша, следила за его каждым движением. В её понимании, Актош ещё маленький, он ещё не умеет идти по крутому спуску. Она очень переживала, не дай бог что-нибудь случится с ним.

Актошу, действительно, было страшно спускаться по скользкому склону, неоднократно падал, ударялся об камни, но всё же шёл вниз за матерью. Острые когти на лапах очень ему помогали. А Кумайык идти было очень тяжело, у неё было всего три лапы, да и когти уже были тупые, а некоторые даже сломанные и стертые. Ведь она была уже стара. Во время перехода по льду, на крутом склоне, несмотря на её отчаянные усилия вцепиться когтями в лед и удержаться, не получилась, и она неудержимо покатилась вниз прямо в бурлящую реку.

Актош, идущий за ней, спокойно перешёл на другую сторону склона по льду, он видел, как вниз покатилась мать, но этому не придал особого значения, ему просто не хотелось оказаться в холодной воде. Откуда ему знать, что мать покатилась вниз и оказалась в холодной воде не по своей воле, почему она ходит не так как другие, он совершенно не знал.

Кумайык не было видно. «Что же она делает в воде? Почему же не выходит из неё?» – удивлённо, с беспокойством, смотрел Актош на бушующую реку. Сразу же стало ему страшно, как же быть ему одному, в этой страшной дикой среде. И он стремительно начал спускаться вниз, неоднократно падая и скользя, чуть не оказался в воде. Кое-как добрался до узкого берега реки. Где же мать? Почему же она оставила его одного? Не зная, что делать, он начал жалобно скулить, зовя её. Но её не было видно.

Если бы Кумайык попала прямо в стремительно текущую реку, то её сразу же унесла бы ледяная вода вниз с собой, но к счастью бедной собаки этого не случилось, так как упавшая сверху лавина, перекрыла реку полностью. Сразу же образовалось небольшое озерцо, уровень которого быстро поднимался, и переполненная вода вынуждена была разделиться на две части и течь вниз, огибая вновь появившийся завал. Здесь течение реки было не сильное и это спасло Кумайык. Она с неимоверными усилиями несколько раз попыталась выпрыгнуть на берег, старалась за что-то ухватиться, но у неё никак не получалось, так как ослабшая одинокая задняя нога не могла служить ей надёжной опорой. Дно реки было глубоким и скользким, и каждый раз Кумайык с головой уходила под ледяную воду. Побарахтавшись, она нашла, наконец, более пологое место и ей удалось выкарабкаться из воды на берег. Актош с большим удивлением смотрел, как длинный чёрный червь выползает из воды и приближается прямо к нему.

***

Они только к вечеру следующего дня дошли до подножия перевала.

В этих краях было значительно теплее, на солнечных склонах гор снег почти сошёл, кое-где даже были видны подснежники, начала зеленеть травка. В небе пролетали птичьи стаи, появились суслики, занимающиеся своим маленьким промыслом. Чувствовалось приближение весны. И не далёк тот день, когда чабаны обратно погонят в дальние сырты своих овец, лошадей и коров. Так же, как и раньше дети и жёны с вещами поедут на машинах. Таким образом, скоро, очень скоро начнётся новый круг бурной жизни в этих краях.

 Ослабевшие лапы кое-как удерживали Кумайык и она, еле-еле волоча ими, медленно приближалась к заветному стойбищу. Глубоко впавшие глаза горели как огонь, пересохший язык, выпавший из пасти, болтался в разные стороны. Там выше, под высокой скалой есть небольшая ровная площадка,заслоненная с трёх сторон, так что ни ветер и ни дождь не беспокоит – излюбленное место для временной стоянки всех переезжающих чабанов и других скотников. Кумайык сразу направилась именно туда. Вторые сутки они не брали в рот ни крошки. Основной едой им служила только вода из ручейков и луж, оставшихся от вешних вод.

Актош не отставал от неё, ему не были знакомы эти места, оглядываясь вокруг, осторожно, он неотступно следовал за матерью.

Теперь он не думал о возврате обратно к своим кошарам, они ушли от них изрядно далеко, да и дорога, по которой они шли, была не из лёгких. Но куда же мы идём? И когда же остановимся? Он не знал этого, а мать как шла, так и идёт, идёт. А, между прочим, по сухой дороге идти ему было гораздо легче, мог бы даже побежать, но оторваться от матери он боялся.

Тем временем, Кумайык сразу же пошла в сторону очага, построенного кем-то из проезжавших, давным-давно, куда поставив казан, приезжие варят мясо и готовят еду. Вокруг него валялось множество различных костей, старых и прошлогодних. Среди них можно было найти высохшие куски мяса, остатки хлеба и другой пищи, не зря же спешила сюда Кумайык со своим щенком.

Погода стояла весенняя, без каких-либо ветров и дождей, но всё же ночной мороз был гораздо сильнее, чем днём. Досыта наевшись, собаки особо не чувствовали холода, под скалой было намного теплее.

Собаки поднялись рано, когда острые лучи солнца только-только начали озарять вершины гор, а внизу было ещё темновато, быстро оставив позади благодарное и теплое лежбище, они уже скрылись за первым крутым поворотом.

То, огибая бесчисленные повороты, то выпрямляясь по пологому склону, шла дорога выше и выше к перевалу. Снег, лежащий на склонах, наверно сошел не так давно, так как узорчатые следы машин на узкой дороге до сих пор отчётливо сохранились. Свеж был овечий помёт и лепёшки крупнорогатого скота, видимо после кочёвки отар, сразу же пошёл снег, накрыв простыней весь склон, и не дал им разложиться.

Хоть неуклюже, но упорно шла вперёд Кумайык, как-тот раз, опять она куда-то спешила, не думая немного остановиться и отдохнуть, перевести свой дух. Переходила с одного серпантина на другой, пока дорога была сухая, без каких-либо преград, она, с легкостью перепрыгивая на трёх лапах, безостановочно шла вверх. Актош, с полным желудком, еле успевал за ней. Он почти привык к спешкам матери, если она куда-то торопится, это не зря, наоборот, к лучшему, значит рано или поздно придут к какому-нибудь благополучному хорошему месту, где можно сытно поесть и сладко уснуть втёплом месте. Он ни о чем не думал и не беспокоился, идя за матерью, она для него была всё: и надёжная опора, и безупречная защитница, без неё он не представлял свою жизнь. Поэтому, не отставая от неё ни на шаг, беспрекословно следовал за ней.

Поднимаясь выше, постепенно становилось холоднее, со стороны дул сильный ветер. Наверху снег лежал толстым слоем, дороги не было видно, и пурга со снегом усиливалась, но Кумайык с упорством двигалась вперёд, она знала только одно: несмотря ни на что идти вверх, только бы дойти до перевала. Иначе не должно быть! А в такую пургу можно легко заблудиться. А это значит провалиться в какую-нибудь бездонную яму, пропасть, оттуда уже живым не выбраться. А таких мест в горах больше чем достаточно. Нет, они обязательно должны подняться на перевал и спуститься на ту сторону живыми и невредимыми. Если не дойдут до перевала, тогда им лучше остаться в горах и переждать непогоду. А этого она совершенно не хотела, об этом даже в мыслях её не было, во что бы то ни стало, надо идти вперёд, дойти до перевала и спуститься вниз и спокойно идти к себе домой, к хозяевам. И она шла вперед с упорством, не взирая ни на что. Актош ни на шаг не отставал от неё, а наоборот усиливающийся холод и ветер заставили его еще теснее прижиматься вплотную к её боку. Чтобы хоть немножко перевести дух и отдохнуть, они часто останавливались, очень тяжело было идти вперёд, расталкивая грудью уплотненный глубокий снег.

Ближе к перевалу пурга нарастала, густой снег сплошным занавесом закрывал впереди дорогу, кругом ничего не было видно. Уплотненные как кошма тучи, беспросветно заслонили небо, кругом стало темно. То, проваливаясь в снег до самых ушей, то кое-как выкарабкавшись из глубокого сугроба, они с превеликим трудом двигались все дальше и дальше, в сторону перевала. Когда дойдут до него, дойдут ли вообще? Кажется, весь мир погрузился в какой-то гудящий и бурлящий, непрерывный поток со снегом. Ни дороги, ни гор не видать, впереди только густое тёмное месиво с пронизывающим холодным ветром. Даже глаз невозможно открыть из-за колючих пылинок снега. Но, тем не менее, в какой-то момент, пробиваясь через полотно сплошного снега, Кумайык каким-то внутренним чутьём чувствовала близость долгожданного перевала, не зря же она вместе с отарой и людьми неисчислимое количество раз проходила через этот перевал. Ей казалось, что вот немного, ещё чуть-чуть пройдут, сделают несколько шагов вперёд, и они окажутся на долгожданном перевале. Подняться на перевал! Эх, это для них было бы очень большой победой. Она прекрасно знала, что идти вниз, несмотря на буран и глубокий снег, гораздо легче, даже приятнее, ведь на том склоне теплее, сухо и самое главное до хозяев и сородичей останется совсем мало, может день, даже ещё меньше времени идти. От таких приятных мыслей, даже на душе у неё стало легче. Она остановилась, чтобы перевести свой дух и дать возможности ещё ближе подойти своему щенку. Дрожа всем телом, Актош сразу же прижался к матери и жалобно заскулил, ему было очень холодно, да и проголодался. Кумайык, повернув голову, захотела лизнуть его в мордочку: «Терпи сынок, терпи. Ты же у меня молодец! Перевал уже рядом, пройдём его и сразу же спустимся вниз, а там тепло и еда для нас найдутся. Нас ждут хозяева. Терпи!» Но она даже голову повернуть не успела, как сильный порыв ветра, легко свалил её на бок, как игрушку, несмотря на отчаянные усилия, она не могла обратно встать на ноги. Сразу же рядом лег и Актош, уткнувшись своей заснеженной мордой прямо в живот матери, по старой привычке. Свернувшись калачиком, ещё крепче обнимая своего щенка, Кумайык вынуждена была лежать без движения. Их моментально засыпало снегом, и слой покрова все утолщался.

А пурга усиливалась все больше, и не было даже намёка о скором ее конце.

Под глубоким снегом стало намного теплее, чем снаружи и от дыхания обоих собак их вынужденное лежбище стало более уютным, превращаясь в своеобразную конуру. Нарастающий гул ветра не стал их особо тревожить, наоборот постепенно стал затихать. И усталые до изнеможения, собаки быстро погрузились в сладкий сон.

***

Не зря же она вместе с отарой множество раз проходила через перевал. И тогда тоже были и бураны, и глубокий снег, пронизывающие до костей холода. Помогая чабанам подгонять отстающих или ослабевших овец, неоднократно приходилось идти по крутым склонам и низинам, преодолевая глубокие сугробы. Тогда она не чувствовала ни холода, ни усталости она была более моложе, а самое главное рядом с ней был её пёс, добрый и отзывчивый. К сожалению, это было давным-давно, а на этот раз переходить перевал ей придётся одной вместе с маленьким своим несмышлёнышем.

С подъёмом выше и выше ветер только усиливался, холод крепчал. Сколько времени они шли до перевала целый день или меньше, теперь это не имеет никакого значения. Кумайык почувствовала какую-то твёрдость под ногами, и вроде показалось, что они вышли на ровное место, может на хребет, тогда это перевал. Не стало даже снега. Только буран гудел с яростной силой, все сметая на своем пути, даже чуть и их не сдуло. Если бы они стояли отдельно, то может быть, их унес сильный ветер куда-нибудь по дальше, но к счастью они держались вместе, плотно прижавшись к друг другу. Страшно было холодно, из-за сильного ветра даже дышать было трудно. Несмотря на это, у Кумайык радостно горели глаза – значит они уже на перевале! Холода она особо не чувствовала, в тех местах, где она была со своим щенком, морозы были более крепкими, только Актошу было очень неуютно, он действительно продрог основательно, ещё сильнее прижимался к бокам матери.

Кумайык смело шагнула вперёд, она была уверена, что они уже поднялись на перевал и быстрее надо было уйти от этого проклятого холодного места, перевалить через хребет и идти вниз по знакомой дороге домой. Да домой, к своим сородичам и хозяевам! Но, к большому сожалению, на этот раз интуиция её подвела – та твёрдая поверхность, где они стояли только что, вдруг внезапно хрустнула и со страшным гулом полетела вниз вместе с собаками. Бедной и многострадальной собаке, откуда было знать, что, не дойдя немного до самого перевала, она второпях, раньше времени повернула влево и вышла прямо на край глубокого обрыва.

***

Всё осталось позади: и пурга с грохотом, и глубокий рыхлый снег с множеством сугробов. Даже высокий крутой перевал со спусками и серпантинами с северной стороны. Теперь они шли не торопясь, по хребту невысокого продолговатого холма. Кумайык со своим щенком могла бы обойти его, продолжая путь по проселочной протоптанной хорошей дороге, но выйдя из глубокого ущелья, по которой шли из далёкого перевала, она сразу же свернула влево, прямо к невысокому хребту. По правде говоря, по нему нет никакой дороги, даже одиночных тропинок, здесь место выпаса, где ранней весной пасутся овцематки с ягнятами или больной скот, оставленный дома. Основные пастбища находятся в горах, и в начале лета, когда полностью открываются перевалы, все чабаны со скотом кочуют на дальние выпасы – сырты.

Было раннее утро, солнце стояло на макушках высоких гор. Озарённая его лучами, долина лежала как свежевыстиранная, но ещё не глаженная простыня, чистая, аккуратная со многими изгибами и волнами – весенняя пахота только что началась, ярко зеленело поле озимой пшеницы, шла работа по очищению оросительных сетей. Еще на не вспаханных полях поднялась дружно зелень, на благо которой влаги в почве было достаточно.

Хребет был покрыт небольшими кустами низкорослых верблюжатников. С большим трудом огибая их, передвигалась Кумайык, задняя единственная нога еле-еле поддерживала туловище, основное усилие приходилось на передние, это они тащили измождённое слабое тело вперёд. Зато у собаки горели глаза, уши произвольно двигались, прислушиваясь к раздающимся звукам. После поворота, с дальнего бугорка подул лёгкий ветерок. Сразу же подняв морду, собака с большим наслаждением быстро-быстро начала дышать,а воздух был с дымком– видимо этот приятный знакомый запах придал ей дополнительную силу и, издавая какой-то тихий нежный звук, она стремилась идти ещё быстрее вперёд.

Вдруг из-за холма донесся лай собак. Кумайык сразу же остановилась, подняв голову, и с большим удовлетворением прислушалась к голосам своих сородичей. Непреодолимое чувство радости охватило её, как бы танцуя на месте, она начала перебирать лапами, тело задрожало, завиляла хвостом, у неё было такое чувство, если бы умела, то она сразу же полетела бы к ним.

С какой-то тревогой подойдя ближе к матери, Актош тоже удивился, до этого ему не приходилось слышать лай собак, и ему было с одной стороны даже интересно.

Кумайык, чуть повернув голову, с умилением посмотрела на своего щенка, будто говоря: «Слышишь сынок, это наши сородичи лают. Они нас зовут, значит, мы пришли к своим. Пошли быстрее!»

В утренние часы чабаны очень заняты: надо выгнать овец на выпас, предварительно проверив их состояние, отделив больных и слабых, а также новорождённых ягнят, подоить коров, привязать телят, покормить собак, привести лошадей с пастбища. И только после этого они спокойно садятся завтракать.

Нурлан ещё спал. Утренний сон очень сладкий и крепкий, ему в школу после обеда, шум скота, блеяние овец и коз, даже лай собак ему особо не мешает и не беспокоит, он ко всему этому шуму давно привык, так что он в это время спокойно храпел на своё здоровье.

Резкий голос отца заставил его моментально очнуться:

– Нурлан, вставай, Кумайык пришла!

– Кумайык?!

Нурлан вскочил с постели и выбежал во двор в одних трусах. Он даже не успел натянуть на себя брюки.

– Где она?

В это время отец торопясь поднимался нахолм, а мать, держа ведро с молоком, стояла возле коровы и смотрела в сторону идущего мужа, прикрыв глаза от солнца. А наверху холма, собаки окружили какое-то животное.

– Кумайык, моя золотая, неужели ты пришла? Ой, бедная.

Он сразу же обнял её. Собаки отступили. Испуганный Актош стоял недалеко, за небольшим камнем, сразу заметив его две собаки, погнались за ним. Он даже не знал, куда убежать, До этого он ни разу не видел человека. Быстро догнав щенка, собаки плотно окружив его, начали бесцеремонно обнюхивать. Двуногое худое существо подняло его мать на руки.

Тем временем, прибежав, Нурлан сразу же обнял её.

– Кумайык, как ты пришла? А я думал, что тебя уже давно волки съели. А ты оказывается жива. Молодец! Ой, как она похудела! А заднюю правую ногу папа, кто-то отрезал, Может, волк откусил?! Ай, бедняжка, бедняжка, как ты одна жила в далёких горах? – со слёзами на глазах он гладил по голове собаку.

– Ты, принеси-ка немного топленого масла. – Отец Нурлана кивнул своей жене.

– Она совсем истощала, бедная. Не пойму, как же она дошла до нас? И только сейчас заметив поведение своих собак, он громко крикнул:

– Эй, смотрите! Кумайык оказывается не одна пришла. Она с собой привела ещё своего щенка!

– Где он?

– Вон, среди наших собак. Белогрудый щенок.

– Значит, назовем его Актош.

Заметив приближавшуюся хозяйку, Кумайык захотела повилять хвостом, приветствуя её, но у неё ничего не получилось, даже не могла поднять отяжелевшую голову, только лишь посмотрела в её сторону тускнеющим взором.

Открыв ей пасть, осторожно ложкой положили топлёное масло, но Кумайык не могла даже глотнуть его, растаявшее масло само потекло в горло. У неё не осталось сил даже на это.

С большим усилием она сделала последний вдох, и немного остановившись с каким-то удовольствием, легко выпустила воздух из себя и все тело, начиная с головы до пят, медленно, но необратимо, ослабло, потеряв былую жизненно важную силу. Может быть, в самый последний миг она действительно была удовлетворена своим поступком, что, в конце концов, ей удалось достигнуть своей цели.

– Бедная, как же она добралась сюда? Какая же сила заставила её, рискуя своей жизнью преодолеть такую даль? Разве ради жизни того щенка? – женщина вытерла свои глаза от слёз.

Муж невольно усмехнулся:

– Как, какая сила? Любовь матери к своим детям – это великая сила! На нейдержится весь мир и жизнь на Земле! Поэтому она со своим щенком вернулась к себе домой. Преданность собаки к своим хозяевам безгранична, ни с чем несравнима, вот и она пришла.

После завтрака, аккуратно положив Кумайык в мешок, хозяин с Нурланом пошли в сторону высокой скалы, находящейся за речкой. Актош не отставая от них, вплотную шёл следом, он твёрдо знал, что эти двое несут его мать куда-то в гору. Только не знал куда. Может быть, там её отпустят? Тогда они смогут уйти отсюда. Выбрав ровное место, под самой высокой скалой, он начал копать землю. Грунт был каменистый. Когда те были заняты своими делами, Актош осторожно подошёл к мешку и понюхал. Ни с чем несравнимый запах матери вынудил его жалобно заскулить и звать её: «Ну, чего там лежишь, вставай, и уйдём отсюда!». Он начал зубами рвать мешок, но ничего от этого не получилось, она лежала без движения и не подавала никаких признаков. Хотел утащитьмешок куда-нибудь подальше от этих людей, а там освободить её. Но не смог, сил не хватило.

– Не мешай ему, Нурлан, пусть прощается с матерью.

– Пусть, – не вытирая слёз, буркнул Нурлан. Скоро под величественной скалой появился небольшой холмик и на него закрепили шест, с поперёк прибитой узкой доской. А на ней крупными буквами было написано слово: «КУМАЙЫК».

 – Да, умная была собака, жаль ее…

 Рядом стоящий Нурлан добавил:

 – Молодец, пришла не одна, а со щенком!

А Актош, оставшись один возле могилы матери, долго ждал её, но, в конце концов, не учуяв знакомого запаха, вынужден был пойти следом за людьми, где его дружно встретили сородичи.

Жизнь продолжается.

© Дуйшеке Доконбаев, 2016