Главная / Художественная проза, Крупная проза (повести, романы, сборники) / — в том числе по жанрам, Приключения, путешествия / — в том числе по жанрам, Бестселлеры / Главный редактор сайта рекомендует
© Издательство «Раритет», 2008. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора и издателя
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата публикации на сайте: 2 декабря 2008 года
Золото Иссык-Куля
Повесть
Веками искатели приключений мечтают найти сокровища несторианских монахов, спрятанные где-то на берегах Иссык-Куля... Повесть из одноименного сборника переносит читателя в начало ХХ века — в 1916 год, затем в сталинское время и, наконец, в наши дни. Будет ли найдено золото?
Из книги: Кадыров Виктор. Золото Иссык-Куля. — Б.: Раритет, 2008. — 256 с., илл.
УДК 908
ББК 26.891
К 13
ISBN 978—9967—424—62—3
К 1805080000—08
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Иссык-кульский монастырь
Отец Иреней
9 августа лета Господня 1916 по тракту, пролегавшему по северному берегу горного озера Иссык-Куль, медленно катила повозка, запряженная парой полусонных волов. Озеро, мирно дремавшее в гигантской чаше межгорной долины, сияло в лучах полуденного солнца подобно драгоценному сапфиру. Слева от дороги, то удаляясь на несколько километров, то приближаясь вплотную, возвышался горный хребет Кунгей-Алатоо. Справа от тракта склон полого спускался к аквамариновым водам озера. За необозримой синевой водной глади, казалось прямо из вод Иссык-Куля, подымались седые от вечных снегов вершины хребта Терскей-Алатоо, протянувшегося по южному берегу озера. Горные склоны и берега озера были сплошь безлесые, лишь кое-где вдоль берега встречались заросли колючего кустарника – джерганака, ветви которого сплошь были усеяны мелкими оранжевыми ягодами, облепиха – так называли кустарник русские поселенцы, да из-за далеких складок Кунгей-Алатоо выглядывали верхушки елей, которые росли на невидимых глазу северных склонах хребта.
Повозкой управлял мужик крепкого телосложения с окладистой бородой и густой шевелюрой. Одет он был в холщовую косоворотку с расшитыми цветными нитками воротником и рукавами, на голове красовалась широкая соломенная шляпа, защищавшая хозяина от жгучих лучей солнца. Рядом с ним на телеге сидел средних лет мужчина, по облику и одежде которого сразу можно было узнать обитателя одного из православных монастырей. Он с интересом слушал словоохотливого хозяина повозки.
– Вам, отец Иреней, совсем недалече осталось, – мужик вытянул вперед руку, – видите вон там, вдали, у озера домики – это село Курменты. А чуть ближе на мысу небольшая рощица и над деревцами маковки храмов – это и есть Светлый мыс. На нем стоит Свято-Троицкий монастырь, куда вы направляетесь. Деревца-то совсем молоденькие, не так давно насажены. Когда поближе подъедем, увидите – они крест наш православный рисуют. Валаамские монахи, которые к нам сюда в Киргизию пришли на помощь миссионерам веру укреплять и распространять ее среди киргизцев, так придумали саженцы посадить. Место на мысу святое, говорят, и в древности там християнский монастырь стоял, да под воду ушел. Поглотило его озеро. В спокойную погоду наши рыбаки стены под водою видят. Наверное, большой город когда-то рядом был. Часто сетями кирпичи люди достают. Киргизцы вон свои могилки этими кирпичами обкладывают, наподобие домиков, гумбезами называют. Кирпичи крепкие, даром что неведомо сколько веков в воде пролежали, лучше новых будут.
– А как жизнь здесь, Петр? – полюбопытстствовал отец Иреней, с видимым наслаждением оглядывая окрестности. Несмотря на палящее солнце, ветер с озера приносил прохладу и аромат цветущих лугов, покрывавших берега. Озеро в этих местах врезалось в берег длинными рукавами заливов, живописно змеящихся меж холмистых узких мысков. Поверхность воды сплошь была покрыта черными пятнами больших стай разнообразной водоплавающей птицы. Над ними с криками сновали белоснежные чайки.
– Грех жаловаться, отец Иреней, – отозвался Петр, – пшеница родится богатая, яблони, груши урожай дают, ягоды много всякой. В полях да в горах живности столько, что хоть палкой бей. И уток, и бекасов, в лугах зайцы, лисы. В камышах тигры да кабаны. В горах олени, медведи встречаются. В Иссык-Куле рыбы много. А про пчел и говорить нечего – столько цветов, медок получается ароматный, целебный. Поешь его, ни одна хворь не берет.
– Откуда-то родом будете? – опять задал вопрос отец Иреней.
– Из Курска родители. Только уже пять десятков лет прошло, как сюда на землю киргизскую они перебрались, я-то тут родился, – проговорил Петр и добавил: – Ни одного разу отец не пожалел, что так далеко забрался от России. Там-то все больше голодали, все земля плохо родила, а тут-то рай земной. Вот только киргизцы больно пошаливают.
– Не ладите с инородцами? – снова поинтересовался монах.
– Скотину пасут на наших полях, – вскричал мужик. Видно было, что этот вопрос не раз обсуждался поселенцами. – Сколько с ними договаривались, чтобы не гоняли их пастухи овец да лошадей на нивы, только отвернешься, а они уже на посевах! Ты им про Фому, а они про Ерему. Мол, мы их земли заняли! Так ведь до нас тут пустыня была! Окромя проса ничего киргизцы не сеяли.
– Инородцы тоже подданные Государя нашего императора, – вступился за киргизов отец Иреней, – они ведь скотоводы. Им животину свою пасти надо. Мы, русские, не должны притеснять их. Властям губернским и уездным такие споры решать должно.
Петр только махнул с досадой рукой.
– Да, места тут знатные, – попытался сменить тему разговора монах, – и красиво как!
– Не до красоты сейчас, отец Иреней, сам ведаешь, какие времена настали. Все мужики на войне воюют, в селах одни бабы с малыми ребятами, да мы, старики, а работы хоть отбавляй! Вот правильно Государь Император указ издал инородцев на работы в армию призвать. Пусть на деле покажут, как они Государя своего почитают да Отечество наше любят!
Телега тем временем приближалась к селу Курменты. Справа и слева дороги возвышались невысокие, до десяти метров, курганы, выстроившиеся в несколько цепочек, идущих от предгорий к далекому берегу Иссык-Куля. Отец Иреней заметил их больше двух десятков и, сбившись, бросил считать.
– Никак люди эти холмики настроили? – обратился он к Петру.
– Это могилы древние, царей тамошних. Даже киргизцы не знают, чьи они. Ну вот, отец Иреней, здесь вам идти.
Петр остановил быков и слез с повозки. Монах, забрав свой небольшой скарб, уместившийся в небольшом холщовом мешке, тоже спрыгнул с телеги и попрощался со старым казаком. Вниз от тракта к озеру вела укатанная дорога. Вдоль нее и справа и слева тянулись длинные узкие заливы озера. Сам монастырь стоял на нешироком полуостровке, языком вдающемся в голубые воды Иссык-Куля. Дорога, обсаженная молодыми деревьями, вела прямо к монастырю и там пересекалась с двумя другими, так, что отсюда, с тракта казалось, что на земле раскинулся гигантский православный крест, на концах которого стояли два храма, колоколенка и часовня. Подсобные помещения разместились вдоль улиц.
Отец Иреней, подходя к монастырю, не уставал любоваться открывающимися видами. Вот у самого бережка примостился цветущий куст шиповника. Над ним вьется пара больших желтоватых бабочек с вычурно изрезанными крыльями. На веточке мелодично посвистывает птаха с малиновой грудкой. Другая, желтенькая, с кирпичной головкой, надрывно кричит, расположившись на высоком кусту конопли: «Ви-и-тю видел?!» В воздухе стоит гул от несметного количества насекомых, деловито облетающих цветущий луг, раскинувшийся на берегу горного озера.
«Слава Господу за то, что Он создал столь чудесные места, – подумал монах. – Наверное, отсюда молитвы монахов быстрее доходят до Творца! Удивительное и святое место».
Это был единственный мужской монастырь в Туркестане. Два других – в Ташкенте и Верном – были женскими. На Иссык-кульский возлагались большие надежды в деле распространения православной веры среди местного населения. Он и назван был Свято-Троицким миссионерским, ибо миссионерство было основной его целью. Для выполнения этой святой задачи сюда на берега Иссык-Куля прибыли в 1886 году одиннадцать иноков из Свято-Михайловской Закубанской пустыни, пополнив собой немногочисленных до того обитателей монастыря. А в 1894 еще восемь иноков во главе игуменом Севастианом из Валаамской обители решили связать свою судьбу с миссионерским монастырем. Они принесли с собой дух Валаама и строгое соблюдение правил монашеской жизни. В 1905 году еще несколько иноков из Рождество-Богородицкой Глинской пустыни Курской епархии были приглашены в Свято-Троицкий монастырь. Среди них был и монах Феогност, который вскоре был назначен исполняющим обязанности настоятеля монастыря.
Отец Иреней был тепло встречен обитателями монастыря и после вечери приглашен в келью архимандрита Иринарха. Иеромонах Феогност – благочинный монастыря – в это время отсутствовал. Он уехал в большое село Тюп по хозяйственным нуждам.
Сокровища несториан
– Отец Иреней, то, что вы поведали, достойно удивления, – архимандрит Иринарх вытер выступивший от волнения пот со лба. – Вы считаете, – клад до сих пор там, в таинственной пещере? Ведь прошло уже почти шесть веков с тех событий, когда братья несторианцы спрятали сокровища в недрах земли!
– Достопочтимый архимандрит, вы правы. Орды монголов во главе с нойоном Джебе и сыном Чингисхана Чагатаем оказались здесь в лето 1218 от Рождества Христова. В те далекие времена христианское учение широко было распространено по всему Туркестану и Ближнему Востоку. Последователи еретического учения епископа Нестория после гонения со стороны римлян из Сирии проникли далеко на Восток и были приняты всеми царствующими династиями азиатских царей. Несториане взяли на себя миссию обращать в свою веру местное население и премного преуспели в этом деле. Епархия Восточной Церкви была одной из самых богатых в христианском мире! Лишь нашествие Чингисхана воспрепятствовало утверждению ее на всем Азиатском континете. Хотя сам Великий полководец не воевал против чуждых ему религий, но тот хаос и тлен, которые принес он миру, разрушили многие цветущие цивилизации. Несториане из Баласагуна и из Чуйской благодатной долины собрали все достояние церквей, погрузили его на двести верблюдов и направили караван сюда, на Иссык-Куль. Их целью было достичь Кашгара, но он далеко, а враг гнался буквально по пятам. Поэтому караван пошел не на юг в Кашгар, а на восток – сюда, на Светлый мыс. Здесь был несторианский монастырь армянских братьев, и караванщики рассчитывали получить помощь от единоверцев. Так оно и получилось. Монахи указали им путь к укромной пещере, где и были схоронены сокровища.
– Все же почему вы уверены, что за шестьсот лет никто не нашел их?
– Братьям монахам удалось повернуть реку, которая протекала вблизи утеса, под которым была пещера, и вода полностью закрыла вход. Перед тем монахи закрыли пещеру каменными плитами. На них были сделаны какие-то надписи. Пришествие монголов полностью уничтожило торговый путь, который связывал Китай с европейскими странами. Умерли все города, некогда процветавшие в Иссык-Кульской долине. С тех пор, кроме кочевников да проходящих войск Тамерлана и его племянника Улугбека, никого не было здесь до прихода русских поселенцев. Да и сами несториане хранили свой секрет за семью печатями. Лишь Божье провидение открыло его епископу Пимену, который теперь служит в Урмийской Русской миссии в Персии. Там осталась большая община несториан, за души которых борется епископ Пимен, обращая их на праведный путь православной веры. Вы же знаете, достопочтимый архимандрит, эти люди называют себя христианами, но не верят в божественную природу Иисуса Христа. Они считают, что Христос был человеком, в котором жил Бог. Несториане не почитают Богородицу, ибо думают, что она родила просто человека. Епископ Пимен в совершенстве изучил не только современный сирийский язык, но и постиг тайну древнесирийского письма, на котором написаны священные тексты несториан. Они сами были не в состоянии читать их, и епископ много труда положил, чтобы перевести и опубликовать некоторые бесценные документы многовековой давности. Епископ Пимен имеет божественный дар к языкам, говорит на многих тюркских наречиях.
– Все же, отец Иреней, – прервал монаха архимандрит Иринарх, – объясните мне цель вашего приезда сюда. Вы же не думаете, что насельцы миссионерского монастыря будут заниматься поисками мифических сокровищ?
– Ваше преподобие, – монах старался говорить спокойно и убедительно, – исключительно серьезное положение России подвигнуло епископа Пимена заняться этим авантюрным проектом. Святой Синод неоднократно отмечал бессеребреничество и чистоту помыслов отца Пимена. Высокий сан говорит за него. Но Россия и Император нуждаются в помощи. Епископ Пимен усмотрел в открывшемся ему документе руку Господа. Я послан к вам, чтобы и вы протянули руку помощи.
Архимандрит задумался. Тишину нарушал лишь равномерный ход настенных часов. Отец Иреней сидел молча, вперив взор в дощатый пол кельи. Наконец архимандрит Иринарх пошевелился. Прибывший монах вскинул на него взгляд.
– Никто в округе не знает ничего о какой-нибудь пещере, – произнес архимандрит.
– Я привез с собой подробную карту, – отозвался отец Иреней, – она была в том документе. Епископ сделал копию и перевел на наш язык.
– Дайте мне взглянуть. – Монах вытащил из холщового мешка сверток и, развернув его, протянул Иринарху.
Архимандрит принялся изучать от руки нарисованный план и вскоре нашел на нем Светлый мыс и монастырь армянских братьев. Береговая линия оказалась совершенно другой, озеро было значительно меньших размеров. Там, где сейчас плескалась вода, стояли дома и жили люди. Крест, обозначавший вход в пещеру с сокровищами, находился в верховьях реки Кутурга. Рядом возвышался скалистый склон, вдоль которого дугой текла речка Курменты.
– Я знаю это ущелье, – проговорил архимандрит Иринарх, – мы с братьями ходили туда собирать грибы для засолки. Но пещеру не видел.
– В документе написано, что монахи повернули реку и залили вход, – напомнил отец Иреней.
– Там есть одно место, где река течет вдоль утеса. По утесу идет вертикальная трещина, которая опускается прямо в речную быстрину. Видимо, там и должен быть вход в пещеру, – предположил архимандрит.
Их беседа была прервана громким стуком в ворота монастыря, который громом прокатился по полусонным окрестностям.
Нападение киргизов
В келью архимандрита вошел монах и доложил, что у ворот собралась толпа киргизов и требует выдать им золото и серебро, хранящееся в монастыре. Архимандрит Иринарх и отец Иреней поспешили во двор монастыря.
За воротами стояла разъяренная толпа. Путая русские и киргизские слова, люди, наполненные лютой злобой, выкрикивали угрозы в адрес монахов, русского царя и русских людей. Киргизы были вооружены пиками, саблями, половина имела длинные фитильные ружья, часть вооружена была карабинами «Бердана» с приделанными к цевью деревянными ножками для прицельной стрельбы лежа. Увидев вышедшего за ворота архимандрита, от толпы отделилось несколько человек, вероятно, зачинщиков мятежа, и направилось к нему.
– Мы придем завтра в десять часов утра, – на чистом русском произнес один из них, довольно богато одетый киргиз. Расшитый халат и серебряный пояс выделяли его из общей толпы. – Вы должны приготовить для нас все ценные вещи, которые есть в монастыре. Иначе мы с вами сурово расправимся и возьмем сами.
– Мы – рабы Божьи, – дрожащим от волнения голосом проговорил архимандрит Иринарх, – мы не держим ничего ценного в домах и храмах. Мы – монахи, и нам должно вести скромный образ жизни. Все серебро – это церковное: кадила, оклады на иконах, утварь – более ничего. У нас нечего взять. Оставьте нас в покое.
– Я вас предупредил, – мрачно отозвался киргизский главарь и, кивнув толпе, увел ее прочь от стен монастыря.
Ночь прошла без сна. Монахи все время провели в молитвах, прося Господа отвести карающую руку, защитить их от нападок инородцев.
Утром решено было идти на лодках к недалеко расположенному от Светлого мыса Заячьему острову, на котором монахи выкопали большую подземную пещеру с центральным коридором и боковыми кельями. В ней монахи отгораживались от суетного мира и в тиши подземных камер предавались молитвам, словно древние праотцы. Монахи знали, что киргизы суеверны и боятся ходить по озеру на лодках. На острове обитатели монастыря будут в безопасности.
Но восемь монахов отказались сесть в лодки. В основном это были почтенные старцы, которые твердили: «Никуда мы не поедем. Мы старые, нас не тронут. Как Богу угодно, так и будет, а монастырь мы не покинем». Среди них оказался и схимонах Ираклий, которому было чуть более пятидесяти лет.
Островок был совершенно маленький, и все монахи, в числе которых был и отец Иреней, с трудом на нем разместились. Правда, сразу несколько человек могли спрятаться в подземных катакомбах. Все усиленно молились за оставшихся в монастыре братьях, просили Господа вступиться за них. Архимандрит Иринарх призывал всех мужаться и достойно принять смерть за веру, если Творец потребует их жизни.
До монастыря было около двух километров, но до монахов, сгрудившихся на острове, явственно долетел гул многочисленных голосов, резких криков и беспорядочных ударов, донесшихся со стороны Светлого мыса в назначенный час. Люди продолжали неистово молиться.
К вечеру на Светлом мысу стихло. Над монастырем закурился черный дымок. «Сжечь хотят», – мелькнуло в голове отца Иренея, и он закричал: «Братья, давайте быстрее на лодках к монастырю. Не дадим сгореть святой обители».
Когда монахи достигли Светлого мыса, оказалось, что на дым съехались люди из близлежащих деревень и потушили пожар. Оба храма, часовенка и колокольня остались целы. Но, Боже, какое ужасное зрелище предстало их взорам!
Весь церковный двор был залит кровью. На земле лежали обезображенные трупы монахов. У всех были отрезаны уши, носы, у некоторых были отрублены руки и ноги. Посередине двора на шесте пугала своим спокойным видом насаженная голова иеромонаха Рафаила. Иеромонах Исихий висел на дереве с наполовину содранной кожей, конец которой был зажат навеки стиснутыми зубами.
Соседские мужики, пришедшие на помощь, плакали от бессильной ярости.
– За что, Господи, такой ужас? Мы же жили с ними как с братьями!
Со стороны колокольни раздался какой-то шум, и повернувшиеся люди увидели, как со ступеней кто-то скатился наземь. Это оказался отец Ираклий, чудом спасшийся от кровавой резни. Он все не мог встать на ноги и падал оземь. Весь день он пролежал, спрятавшись под жестяную крышу колокольни, боясь пошевелиться. Его руки и ноги затекли и теперь не слушались.
– На меня страх напал, – плакал отец Ираклий, – видимо, не пришло мне время умирать. Неготовый я к смерти был. Начал метаться, искать, где спрятаться. Влез на колоколенку, подлез под тес, схоронился под листом железа. Все видал: как грабили, иконы наши побили. А потом казнить наших начали. Сделают человека словно самовар, без рук и ног, и он кровью истекает. Всех порубили, один я остался! А как солнце пекло, прямо будто на сковородке в аду жарюсь. Так пить хотелось, чуть не сгорел! Но терпел. Господи, почему я не умер?!
Из окрестных сел прибывали новые люди. Они говорили, что киргизы восстали против царского указа и теперь перебьют всех русских. Решено было немедленно уходить к Пржевальску, где был небольшой отряд казаков.
Дорога к городу, до которого было около сорока километров, сплошь была усеяна трупами. Это были дети, старики и женщины. Кое-где лежали трупы киргизов. Русское население, вооружившись охотничьими ружьями, начинало палить при виде любого нерусского человека. Гибла масса ни в чем не повинных людей.
В течение пяти дней Пржевальск со страхом ждал нападения киргизских орд. В городе было всего пятьдесят солдат. Приходили тревожные новости. Восстал весь Иссык-Кульский уезд. Убито более полутора тысяч человек. Много женщин взято в плен, изнасиловано, заражено сифилисом. Разгромлены все храмы и государственные учреждения. Бунт, по слухам, поддержан и в Чуйской губернии, и во всем Семиречье.
Но вот, 15 августа в город прибыла дружина из 150 человек и 52 казаков из города Джаркента, через пять дней еще одна сотня казаков. 2 сентября – 500 казаков из Верного и еще через пару дней – отряд из Ташкента с пулеметами и пушками. Началось беспримерное истребление целого народа, который в страхе побежал в соседний Китай. Убивали запросто любого, кто хоть отдаленно напоминал киргиза. Убивали дунган, уйгур – тех, кто сам пострадал от киргизского бунта и был на стороне русского населения. Более ста тысяч человек унесла эта страшная братоубийственная война. К ней приложили свою руку и китайцы, грабя и убивая беззащитных киргизских беженцев, гонимых с родной земли. И только Февральская революция, а затем и Октябрьская дали шанс киргизскому народу остаться в истории и создать, в конце концов, свое независимое государство.
А что же наш знакомец отец Иреней? Выбравшись невредимым из пекла киргизского бунта и двух революций, он сам оказался выброшенным из родной страны и объявился в китайском городе Урумчи.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Золотой молоток
Неожиданная встреча
Город Пржевальск раскинулся у самых предгорий Терскей-Алатоо. Прямо за последними дворами поднимаются склоны, густо поросшие травой. Выше лугов темнеет широкая линия хвойных лесов, а над ними громоздятся скальные пики. Завершает это грандиозное зрелище зазубренная цепь снежных вершин, над которыми вьются облака, гигантские грифы и беркуты.
Ущелья вокруг городка часто посещаются людьми: во всех ущельях есть выходы термальных радоновых источников. Вот и тянутся сюда немощные и больные, страждущие выздоровления. Прямо в скалах выбиты ванны, в которые, с незапамятных времен, погружаются желающие избавиться от мучительных болячек люди. И многие получают в этих водах долгожданное облечение.
В десяти километрах от Пржевальска на севере начинается озеро Иссык-Куль. Оно тянется на двести с лишним километров с востока, где лежит город Пржевальск, на запад до села Рыбачьего.
Город, носящий имя великого русского путешественника, могила которого находится на берегу озера, был построен русскими военными в шестидесятых годах девятнадцатого столетия. Населяли его русские поселенцы, купцы и военные. Здесь же нашли приют дунгане, бежавшие из Китая, где им грозило полное уничтожение.
Одноэтажные домики с деревянными резными ставнями, резными крылечками и аккуратными палисадниками, тенистые улочки, обсаженные поселенцами тополями, создавали впечатление, что город этот стоит где-нибудь в центре России, а не в самом сердце Азии. Впечатление это усиливалось и из-за того, что очень редко можно было встретить на его улицах киргиза-кочевника, спешащего на рынок, чтобы продать овцу или купить необходимые товары.
В один из прохладных майских вечеров 1926 года по улочке, проходившей мимо городского православного храма, шел человек лет тридцати. По его осанке и манере прямо держать голову можно было догадаться, что это кадровый военный. Одет мужчина был в короткий полушубок, полы которого были не застегнуты, и при ходьбе открывалась деревянная кобура маузера, висевшая на ремне и которую человек инстинктивно прижимал к телу.
Идущий был погружен в свои мысли и не сразу заметил, что на некотором расстоянии за ним следует другой человек. Надвигающиеся сумерки не давали возможности рассмотреть лицо преследователя, но военный был уверен, что это «хвост». Сегодня не единожды он замечал этот силуэт в толпе. Ничем не выдавая свое открытие, мужчина завернул за угол первой попавшейся улочки и встал за широким стволом тополя.
Вскоре он услышал учащенное дыхание преследователя и медленно обогнул ствол дерева, так чтобы «хвост» не мог его заметить. Через секунду мужчина стоял за спиной преследователя, соображавшего, куда же делся «ведомый».
– Милейший государь, – произнес негромко военный, – уж не меня ли вы ищете?
От неожиданности преследователь едва не полетел наземь, споткнувшись о корни дерева. Но тут же, придя в себя, кинулся к мужчине со словами:
– Михаил Константинович, вы ли это? – тот резко зажал преследователю рот:
– Тише ты, дурак. Кто таков?
– Иван Ильич Кочергин, бывший унтер-офицер Семиреченской армии, мы же с вами Лепсинск брали вместе с Борисом Владимировичем…
– Я вас вспомнил, Иван Ильич, но ради бога, давайте уйдем отсюда – нас могут слышать! – при этих словах Михаил Константинович огляделся.
Кочергин провел военного к себе в дом.
– Я еще утром вас заметил, Михаил Константинович, – возбужденно говорил Иван Ильич, помогая гостю раздеться.
Тот опять нервно дернулся и поспешил внести ясность:
– Иван Ильич, прекратите меня величать Михаилом Константиновичем. Капитан М. К. Успенский погиб в тысяча девятьсот двадцать первом году в боях с Красной Армией в Джунгарии. На это есть письменные указания. Прошло уже пять лет, как я, Иван Андреевич Усенко, помогаю молодой Советской республике в разведке полезных ископаемых. По профессии я горный инженер. В этом качестве прошу меня жаловать впредь.
Только через час после обстоятельного разговора с Кочергиным Успенский согласился отужинать со старым боевым товарищем, окончательно поверив в его лояльность.
– Иван Ильич, можете быть уверены: мои документы в полном порядке. Более того, у меня есть бумага, предписывающая местным властям всячески содействовать мне. Да, Иван Ильич, мы воевали с вами против большевиков. Любая революция сметает власть созидающую и приводит к власти разрушителей, которые потакают толпе в ее низменных инстинктах. Я бы запретил всякие революции. Это всегда откат назад от цивилизованного пути развития. Но наше с вами прошлое лучше не ворошить. Хотя мне есть что вспомнить. После вашего ранения, Иван Ильич, прошла целая жизнь. Я пережил разгром Семиреченской армии в конце девятнадцатого года. В начале двадцатого я с Борисом Владимировичем Анненковым ушел в Китай. Но и там мы не смогли скрыться от красногвардейцев. В мае 1921-го части Красной Армии по соглашению с китайскими властями перешли границу и вступили в Синьдзян, где собирались остатки белого воинства. До этого события атаман Дутов Александр Ильич был застрелен в феврале в Сайдуне в собственном кабинете красными агентами. Атаман Анненков был посажен в тюрьму китайцами в Урумчи. Руководство белой армией взял на себя генерал Бакич Андрей Степанович. Но что это была за армия?! Разрозненные отряды, не имеющие четкого руководства, подчиняющиеся только своим командирам. А те действовали словно удельные князья. Хотят, выполняют приказы командующего, не хотят – игнорируют. Наступления Красной Армии в Китае никто не ждал. Бакичу удалось вырваться из окружения с пятью тысячами солдат и офицеров. Мы двинулись в сторону Алтая. Это был ужасный переход. Люди голодали, не выдерживали тягот перехода, треть отряда погибла в пути. В начале июля мы захватили китайскую крепость Шара-Суму. Нам удалось захватить большое количество оружия, десяток пулеметов и столько же орудий, боеприпасы и, самое главное, более тысячи пудов риса и пшеницы. Мы были спасены от голодной смерти. Но она шла за нами по пятам. В сентябре Красная Армия вновь перешла границу и практически полностью уничтожила отряд генерала Бакича. Андрею Степановичу вновь удалось бежать с небольшим отрядом в Монголию. К тому времени захлебнулся поход против большевиков в Забайкалье барона Унгерна и атамана Семенова. Барон был вероломно предан в Монголии своими же солдатами и передан красным. Та же участь ожидала и генерала Бакича. Они оба расстреляны большевиками: барон Унгерн в сентябре двадцать первого года, Бакич в мае двадцать второго. Я слышал, что недавно в Монголии агенты НКВД захватили и атамана Анненкова. Я не заблуждаюсь по поводу его дальнейшей судьбы. Лишь атаман Семенов продолжает борьбу с Советами.
Кочергин слушал Успенского молча, вперив неподвижный взгляд в дощатый пол. Наконец он поднял глаза на своего бывшего боевого командира:
– Иван Андреевич, я так теперь должен вас величать, зачем вы здесь? Вы можете на меня рассчитывать. Многие наши братья отдали свои жизни за правое дело, теперь наша очередь.
Успенский долго смотрел на Кочергина, потом, решившись, проговорил:
– Дорогой Иван Ильич, мне не нужна ваша жизнь. Но от помощи не откажусь. Буду с вами откровенен – ваша искренняя готовность принести себя в жертву ради Отечества заслуживает откровенности. Я прибыл сюда с вполне определенной целью. Только не говорите мне, что я начитался романов Буссенара и Майн Рида, каким бы фантастическим не показался вам мой рассказ. Так вот, в Синьдзяне я познакомился с одним священником, отцом Иренеем. После злодейского убийства епископа Верненского и Семиреченского Пимена большевиками в 1918 году, который был наставником отца Иренея, сей священник, после длительных и опасных блужданий, оказался в Урумчи вместе с остатками Белого воинства. Я помогал ему выжить в этой неприветливой для нас стране, не дал умереть от голода. Но когда мы отходили к Алтаю, отец Иреней сильно ослаб. Было ужасно холодно, и мы все мучились от страшного истощения. Редкая убитая дичь была единственным нашим спасением. В отряде было более пяти тысяч человек, из них полторы тысячи погибли в пути от недоедания. Среди них оказался и отец Иреней. Он умирал у меня на руках посреди заснеженной Джунгарской степи. Перед смертью священник поведал мне об одном секрете, который хранил по завету владыки Пимена. Епископ, будучи в Урмийской миссии, открыл тайну древнего захоронения сокровищ христиан-несториан, которые во времена нашествия Чингисхана закопали в пещере золотые и серебряные вещи. В сущности речь идет о двух кладах, которые с трудом увезли на себе двести верблюдов. Епископ Пимен с помощью отца Иренея пытался обнаружить этот клад в 1916 году, но восстание туземцев помешало довести дело до конца. Уже будучи епископом Семиречья Пимен вновь пытался добраться до сокровищ, но его убийство красноармейцами отряда Мамонтова поставило точку в этих исканиях. Он хотел найденные богатства отдать на дело Белого движения, на спасение нашей гибнувшей Родины.
– И эта пещера находится где-то недалеко отсюда? – предположил Кочергин.
– Да, вы правы. В районе реки Кутурга.
– Я знаю те места, – отозвался Иван Ильич, – неоднократно охотился, но ни разу не слышал ни об одной пещере в тех краях. Больше того, вокруг Иссык-Куля неизвестно о существовании каких-либо пещер вообще, кроме большого грота в ущелье Зуука, в свое время в нем было киргизское укрепление, и пещер на островке близ Светлого мыса, которые когда-то выкопали монахи из Свято-Троицкого монастыря.
– А что случилось с монастырем? – спросил Успенский.
– Закрыли в девятнадцатом. Монахи кто куда разъехались, некоторые до сих пор в горах живут, отшельниками.
– Я должен выполнить наказ отца Иренея – найти спрятанный в древности клад и пустить его на благо нашей Отчизны, – голос Успенского звучал твердо и решительно. – Вы, Иван Ильич, должны помочь мне в этом!
Предсказание шамана
Трое всадников поднимались от села Курменты к входу в ущелье. Два из них были наши знакомые – Успенский, он же Усенко, и Кочергин. Третий всадник, Семен Михайлович Галкин, был другом Ивана Ильича и вошел во вновь созданную компанию по поиску древнего клада. Он, как и Кочергин, хорошо знал окрестности озера Иссык-Куль и мог быть полезен при раскопках.
Прямо перед ними вздымалась скальная стена каменных ворот, через которые можно было въехать в ущелье Курменты. Из ущелья вытекала река, огибавшая скальный утес, с северной стороны поросший кустарником и елями. Река Кутурга протекала западнее ущелья Курменты. Но троица разведчиков направлялась именно в это ущелье.
– Я думаю, Иван Андреевич, – говорил Кочергин Усенко, – и со мной согласен Семен Михайлович, поиски клада надо начинать отсюда.
– Но ведь на карте крестом обозначено верховье реки Кутурга? – вопрошал Усенко.
– Да, но там есть приписка, – спорил Кочергин, – клад зарыт в пещере под большим камнем. Скажите, пожалуйста, где вы здесь видите большой камень? Такой большой, чтобы под ним могла быть пещера?
– Мне трудно об этом судить, я впервые в этих местах, – отозвался Усенко.
– Я считаю, что большой камень – это скальные ворота ущелья Курменты, – вступил в разговор Галкин, – кроме того, только здесь река огибает скальный выступ. Вы же сами рассказывали, что монахи завалили вход в пещеру каменными плитами и пустили по ним реку. Похожее место лишь здесь, в Курменты.
Хребет и отроги, отходящие от него, были сложены из известняка, породы, в которой вода может промыть подземные ходы и пещеры. Успенский видел это, и в его душе крепла уверенность, что они на правильном пути.
Вскоре всадники подъехали к скальному склону, где река делала поворот на 90 градусов и уходила на северо-восток, огибая скалы. Прямо под противоположным от реки склоном путники заметили небольшое озерко, которое лежало уже ниже всадников.
– Иван Андреевич, – проговорил Кочергин, указывая на озерцо, – видите, в него не впадает ни речка, ни ручеек. Оно питается подземными водами. Видимо, воды реки Курменты проходят сквозь толщу горы, разделяющей реку и озеро, по скрытым проходам. Вполне вероятно, что в древности вход в пещеру, куда втекала река, был открыт. После завала поток вынужден был огибать скалы. Река нашла себе новое русло, а на месте старого осталось это озеро.
В ущелье вела хорошо различимая тропа. Поднявшись на ближайший пригорок, всадники увидели две юрты, стоявшие на зеленной поляне возле реки. Перейдя поток по широкому, но мелкому броду, разведчики направили коней к юртам.
– Здесь всегда пасут свои стада два брата калмыки Оскамбай и Огимбай, – сказал Кочергин. – Остановимся у них на отдых. Заодно осмотримся.
Навстречу им из юрты вышел мужчина лет сорока. Он оказался племянником двух братьев, которые уехали на верхнее джайлоо. Пока Кочергин и Галкин беседовали с Мамбетом и помогали ему приготовить ужин, Успенский решил прогуляться окрест.
Поднявшись на склон, он увидел, что горная река, спускаясь по дну ущелья, недалеко от юрт, встречает на своем пути преграду – огромный скальный уступ, в который бьется со всей своей мощью, затем огибает его и устремляется дальше вниз к Иссык-Кулю. Поток выбил в скале глубокую нишу, полукругом опоясывающую уступ. Видимо, не одно столетие грызла река каменную преграду. Уступ весь порос дерном и елями. Лишь над самым потоком возвышались голые скалы, в самом центре пересеченные несколькими вертикальными трещинами. «Одна из них, под землей, может оказаться скрытым входом в пещеру», – подумал Успенский и начал спускаться к реке, чтобы ближе рассмотреть скальную стену и трещины.
К вечеру приехали братья. Старший – Оскамбай, лет шестидесяти, усадил гостей на почетное место и сам сел рядом с Успенским. Мамбет раздал куски вареной баранины, и все принялись за трапезу, запивая мясо ароматным бульоном.
Неторопливо текла беседа. Оскамбай и Огимбай интересовались, что привело троицу к ним в горы. Успенский поспешил объяснить, что они по приказу Советского правительства исследуют горы в поисках полезных ископаемых. Здесь, в Курменты, большие залежи известняка. Его можно добывать открытым способом. Успенский пустился в пространные рассуждения об огромных выгодах, которые принесет краю разработка известняка, о заводах, которые вскоре вырастут возле гор. Братья слушали его молча. Лишь Оскамбай изредка подымал на Успенского острый, испытывающий взгляд.
Неожиданно старый калмык обратился к горному инженеру:
– Я хочу погадать тебе, искатель подземных богатств.
Успенский умолк, глядя на хозяина юрты. Взоры остальных присутствующих также были прикованы к Оскамбаю. Калмык взял обглоданную баранью лопатку и, разворошив уголья, сунул ее в очаг, теплившийся в центре юрты. При этом он что-то невнятно бормотал, слегка раскачиваясь. Через некоторое время Оскамбай вынул кость обратно и начал пристально изучать ее. Она местами обуглилась. Иногда предсказатель в упор смотрел на Успенского, отчего у инженера словно мороз пробегал по коже. Затем калмык вновь сунул лопатку в очаг. Успенский различил невнятное: «Ом-мани-падме-хум» – тибетскую мантру-заклинание, которую старик твердил на разные лады не переставая.
Наконец он опять вытащил кость и тщательно осмотрел ее.
– Ты пришел, чтобы найти сокровища, – голос калмыка прозвучал так внезапно, что все вздрогнули от неожиданности, – и ты достигнешь входа в пещеру. Но ты не войдешь в нее! Духи, которые охраняют золото и серебро, спрятанные под землей много-много лет назад, не позволят тебе прикоснуться к ним. Ты всю жизнь будешь мечтать достать эти сокровища, но духи будут смеяться над тобой! Я вижу, через много лет ты вновь придешь сюда. Тебе будет помогать большой человек, наделенный властью. Но ваши усилия будут напрасны.
Оскамбай умолк, и тишину, воцарившуюся в юрте, нарушал лишь легкий треск горящих веток и взволнованное дыхание трех разведчиков.
– Ты уверен в этом, шаман? – негромко произнес Успенский. – В наших целях и в наших желаниях?
– Я никогда не ошибался в своих предсказаниях, – ответил калмык, – через меня с тобой говорят духи гор, им открыто будущее.
После ужина Успенский вышел из юрты и закурил папиросу. Он присел на камень и залюбовался ночным небом. То и дело черный бархат, усеянный снежинками звезд, прорезали черточки падающих метеоров. «А не загадать ли заветное желание, – мелькнула вялая мысль, – вдруг сбудется?»
Из юрты вышел Оскамбай и, устроившись рядом, закурил трубку.
– Я помогу тебе, Усенко, – негромко произнес старый калмык. – Духам угодно, чтобы ты нашел вход в пещеру.
– Если я найду вход, я обязательно войду, – решительно сказал Успенский, – я не верю в духов, старик! Никто не сможет мне помешать добраться до сокровищ!
Оскамбай не ответил, глядя на всходившую луну. Призрачный свет ночного светила залил окружающие склоны гор, делая их таинственными и нереальными.
– Ты, Усенко, не обижайся на меня и моих духов, – проговорил наконец калмык. – Много веков тому назад мои предки пришли сюда вместе с Чингисханом. Здесь местные жители спрятали от монголов сокровища богатого государства. Войска ушли дальше, их ждали битвы и слава, им некогда было заниматься поисками, нескольким калмыкам приказали стеречь спрятанный клад. Они думали, что, когда жители вернутся за своими сокровищами, калмыки воспрепятствуют им, если же этого не случится, после победы монголы сами вернутся и разыщут драгоценности. Не вернулись ни местные жители, ни монголы. Видимо, в огне сражений погибли те, кто помнил о кладе и оставленных стражах. Мои предки прожили здесь восемь веков, охраняя подземное богатство. Они были, как и я, буддистами, которым открыто тайное знание. Веришь ты или не веришь, мне все равно, но я общаюсь с духами древних, которые взяли на себя охрану этих сокровищ. Теперь они говорят мне, чтобы я пришел тебе на помощь. Надо, чтобы ты нашел вход в тайную пещеру.
– Спасибо, Оскамбай, я приму твою помощь, – произнес Успенский. В голове его мелькнула мысль: «Там посмотрим на твоих духов», и рука непроизвольно коснулась тяжелой кобуры маузера.
Вход в пещеру
Вскоре на поляне возле скалистого утеса вырос целый лагерь. В больших палатках разместилось четырнадцать рабочих, которых привел Успенский. Завезли необходимые инструменты. Кочергин и Галкин командовали земляными работами. Михаил Константинович распорядился отвести русло реки в сторону от утеса. Спустя неделю после начала работ возле скалы журчал лишь небольшой ручеек.
С волнением ступал по бывшему дну реки Успенский. Вода за тысячелетия выбила себе широкое каменное ложе в толще скалы. За его пределами были наносные породы: ил и камни. В том месте, где в уступ врезался водяной поток, вертикальная трещина расширялась до небольшого грота. Был большой соблазн копать именно в этом месте. Возможно, под наносами скрыт заветный вход в пещеру.
Но Успенский медлил с решением. Ручеек, оставшийся от реки, исчезал в почве, шагах в двадцати не доходя до грота. Не там ли начать поиски входа?
Сомнения горного инженера решил старый калмык. Оскамбай постоянно присутствовал при работах, поручив заботу за скотом брату и племяннику. Он-то и подошел к Успенскому, сидевшему под скалой в раздумье.
– Иван Андреевич, духи говорят, что вход в пещеру здесь, – и калмык показал на то место, где скрывался в земле ручей. Но я должен сначала помолиться духам и спросить их согласия.
Успенский махнул рукой: все что угодно, лишь бы добраться до сокровищ.
Оскамбай долго сидел на камнях, бормоча невнятные заклинания, из которых лишь «Ом мани падме хум» было известно Успенскому. Затем калмык развел костер и что-то жег в нем, бросая щепоточками в огонь. В заключение Оскамбай сложил в некотором отдалении несколько обо – каменных пирамидок с укрепленными деревянными шестами и навесил на них хадаки – связки разноцветных флажков с написанными на них мантрами.
– Теперь вы можете дать команду начать раскопки, Иван Андреевич. Но духи сказали мне, что вход охраняет жертвенный бык, поэтому как только ваши рабочие откопают его, позовите меня. Иначе быть беде.
За восемь столетий река принесла с собой массу камней. Некоторые из них с трудом удавалось оттащить в сторону усилиями всей команды рабочих. Работа продвигалась медленно и тяжело. Когда шурф углубился на два метра, над ним Успенский распорядился установить блок, подвешенный на связанных между собой в виде пирамиды бревнах. С помощью канатов, перекинутых через блок, из шурфа поднималась бадья с грунтом и камнями. На глубине около четырех метров рабочие наткнулись на тушу быка. Когда его откопали полностью, Успенский с Оскамбаем спустились в шурф.
– Видишь, Иван Андреевич, мои духи сказали правду, – проговорил калмык, обходя крепко стоящего на прямых ногах жертвенного быка.
Шерсть на животном хорошо сохранилась, тело его, видимо, было чем-то обработано, что придало ему устойчивость, даже большая голова была приподнята, открывая широкий надрез по всему горлу. Казалось, бык вот-вот зашевелится и повернет к людям свою морду, увенчанную полумесяцем гигантских рогов.
Шаман стал ходить вокруг быка, вращая в руке молитвенный барабанчик и читая свои молитвы.
Успенский почувствовал нереальность происходящего. Откуда Оскамбай мог знать о быке? Можно предположить, что его предки закопали зарезанное животное. И не так давно, как говорит калмык. Но зачем нужно было помещать тушу на четырехметровую глубину?! А может, и вправду существуют духи древних, которые нашептывают шаману то, что не видно глазу? Стоя здесь, в глубокой яме, в центре которой, словно изваяние, застыл мертвый бык, слушая заунывное бормотание буддиста, можно было поверить во что угодно. Духи Оскамбая разрешили Успенскому достичь входа в пещеру. И он докопается до него! Что сможет помешать Успенскому войти в подземную обитель духов? Смерти он давно не боялся, духов тоже. Дороги назад нет. Только вперед!
Тем временем Оскамбай дал знак рабочим. Те обвязали быка веревками и вытащили наружу. Следом поднялись Успенский и Оскамбай.
На поверхности калмык подошел к лежащему на боку животному и с трудом открыл ему пасть. Для этого он вставил между челюстями быка нож и, прилагая большие усилия, слегка раздвинул их. Потом калмык, используя палку в качестве рычага, расширил щель и в отверстии показался синеватый язык животного. Оскамбай резко взмахнул ножом, и бычий язык оказался у него в руках.
– Усенко, – позвал калмык, – я сварю этот язык, и ты должен будешь съесть его.
– Ты в своем уме, Оскамбай? – вскричал Успенский. – Если этому быку действительно восемьсот лет, я его мясо даже в рот не возьму. И не советую варить его – вонь, наверное, такая будет, что мы все разбежимся!
Шаман лишь молча посмотрел на него и торжественно удалился, бережно неся в руках бычий язык.
Вечером все же Успенскому пришлось отведать мясо восемьсотлетнего животного. Более того, рабочие, проведав о его эксперименте, отхватили от туши быка солидный кусок мяса, сварили его и тут же съели. На вкус пища получилась отменная.
Утром, решив приготовить себе на завтрак отбивные, рабочие вернулись к быку. К их удивлению, они обнаружили лишь груду обглоданных костей. Прибежавший на их крики шаман, осмотрев землю вокруг, произнес: «Волки. Ночью приходила большая стая волков. Их прислали духи, чтобы забрать мясо жертвенного животного».
Через час после начала работ в палатку Успенского вошел возбужденный Кочергин.
– Иван Андреевич, началось! – проговорил он дрожащим от волнения голосом.
– Что случилось, Иван Ильич? – встревожился Успенский.
– Да вы не волнуйтесь, Иван Андреевич, – поспешил успокоить Кочергин начальника, – посмотрите, что я нашел сейчас в шурфе, чуть глубже того быка, – и с этими словами Иван Ильич протянул Успенскому что-то, завернутое в грязную тряпку. Тот принял сверток. Он оказался довольно тяжелым. Развернув, Михаил Константинович увидел два металлических предмета, облепленных грязью и по форме напоминающих молоток или кирку. Один темного неопределенного цвета, покрытый патиной, но второй… даже сквозь грязь Успенский видел, что он желтого цвета. С бьющимся сердцем горный инженер обтер грязь с молотка.
– Неужели золотой?! – прошептал он.
– Золотой, золотой, а второй – серебряный! – так же шепотом принялся убеждать Успенского Кочергин.
– Похоже – это какие-то обрядовые предметы, – предположил Михаил Константинович, – возможно, ими пользовались, когда приносили в жертву быка.
– Иван Андреевич, – горячо зашептал Кочергин, – мы на правильном пути, а ведь я до последнего не верил в существование клада.
– Кладов, – поправил его Успенский, – было два клада: один золотых вещей, второй – серебряных. Я не сомневаюсь, что мы их разыщем.
Еще через два дня кладоискатели обнаружили каменные плиты, испещренные какими-то значками. В центре одной из них был начертан крест.
– Это христианский крест, – объявил Успенский, – а знаки, по всей вероятности – древнесирийское письмо. Друзья, мы у входа в пещеру. Завтра утром мы войдем в нее!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОГПУ НКВД
Майор Алиев
1 сентября 1952 года в кабинете начальника политического управления НКВД по Иссык-Кульской области майора Эргеша Алиева произошел довольно странный для такого солидного учреждения разговор.
Беседовали двое: один – сам Алиев, кадровый офицер, отличившийся еще при разгроме басмаческих банд, а во время Отечественной войны успешно сражавшийся с диверсантами и бандитами, кавалер боевых орденов Красного Знамени и трех Красной Звезды, в будущем первый киргизский генерал; другой – бывший заключенный далекого колымского лагеря, ушедший добровольцем в штрафной батальон в Великую Отечественную войну, проползший от Москвы до Берлина по грязи и снегу, благополучно избежавший встречи с вражеской или своей русской пулей, ныне находящийся на поселении недалеко от Пржевальска, сильно постаревший Иван Андреевич Усенко.
– Гражданин начальник, я совершенно искренне хочу помочь нашему родному государству и лично товарищу Сталину, – устало повторял Иван Андреевич.
– Товарищ Сталин в вашей помощи не нуждается, – встрепенулся Алиев. – Вы, гражданин Усенко, битый час кормите меня своими сказками. Я занимаюсь вполне конкретными делами, которые нужны товарищу Сталину. Еще много у нас несознательного элемента и тайных вредителей, в то время как наш глубоко уважаемый Иосиф Виссарионович требует как можно быстрее восстановить страну от послевоенной разрухи.
– Гражданин начальник, то, что я предлагаю, поможет стране, ведь там спрятаны огромные богатства. Товарищ Сталин, я думаю, не одобрит, если вы упустите такую возможность пополнить золотой запас Советского государства. Ведь это станки, машины, заводы, я не говорю о научной ценности этого клада. Сокровища времен Чингисхана – это же мировая известность!
Алиев нервно дернулся. Жалкая попытка Усенко напугать его ответственностью перед Сталиным еще больше разозлила майора. Бывший заключенный грозит начальнику ГПУ, неслыханная дерзость! Но, с другой стороны, в словах этого человека столько уверенности.
– Я знакомился с вашим делом, – наконец спокойно произнес Алиев, взяв себя в руки. – Почему вы сразу не сдали золотой молоток в ГПУ?
– Гражданин майор, я в 26 году был начальником поисковой геологической партии. Мы откопали вход в пещеру с сокровищами. Оставалось поднять каменные плиты, закрывавшие вход. Ночью произошел обвал породы. Огромные камни, подмытые оставшимся после нашего отвода реки ручьем, рухнули, уничтожив двухнедельные труды моих людей. Мне пришлось вновь пустить реку по старому руслу, затопив наш разрушенный шурф. Власти не оказали мне содействия в дальнейших поисках. Партия и правительство были заняты более важными делами: раскулачиванием и борьбой с церковью. Я же хотел найти клад и отдать его государству. Золотой молоток не представлял для меня большой ценности. Даже хранился он не у меня, а у Кочергина, который его и нашел.
– Кочергин Иван Ильич после неудачной попытки сбыть молоток в контору потребсоюза в 1930 году, был арестован сотрудниками ГПУ. Дал подробные показания по вашему делу, Иван Андреевич. Был осужден на десять лет, находится в данный момент на поселении в селе Нарынкол, в Казахстане, – отчеканил Алиев, давая знать Усенко, что хорошо осведомлен о теме разговора.
– Да, жалко Кочергина, ведь он-то был ни при чем. Как, впрочем, и Галкин Семен Михайлович. То же десять лет? – спросил Успенский.
– Хорошо, гражданин Усенко, – не отвечая на вопрос, проговорил Алиев, – вы пока свободны. Я сообщу вам о своем решении. В любом случае мне необходимо доложить о нем начальству. Если вы правы и клад существует, об этом необходимо известить самого наркома внутренних дел товарища Ягоду. Вас найдут, гражданин Усенко.
Поиски продолжаются
Успенский сидел в юрте Оскамбая, которому исполнилось уже 84 года. Внутри юрты находились также Кочергин, Огимбай, брат старого шамана, и их племянник Мамбет.
– Вот мы и встретились опять, шаман, – говорил Успенский, – я привел к тебе большого начальника, как ты и хотел.
– Я не желал этого, – возразил калмык, – так говорили духи, и так произошло. Мы не виделись с тобой давно, Иван Андреевич. Вон уже Мамбету 65 лет, а тогда совсем молодым был. Не рассказывай о себе, Усенко. Мои духи не покидают меня, и я все знаю. На этот раз вы снова уйдете, не найдя сокровищ. Ты же помнишь мое предсказание?
– Да, Оскамбай, но у этого человека очень много силы.
– Твой большой человек допрашивал нас всех. Мы рассказали ему легенду о кладе. Теперь он, как и ты, Успенский, хочет найти сокровища. Они ему долго не дадут жить спокойно. Он еще не раз захочет вернуться сюда.
– Он их не найдет? – спросил Успенский, не удивляясь, что калмык назвал его настоящим именем.
– Никогда.
– Я не узнаю этих мест, Оскамбай, – переменил тему Успенский.
– Десять лет назад духи спустили большое озеро высоко в горах. Был сель. Возле утеса образовался нанос из камней и почвы. То место, где ты начинал копать, лежит теперь на глубине пятнадцати метров.
– Это не остановит майора, – ответил Успенский.
Выйдя из юрты, он внутренне содрогнулся. Все ущелье было огорожено колючей проволокой, всюду виднелись вышки с вертухаями. За колючкой копошились зеки под присмотром солдат ВОХРа.
– Словно опять в лагерь попали, Иван Ильич? – спросил Успенский подошедшего к нему Кочергина. Тот мрачно кивнул в ответ.
Несмотря на конец октября, Алиев решил начать раскопки. Геологи, осмотрев скалы, дали заключение, что в толще скалы возможны полости. Было получено одобрение из центра. Это шанс отличиться перед страной, партией и великим Сталиным. Он использует этот шанс. Слава богу, силы дармовой хоть отбавляй: японские военнопленные недалеко в Оргочере трудятся; своих, советских, сосланных на поселение да сидящих по зонам, половина республики.
Договорившись о помощи с начальником лагерей Фомичевым, Алиев приступил к работам.
Зеки били шурф и крепили стенки бревнами. Надо было избежать ошибки 26 года. Алиев приказал бить наклонную штольню. Затем, когда ход уперся в скальную стену, начали копать вертикальный шурф. Вскоре пятиметровый колодец снова привел к скальному массиву. Дальше штольня пошла опять горизонтально в обратном направлении, завершая спиральный круг и уходя все глубже под землю. В конце концов, штольня вышла на уровень первых раскопок. Успенский, прямо предупредил майора, что в 26 году он копал в другом месте. Штольня вышла под скалы в расщелину, в которую когда-то била вода реки. У самого Успенского вначале была мысль начать раскопки с этого гротика. Но Оскамбай убедил его копать шагах в двадцати в стороне. Алиев отмахнулся. Геологи говорили о том, что полости могут соединяться друг с другом. Главное – войти в скрытую пещеру, а там, если потребуется, – пробиться сквозь скалы!
Еще неделя упорной работы. Приходилось вручную вытаскивать из глубокой и узкой, не более полутора метров, штольни наносной грунт и камни. Штольня вошла в неширокую щель между скалами. Трещина была забита мелким песком и лессом. Алиев и Успенский не могли заснуть по вечерам от волнения. Еще немного, и щель приведет их в большой подземный зал. Что там будет, какие сокровища их ожидают? Об этом они старались не думать. Сейчас надо пройти узкое место. Все глубже спускается шурф, все труднее работать. В нем место лишь одному человеку, который, лежа вниз головой, потихоньку выбирает грунт. Трещина все вертикальней уходит вниз. Наконец она сузилась настолько, что человек не в состоянии в нее протиснуться. Надо либо искать обходные пути, либо расширять трещину. Из нее, освобожденной от песка, чувствуется движение воздуха. Возможно, долгожданная пещера рядом! Но свет фонариков теряется в черноте за стенками трещины.
И тут неожиданно произошел обвал нижней части штольни. Видимо, рабочие, вытаскивая большой камень, прикрепили трос к балкам крепежа и они не выдержали. Двое заключенных с травмами были вытащены на поверхность.
А в горы пришла зима. Все чаще выпадает снег и, не тая, лежит на склонах окружающих хребтов. Алиев решает отложить поиски на весну 53 года.
В марте 53 вся страна содрогнулась от великого горя – умер Вождь и Тиран Иосиф Виссарионович Сталин. В стране началась борьба за власть. Алиев завалил вход в штольню, и снова река вернулась в свое прежнее русло, похоронив бесплодные попытки людей найти таинственный клад несториан.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Пещера Омана
Благословление Оскамбая
В ночь с 5 на 6 апреля 2007 года инженеру Горнорудного Карабалтинского комбината Оману Энгельбердиеву не спалось. Вся страна обсуждала, стоит ли входить Кыргызстану в международную программу ХИПИК. Если правительство даст согласие и признает полное банкротство своей финансовой системы, то международные банки и фонды простят республике взятые еще при Акаеве непомерные долги, при условии, конечно, что эти банки и фонды будут полностью контролировать все процессы в стране. Как объявил всенародно министр финансов, у Киргизии это единственный шанс выжить, так как своих ресурсов страна не имеет. Но депутаты не поверили ему и дружно сказали: «Нет!» Международные фонды и банки дали стране время подумать и принять нужное решение. Вот весь народ и горячился, на все лады споря, сможет ли Кыргызстан без посторонней помощи выкарабкаться из долговой ямы. Попутно вспоминали экс-президента, который при этом, наверное, неуютно чувствовал себя в гостеприимной Москве.
Вот и Оман все ворочался в постели, пытаясь отогнать навязчивые мысли. Ну, в самом деле, кто он такой, чтобы заботиться государственными думами? Мелкая сошка, маленький человек. Вон депутатов сколько – пусть думают, решают. Но кровать казалась непривычно жесткой, подушка неудобной и одеяло колючим. И шальные мысли вертелись в воспаленном мозгу. Комбинат, на котором работал Оман, производил очистку золота, добытого на киргизских месторождениях, в первую очередь, на заоблачном Кумторе. Оман сам воочию видел тонны золотых слитков, которые куда-то уплывали за стены комбината. Куда, естественно, государственная тайна. Но ведь они были, есть и будут. Почему же все вокруг твердят о банкротстве и нищете Киргизии? Что-то тут не так, что-то неправильно. Оман забылся тяжелым сном лишь под утро…
Он шел по цветущему лугу. Открывающийся глазам простор радовал Омана и приносил ощущение покоя и счастья. Прямо перед ним лежала огромная Иссык-Кульская долина. Синева озера сверкала многочисленными бликами в лучах яркого солнца. Громады гор казались такими родными и близкими. Как он живет вдали от них в душной столице? Изумрудная зелень лугов и предгорий, расцвеченная желтыми, синими и красными пятнами полевых цветов, темно-коричневые утесы скал и вершины гор в грозных ледово-снежных шапках – до чего же красива его родина! Оман родился и вырос здесь, на берегах теплого озера. Его село Тюп виднеется вдалеке, а сам он… Оман осмотрелся. Озеро, словно в гигантской чаше, лежало значительно ниже Омана. За его спиной стеной стояли горы. Вокруг не было не души. Внезапно Оман уловил звук колокольчика. Прислушавшись, он понял, что кто-то приближается к нему. Колокольчик звучал все громче и громче. И вот, из-за ближайшего отрога, показалась фигурка человека, он шел к Оману. Расстояние между путником и инженером сокращалось, и Оман уже смог разглядеть, что это глубокий старик. На голове у него был одет лисий малахай, несмотря на палящие лучи солнца. На плечи был накинут поношенный, местами залатанный полосатый халат. «Не видел я такого одеяния», – мелькнуло в голове Омана. Рядом со стариком семенил белый козел с большими изогнутыми дугой рогами, на шее которого и болтался колокольчик, издававший мелодичный звук. Старик при ходьбе опирался на сучковатую палку, и было видно, что он сильно спешил. Инженер нерешительно направился навстречу идущему.
– Ассалом алейкум, уважаемый! – первым заговорил Оман, приветствуя старика.
– Алейкум ассалом, сынок, – отозвался старец. – Помоги-ка мне сесть, а то я так стар стал, что сяду – не встану, а встану – сесть не могу.
Оман помог старцу устроиться на валуне, заменившему тому стул.
– Отдыхаешь, сынок? – спросил старик, прищурив один глаз – яркий солнечный свет бил ему прямо в лицо.
– У меня мать тут недалеко живет, в Талды-Суу, – словно оправдываясь, ответил Оман.
– Ничего, ничего, места у нас тут славные, – ласково проговорил старец, – сидеть и любоваться можно, сколько душа пожелает. Так ты здесь родился?
– Да, а вы? Что-то я вас в наших краях не видал никогда.
– А ты и не мог меня видеть, – закивал головой собеседник Омана. – Хотя я всю свою жизнь здесь прожил. И отец мой, и его отец, и все мои предки с глубокой древности тут обитали. Ты, Оман, здесь жил, а слыхал ли ты когда-нибудь о кладе, спрятанном в горах?
– Конечно, все местные о нем знают, старшие говорят, что сами видели, как чекисты здесь копали, да только рассказывают, не удалось им сокровища найти, – Омана почему-то не удивило, что старик назвал его по имени.
– Правильно, сынок, – снова радостно кивнул головой старец. – Еще, говорят, заколдованное это место, правда? Мол, голоса по ночам слышны, огни какие-то блуждают. А многие, кто копал, пострадали. На кого камень упал, кто ногу сломал, про судьбу и не говорю.
– Да, наверное, откапали этот клад давно уже, – предположил Оман, но старик быстро перебил его:
– Не нашли, не нашли, хотя всю жизнь положили, пытаясь его найти.
– А вы-то откуда знаете? – с недоверием спросил Оман, все больше проникаясь чувством нереальности происходящего. Этот странно одетый старик, его манера разговора, не терпящая возражений, начинали раздражать инженера. Да кто же этот старец, которому все известно?
– Ты, сынок, не обижайся на меня, – старик опять ласково посмотрел на Омана. – Мои предки обязались хранить этот клад. И я, пока был жив, тоже нес службу. Ты не пугайся, Оман. Да, я давно умер, а сейчас ты видишь сон. Сынок, ты сейчас спишь. Но запомни то, что я тебе скажу. Сокровища еще там. Ты можешь найти их, если духи разрешат. Время уже пришло. Спрятанное должно открыться! Ты маленький человек, но сможешь сделать кое-что для своей страны!
Оман хотел узнать о кладе поподробнее, задать старцу какие-то вопросы, но вдруг почувствовал, что все куда-то стремительно уносится прочь, исчезает и тает, пропадает безвозвратно. Оман лихорадочно начал повторять про себя: «Я видел сон. Ко мне пришел старец и сказал, что я должен отыскать сокровища. Духи помогут мне». Он твердил эти слова до тех пор, пока его сознание не вынырнуло на поверхность бытия из моря липкого сна. Краски увиденного поблекли, и все детали сна растворились в памяти, остались только обрывки смутных видений, и лишь одна фраза крутилась в голове словно заезженная пластинка: «Старец пришел и сказал мне: ”Ищи сокровища, духи помогут тебе!”» Оман вновь провалился в глубокий сон.
Алиев, Сабитов, Плоских и проданная квартира
Старенькая женщина любовно перебирала фотографии и протягивала их Оману. Он, посмотрев, вежливо возвращал назад. Они сидели за столом, покрытом старой скатертью с кистями по краям. Стены комнаты были увешаны поблекшими, выцветшими фотографиями. Старая мебель 50–60-х годов и весь вид помещения соответствовали облику своей хозяйки.
– Вы как меня нашли? – в который раз спрашивала она посетителя. Тот терпеливо объяснял:
– Ну кто же не знает дочь первого славного генерала Кыргызстана? Ведь именем Эргеша Алиевича названа Киргизская милицейская академия. Всем известно о его подвигах, борьбе с басмачями, книга даже написана о нем.
– Да, да, я понимаю. А вот видите, где я живу? Вдали от города, можно сказать, на задворках империи. Так тяжело бывает выбраться в город, когда в зтом есть необходимость. Легендарному генералу не смогли выделить квартиру в столице, наверное, есть более заслуженные люди. А ведь мой отец 42 года прослужил в милиции, орденов вон сколько заслужил: Орден Красного Знамени, Ленина, три Красной Звезды, два «Знака Почета», медалей и не сосчитать. А какие банды громил? Так вы, молодой человек, интересуетесь иссык-кульским кладом?
– Да, я хочу помочь родной стране. Долгов у нас очень много, поэтому и проблемы в государстве. Экономики никакой, ничего не развивается. Вот найдем сокровища и долги раздадим. Все и наладится.
– Вы так думаете? Все наши беды от наших долгов?
– Конечно, Акаев набрал денег и удрал, а стране теперь расхлебывать приходится!
– Вас Оманом зовут? Вы сидите, сидите, я вас чаем угощу с вареньем. Как у вас, Оман, все просто получается. Есть сокровища – есть экономика, нет сокровищ – нет экономики. Я до сих пор считала, что экономика создается государством и правительством. Разумным, конечно. Ну, бог с ними, государственными проблемами. Давайте лучше про клад поговорим. Отец частенько о нем рассказывал. Всю жизнь мечтал найти и подарить государству. В этом вы, Оман, на него похожи. Сколько раз обращался отец в правительство и в министерство свое, чтобы разрешили поиски. Все говорил, что в 52-м еще немного и добрался бы до клада. Но, не судьба, видимо. В 68-м, когда выходил на пенсию, писал в правительство, в 75-м вновь напомнил о своих поисках. Вот посмотрите, Оман, какое письмо он тогда получил.
Письмо адресовалось Совету Министров Киргизской ССР и подписано было президиумом Академии наук республики. Оман пробежал письмо глазами: в нем говорилось о мифической природе кладов, о которых говорят легенды Таласа и Иссык-Куля. Академия наук сообщала так же, что не располагает средствами для проверки, основаны ли эти легенды на каких-либо реальных исторических фактах.
Дочь Алиева рассказала Оману о том, что в 76-77 годах была сделана геофизическая разведка местности в Курменты и что геофизики «что-то» обнаружили.
Вернувшись из поездки к дочери генерала Алиева, Оман кинулся в геологическое управление. Начальник Госгеологии Зубков посоветовал обратиться к Сабитову Альберту Камоловичу, который в те времена был начальником геофизической партии в Курменты. Круг поисков постепенно расширялся, втягивая в орбиту все новых и новых людей. Сабитов тоже оказался пожилым человеком, вышедшим на пенсию. Он подтвердил, что его партия делала съемку района Курменты. Место, где в 52 году копали энкавэдэшники, Сабитов проверял особенно тщательно. Зондирование показало аномалию прямо в толще горы. Возможно, там скопление металла, хотя может быть и другое объяснение феномену: сбой техники или наличие руды. Но Альберт Камолович, как и все, кто соприкасался с тайной древнего клада, был твердо уверен, что там находятся сокровища.
– Молодой человек, они там и ждут того, кто решится их откопать.
Решимость Омана росла с каждым днем. Знакомство с новыми фактами, постоянная мысль о близости сокровища укрепляли его уверенность в победе. «Я найду. Я должен найти. Мне дал благословение сам Оскамбай и его духи. И потом, ведь я не для себя их ищу, а для людей. Аллах должен помочь в благом деле!»
Оман по Интернету нашел все, что касалось иссык-кульского клада. Он знал и о попытках Успенского и генерала Алиева, об интересе к раскопках во времена Акаева в 1996–1997 годах. Тогда не было денег на поиски, и в 1999 году начался поиск инвесторов, кто бы мог заинтересоваться легендарным кладом. Желающих не нашлось.
Чем больше размышлял обо всем этом Оман, тем больше идея копать клад захватывала его. Он не мог уже спать ночами, постоянно просыпаясь, он подолгу лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к звучащему нестройному хору в голове. Он может спасти страну. Удивительно звучит, словно в кино. Неужели в реальности возможно такое? Власть предержащие только говорят, что заботятся о государстве и своем народе, на самом деле они пекутся лишь о собственном благополучии. Криминал сросся с властью и пытается диктовать свои условия стране. Что делать простому человечку? Вот так встать красиво и сказать: «Возьмите – это на спасение страны!» Но как же найти сокровища? Даже у государства нет средств на раскопки. Он должен чем-то пожертвовать, тогда духи горы откроют ему вход в пещеру. И Оман, наконец, решил, что ему надо делать. Он продаст квартиру в Бишкеке и начнет работы в Курментинском ущелье.
Его решение вызвало бурю негодования в семье. Жена и мать плакали, говоря, что, видно, шайтан в него вселился и что Оман оставит семью в нищете. Жена объявила, что уйдет к своей матери, забрав детей. Оман, поразмыслив, пришел к выводу, что судьба испытывает его, заставляет отказаться от намеченной цели. Нет, он на правильном пути. Через тернии – к звездам, иного не дано!
Разузнав, что требуется для начала работ, Оман направился в Академию наук. Его принял вице-президент Академии академик Плоских. Владимир Михайлович, могучий потомственный казак по происхождению, с пышной гривой седых волос, седыми усами и обаятельным взглядом, произвел на инженера сильное впечатление. Тем более, что академик оказался историком, знал о кладе всю имеющуюся в наличии информацию и руководил осмотром места в 96-97 годах – как говорится, на стрелка и дичь бежит. Лучшего собеседника Оман и не смог бы найти. Плоских, кроме информации о пещере, рассказал инженеру о всех формальностях, связанных с раскопками, помог оформить «открытый лист» и пообещал лично курировать все работы, при этом осторожно намекнул, что, по всей вероятности, клад всё еще находится там, где его зарыли.
Окрыленный надеждой, Оман готов был приступить к раскопкам пещеры. Будущее рисовалось грандиозным и захватывающим.
Котлован
В мае 2007 года на поляне возле реки Курменты, где она делала изгиб вокруг скального выступа, совершалось жертвоприношение. Черный баран со связанными ногами лежал на траве, рядом молилась Аллаху небольшая группа людей. Среди них был Оман, несколько его родственников, которых он сумел зажечь интересом к будущим несметным богатствам, таившимся в недрах горы, и аким района, которому инженер пообещал, что все местные жители будут процветать получив определенную долю найденных богатств и благодаря огромному потоку туристов, которые устремяться в это прославившееся на весь мир место.
– Вы только подумайте, байке, – лил елей Оман, – клад времен Чингисхана! Его ищут по всему свету, а он тут, у нас! Тысячи, нет, миллионы туристов рванут сюда, чтобы прикоснуться к святому месту. А сам клад? Да ему же цены нет! Золотые и серебряные вещи пролежали в горе восемьсот лет. В целости и сохранности. Такой коллекции позавидует любой музей мира. Берлин, Лондон, Нью-Йорк локти будут кусать, а мы на аукцион все вещи направим. Нет, часть в музей в Бишкеке отдадим, пусть туристы приезжают и смотрят, какие мы богатые. А часть непременно продадим – стране валюта нужна. Долги отдадим, людям, вот местным раздадим, всем хватит. Подумайте только, двести верблюдов с трудом дотащили до пещеры свой груз! А сколько может поднять взрослый верблюд, кто-нибудь знает? Нет? Я тоже не знаю, но думаю, много. А двести верблюдов? Это же огромная гора золота и серебра. Достояние целого государства. По-видимому, караханидов. При них Шелковый путь существовал, города сказочно богатые были.
Аким радостно кивал и думал о том, что надо бы поделиться хорошей новостью с губернатором. Пусть знает, что они тут времени даром не теряют, думают, как страну спасти и прославить. Молодец Оман, пусть копает, тем более, что денег не просит, знает, что у страны их нет.
Прочитав молитву, освежевали барана. Вскоре заклубился дымок над казаном с мясом. Из близлежащих сел потянулся народ поглазеть на чудака, продавшего квартиру в столице, чтобы закопать деньги в землю.
– Слушай, Оман, – говорил ему один из земляков, – сорок тысяч баксов стоила твоя квартира, мне бы на всю жизнь таких денег хватило бы.
– Да как ты не понимаешь, – горячился Оман, – для такой цели, которую я себе поставил, это совсем не деньги. Если я найду, всем в Кыргызстане хорошо будет, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Как это сорок тысяч баксов не деньги?! Ты голову мне не морочь.
Люди приходили и уходили, а Оман со своими рабочими оставался у изгиба реки и продолжал работать. Для начала они выше места работ сделали большую плотину и пустили реку по отводному каналу, прорытому еще зеками Эргеша Алиева. На дворе стоял 2007 год, и в распоряжении Омана был мощный корейский экскаватор, который он доставил к месту работ. Инженер решил действовать с размахом, соответствующим сегодняшнему времени. Надо было снять пятнадцатиметровый пласт наносного грунта, который когда-то принесен был селем и плотно закрыл вход в пещеру. Через него в 52 году пробивался майор Алиев. Оман в последний раз прошелся по пересохшему дну горной реки вдоль скальной стены. Сколько лет река мирно текла вдоль этих скал, потихоньку размывая их и оставляя на них свой след? Наверное, почти восемьдесят лет. Ведь в 26 году этого наноса не было.
Оман махнул рукой, и ковш экскаватора вгрызся в землю. Что же ждет их впереди?
…Дни шли за днями, прошел один месяц, другой. Оман вскрыл почти всю штольню энкавэдэшников. Котлован углубился на пятнадцать метров, ковш экскаватора расчистил древнее ложе горной реки. Желоб, по которому когда-то текла вода, вдавался в скалу более чем на два метра. Его верхний край нависал над ложем подобно массивному навесу. На дне котлована лежала груда почерневших от времени стволов, служивших энкавэдэшникам для крепежа штольни. Оман вышел на уровень 26 года.
Куда копать дальше? Видимо, вход в пещеру лежит глубже еще метров на пять-шесть. Но деньги катастрофически кончаются. Машинист экскаватора ворчит и требует денег. Использовать машину стало практически невозможно. Поднявшиеся стены котлована мешают развороту экскаватора и грозят рухнуть вниз. Шутка ли, пятнадцатиметровая стена из огромных булыжников, величиной со шкаф, и лесса. Стоит ей упасть – прощай корейская техника. Оману вовек не расплатиться, да и жизнь людей в опасности.
Экскаватор пришлось убрать, в котловане остались лишь рабочие Омана. Рядом с гигантской ямой на оставшейся лужайке стояла юрта Омана, где жили его жена и дети, он сам и его рабочие-родственники. Дело зашло в тупик. Местные жители, устав от долгого ожидания заманчивого будущего, стали роптать на Омана, обвиняя его в том, что в родниках, которыми питался водопровод села, начала иссякать вода. Хотя это было еще одно подтверждение наличия подземных каналов, Оману пришлось несладко. Помогло лишь то, что он был местным жителем и сумел отговорить сельчан от выступления против его работ. Нужны были какие-то знаки, что Оман на верном пути. И вскоре они появились.
Новые горизонты
После ухода экскаватора Оман продолжал работы вручную. Его люди потихоньку выбирали ил и лесс из старой штольни. Вот они откопали тот участок, где у энкавэдэшников вырвало крепеж и завалило шурф. Остаток троса до сих пор лежал в штольне. Сама она круто, под углом 90 градусов развернулась назад к скале, заходя в глубокую расщелину. Рабочие продолжали вынимать грунт из штольни, идя по следам раскопок 52 года.
Оман опять плохо спал. В первые дни ему мешал заснуть азарт, волнение, захватывающее все его существо. Казалось, еще чуть-чуть, и вот он – вход в заветную пещеру. А там, в сундуках, в курджунах, в хумах навалены несметные богатства. Вот они, только протяни руку. И он протягивал, и видение всякий раз исчезало. Теперь же спать мешала крамольная мысль: «Вдруг все затеяно зря и я не найду пещеру?» Но Оман тряс головой, отгоняя назойливую мысль. Только вперед! Пещера есть, она где-то рядом. А в голове опять предательски звучало: «Деньги кончаются, если не найду пещеру, что делать?» Вспоминалось ворчание матери по поводу непутевого сына, недовольство жены. Их можно понять – все в дом тащат, а он из дома. Родственники, работающие в котловане, угрюмы. У кого отпуск кончился, пора на работу, кому надоело в грязи копаться без толку. Где они – золотые горы? А что если это только миф и никакого клада вообще не существовало?
Утром рабочие нашли странный камень. похожий на неправильную пирамиду. Он весь был обвит пересекающимися прямыми линиями. Кристаллические жилки были удивительно ровными, и в голову приходила мысль об их искусственном происхождении. Тем более, что общее ожидание чего-то необычного витало вокруг котлована, заряжая людей нервозностью и неясными предчувствиями. Все жаждали чуда. Каждый этап работ Оман сопровождал жертвоприношением, чтобы задобрить духов горы.
Находку камня все обсуждали в приподнятом настроении. Для Омана и рабочих это был знак. Рядом обнаружился зуб верблюда и какие-то кости. Оман радостно сжимал в руке зуб, в сотый раз объясняя ежедневным посетителям: «Вот видите, здесь были верблюды. Помните легенду? Сокровища привезли двести верблюдов. Откуда в горах могли быть верблюды, если только не из числа тех двухсот?!» – грозно вопрошал он, демонстрируя пожелтевший от времени зуб. А посетителей было хоть отбавляй. Местные жители привозили непременно сюда всех своих гостей, чтобы показать местную достопримечательность – парня, который продал все, чтобы перекопать целое ущелье. Частенько прибегали мальчишки, которые могли целыми днями глазеть на то, как работают люди. Туристические фирмы и агентства начали привозить иностранных туристов, чтобы они воочию убедились в реальности клада времен Чингисхана. Им рассказывали о раскопках энкавэдэшников, указывая на ворох почерневших балок: каждый гид, стараясь привлечь внимание туристов к объекту, красочно описывал историю тайной пещеры. Так легенда обрастала все новыми и новыми невероятными подробностями. И, конечно же, каждый турист считал своим долгом пожать мужественную руку Омана и сфотографироваться с ним на память.
На котлован потянулись и ученые люди. Благодаря заботам академика Плоских все научные конференции и семинары обязательно заканчивались посещением Курментинского ущелья. С академиком приезжал и его сын Василий. Младший Плоских был не менее могучего роста, что и папаша, но более худощав. Оман, узнав, что Василий интересуется оккультными науками, эзотерикой и может медитировать, попросил его пообщаться с духами и выведать какую-нибудь информацию о кладе. Василий с удовольствием согласился. Оман с трудом дождался рассвета, чтобы переговорить с Василием о его ночных бдениях.
Медиум был очень серьезен.
– Можешь быть спокоен, Оман, внутри горы что-то есть!
– Василий Владимирович! А вы не могли бы спросить у духов, – взмолился Оман, – как мне найти сокровище? Пусть путь укажут!
– Если бы в жизни все было так просто, Оман! – важно вещал Василий. – В том-то и вся штука, что все в жизни мы должны делать сами. Духи могут лишь приоткрыть завесу тайны. Но выполнить за тебя работу – это уж слишком!
Теперь, найдя необычный камень, Оман первым делом позвонил Василию. Благо, тот был рядом на Иссык-Куле с аквалангистами в археологической экспедиции. Василий долго изучал камень, потом, глядя прямо в глаза Оману, проговорил:
– Очень интересный камень, я думаю, надо продолжать поиски.
Сказать Оману, что это обычный камень, Василий не смог – с такой надеждой на него смотрел отчаявшийся кладоискатель.
И тут – как гром с ясного неба! Метрах в пятидесяти от штольни на дне котлована отвалился пласт грунта, обнажив в скале два входа в пещеру. Один – почти круглый колодец, под углом уходящий куда-то вниз, второй – узкий горизонтальный лаз. Сердце Омана готово было разорваться от счастья. Наконец-то, пещера! Правда, не в том месте. Но вдруг эти ходы приведут в нужную полость? Похоже, гора и в самом деле испещрена подземными тоннелями. Решено было на следующий день спускаться по веревке в круглый колодец.
Утром, кладоискатели увидели, что ручей подмыл стену котлована и два больших камня свалились прямо в колодец, плотно закрыв его. Часть воды ручья потоком устремилась в пещеру. Целый день провозились люди, пытаясь вытащить заклинившиеся в колодце булыжники. Но камни были настолько массивными и тяжелыми, что шесть мужчин, вооруженных ломами, веревками и бревнами, не смогли их сдвинуть ни на йоту.
Оман решил войти в горизонтальный лаз. Он сильно переживал, что в любую минуту может еще раз обрушиться зыбкая стена котлована и похоронить под камнями вход в пещеру. Рассчитывать на спасение будет очень сложно. Без мощной техники откопать людей будет невозможно.
Кое-как укрепив борт котлована бревнами из старой штольни, Оман ползком двинулся по горизонтальному лазу. Сразу за входом лаз расширился, и Оман встал в полный рост. В слабом свете фонаря он увидел, что попал в довольно просторный зал, в котором свободно могли разместиться человек шесть. Потолок, сужаясь, круто уходил вверх. В половину пола зиял двухметровый колодец. Ход по нему уходил вниз. Могли ли здесь быть спрятаны сокровища? Оман осветил все углы зала и осмотрел все ниши. Поверхность стен была усеяна острыми гранями и вымоинами, в колодец можно легко спуститься, держась за выступы. Внизу Оман обнаружил, стоя на небольшой полочке, что ход уходит узкой трещиной под углом глубже. Слышно было, что где-то там потоком шумит вода. Дальше идти Оман не рискнул. Боялся, что застрянет в узкой расщелине.
Вскоре о находке пещеры знали все вокруг. Местные жители, побаивавшиеся темноты подземного царства, тем не менее уговорили одного подростка помочь Оману, высказавшему предположение в том, что древние могли по этому ходу пронести в пещеру сокровища, может быть, они использовали карликов? В задачу подростка входило исследование узкой части пещеры, но он подойдя к колодцу,, тут же утратил боевой дух и лезть в трещину наотрез отказался. Выручил приехавший посмотреть на пещеру Василий.
– Ты, Оман, к специалистам лучше обратись, – посоветовал он. – Есть у меня знакомые спелеологи, – и дал адрес Сергея Дудашвили.
Сергея давно в республике называют «пещерным» человеком. Энтузиаст спелеологии, он побывал практически во всех пещерах Средней Азии, организовывал международные экспедиции, бывал в пещерах Германии, Англии и Чехии. Заветное слово «пещера» было вполне достаточным основанием для того, чтобы тут же собраться в дорогу. А слова «сокровища» и «миф» были для него абсолютными синонимами. Да и в саму пещеру Сергей верил слабо, предполагая, что это лишь небольшая полость.
– Но если это действительно пещера, пусть не очень большая, – заявил Дудашвили друзьям, – то это уже будет открытием. Потому что это будет первая пещера в районе Иссык-Куля. И назовем мы ее пещерой Омана!
Сергей приехал к Оману не один, а с двумя друзьями – Василием и Виктором. С первым Дудашвили связывала давняя дружба и общая тяга к подземным приключениям, со вторым он тоже немало путешествовал по Киргизии и по миру. Тем более, что Виктор сам выказал интерес к поиску легендарной пещеры. Еще с детства миф о несметных сокровищах манил к себе романтическую душу, и прикоснуться к разгадке многовековой тайны он счел за подарок судьбы.
Три спелеолога вошли в пещеру и спустились на дно трещины, которая оказалась глубиною в пять метров. С одного края ее брызгами билась о дно вода, видимо, вылетавшая из закрытого валунами колодца. Другой край трещины круто поворачивал в толщу горы на 90 градусов. С трудом завернув за угол, Василий, шедший первым, увидел, что ход заканчивается небольшим отверстием, через который устремлялась вода, бежавшая по дну расщелины. Края отверстия, как и все стены вокруг, были покрыты острыми гранями вымытого известняка. Дальше была пустота. Оценить размеры находящегося за отверстием зала Василий не мог. Свет фонарика терялся в темноте. Пролезть дальше спелеолог не решался. Он не знал, что его там ждет, а снаряжения, необходимого для прохождения, с собой они не брали. В их задачу входил простой осмотр найденной пещеры, и, в случае ее продолжения, спелеологи должны были вернуться для тщательного обследования. Слишком велика была вероятность, что трещиной пещера и закончится.
Выбравшись наружу, все возбужденно обсуждали увиденное. Пещера продолжается! Значит, впереди новые открытия!
Виктор расспрашивал Омана о легенде, о поисках в 1926 и 1952 годах и сообщил, что года два назад он встречался с одним довольно известным человеком, Сергеем Мельникоффом, который утверждал тогда, что откопал мифическую пещеру и нашел в ней раку – серебряный гроб апостола Матфея. Оман отмахнулся. Этого быть не может. Русло, по которому он отводил реку, выкопали зеки майора Алиева. Никаких земляных работ, кроме штольни энкавэдэшников, Оман не обнаружил. Значит, Мельникофф жулик и нагло врет. И академик Плоских, который ищет на Иссык-Куле место захоронения святого апостола, тоже говорит, что американец русского происхождения – аферист и мыльный пузырь. Пещера лежит на глубине около восьми метров от поверхности. Энкавэдэшники копали далеко в стороне и ушли гораздо глубже. Был ли открыт ход в 1926 году? Об этом молчат все источники, живых свидетелей не осталось. Так что разгадка впереди!
Великий комбинатор и путешественник
Вернувшись в Бишкек, Виктор не мог выбросить из головы Сергея Мельникоффа. Этот человек заставил говорить о себе весь Кыргызстан где-то в 2002 году. Виктор помнил помпезную рекламу на телевидении: компания Мельникоффа IPV берет на себя продвижение Киргизии в туристическом плане. Это совпадало с доктриной первого президента республики Аскара Акаева, рассчитывавшего, что туризм станет главнейшей отраслью страны. Тут и подвернулся русский американец с грандиозными проектами. Мельникофф предлагает снимать на Иссык-Куле серию передач о поисках подводных сокровищ. Настоящих поисков, а не киношных. То есть Сергей обязуется найти сокровища затонувших Атлантид горного озера и заснять на пленку все действо. Все найденное добро Мельникофф презентует киргизскому государству – его лично древние сокровища не интересуют. Ведь Мельникофф миллионер, все его проекты приносят баснословные прибыли. Он – киношник, зарабатывает деньги на съемках приключенческих путешествий и программ. Сергей привезет на Иссык-Куль небольшую субмарину – и успех поисков гарантирован. У него в распоряжении мощная техника зондирования, любой цветной металл будет обнаружен и вытащен на поверхность. Плюс ко всему Мельникофф обещал показ своих фильмов по каналу «Дискавери», передачи по ВВС и ССN. Мир ахнет от незнакомого до сих пор Кыргызстана, и в страну ринется огромный поток туристов. Возникнет киргизский бум. Туристические агентства будут захлебываться от работы, отели не будут знать, где селить людей. В общем, Москва-Васюки. У нашей верхушки, видимо, челюсти отвалились от такого подарка судьбы. Как же, такой знаменитый человек, принимавший, по его словам, участие в подводных поисках легендарного «Челюскина», – и тут, у нас – в Кыргызстане!
Конечно же, Мельникофф получил все карты в руки. Ему дали информацию обо всех подводных исследованиях археологов, познакомили со всеми мифами, которые связаны с Кыргызстаном. В первую очередь – с мифом о захоронении святого апостола Матфея на берегах озера Иссык-Куль. Дело в том, что в атласе карт, который издавался в Каталоне в 1375 году, была карта Центральной Азии, где возле озера Иссык-Куль был нарисован дом с крестом и рядом стояла надпись: «Исикуль, монастырь армянских братьев-несториан, где хранятся мощи святого Матфея». Сам атлас являлся копией с более древних карт. Очевидно, монастырь существовал в четвертом–пятом веках нашей эры, возможно, что он продолжал существовать и в начале тринадцатого века, когда в эти земли пришли монголы Чингисхана.
Несториане – последователи еретического направления в христианстве – считают, вслед за своим духовным учителем Несторием, что Бог вселился в человека – Иисуса Христа. Они не поклоняются Марии, не считая ее Богородицей, ибо она родила обычного младенца, которому была уготована необычная судьба. Это осуждалось в Римской империи и на первых Вселенских соборах, и несториане вынуждены были бежать на Восток. Так они появились и на территории, которую ныне занимает Киргизия.
Мельникофф узнал и о Курментинском кладе и о его поисках.
Еще более сильно укрепилась дружба Мельникоффа с киргизским правительством и президентом в сентябре 2002 года, когда Акаев, с подачи американца, сделал Бушу поистине царский подарок – «гору», которую накануне первого визита киргизского президента в Америку покорила киргизско-американская группа альпинистов и назвала «11 сентября» в память о событии 2001 года, разорвавшем мир на две части: воинствующий ислам и все остальные. Причем Мельникофф умудрился буквально за два месяца организовать экспедицию в Талас, где была непокоренная безымянная вершина, снять и смонтировать фильм о восхождении в формате, пригодном для показа по американскому телевидению. Кассету с фильмом и подарил Акаев растроганному Бушу. Фильм показали по нескольким каналам телевещания.
Было заявлено еще несколько проектов, которые постоянно рекламировало киргизское телевидение. Это – «Миллион за вершину» и «Ставка больше, чем жизнь». Оба проекта сильно не понравились Виктору. Если первые идеи Мельникоффа, в случае успеха, сулили Киргизии популярность, то последние поражали цинизмом и профанацией.
Миллион долларов обещал Мельникофф человеку без альпинистских навыков, который рискнет взойти на семитысячник Победа. Сам он обещал вести съемку восхождения в режиме он-лайн и передавать по всем мировым каналам телевидения. В случае непредвиденного ЧП участник восхождения не получал никакой помощи и должен был выжить или умереть перед лицом телекамеры. Виктор когда-то занимался альпинизмом и знал, насколько суров и опасен этот семитысячник, сколько жизней замечательных спортсменов он забрал. Решится на его восхождение без соответствующей подготовки может только самоубийца либо абсолютный профан. Результат заведомо известен. Как может шоумен предлагать такой проект? Это же чистое безумие.
Второй проект – «Ставка больше, чем жизнь» предполагал одиночное восхождение Эльвиры Насоновой на Эверест. Зная ее возраст, Виктор не сомневался, что это путь в один конец. Накакую высоту она поднимется и где умрет – будет зависеть только от физического состояния Насоновой. Да, в прошлом она была отличным спортсменом, Эверест для нее – недосягаемая мечта. Может быть, смерть на склонах Джомолунгмы будет венцом всей ее жизни, но зачем это снимать на пленку?!
Через некоторое время Виктор услышало том, что Мельникофф нашел мощи святого Матфея, но все специалисты говорили, что это «утка». В Киргизии это вполне возможно.
Как-то по новостям прошла информация, что киргизская экспедиция собирается штурмовать Эверест и уже разбила базовый лагерь. Виктор бросился по знакомым альпинистам в надежде разузнать подробности. Все пожимали плечами: по всей вероятности, кто-то у кого-то взял немалые деньги на эту экспедицию и теперь пытался «отмыться». Деньги, естественно, уплыли в неизвестном направлении, а на штурм горы никто и не собирался идти.
Потом налетела революция, жизнь закрутила так, что Виктор на время забыл о фантастических проектах Мельникоффа.
Однажды, когда Виктор вернулся из очередной поездки по Киргизии, ему сообщили, что его разыскивает Сергей Мельникофф. Теряясь в догадках о возможных интересах богатого американца, Виктор просмотрел оставленные шоуменом материалы. В них говорилось об открытии в Нью-Йорке художественной галереи-выставки знаменитого путешественника и фотографа Сергея Мельникоффа. Прилагалась ксерокопия фотографии выставки. Виктор был директором издательства, которое специализировалось по выпуску фотоальбомов и книг. Его наметанный глаз сразу определил, что фото выставки – фальшивка, то есть сделанная в компьютерной программе модель. Сейчас сплошь и рядом используются такие модели в рекламных буклетах, если, скажем, реклама опережает само событие. Но, по словам персонала издательства, Мельникофф утверждал, что выставка существует уже давно, поэтому отсутствие обычного снимка галереи настораживало Виктора. Тем не менее, интерес со стороны известной личности несколько польстил издателю. Может быть, Мельникоффа привлекли какие-то из
дания или фотографии Виктора? Это было бы приятно.
Вскоре в его кабинете появился и сам Мельникофф в сопровождении симпатичной секретарши.
Шоумен оказался мужчиной довольно внушительного роста и размеров. На его лице застыла маска утомленно-скучающего интеллектуала-экстремальщика, мол, сколько прошли, сколько видели, а вот рутина жизни заставляет заниматься скучными, мелкими делишками. Прихлебывая предложенный кофе, Мельникофф изучал Виктора сквозь прищуренные, словно амбразуры, глаза. Тот поймал испытующий взгляд, но не подал вида, решив занять выжидательную позиции. В конце концов, он нужен для чего-то американцу, а не наоборот.
Слушая о грандиозных проектах Мельникоффа, которые тот пространно изливал, Виктор полюбопытствовал о поисках мощей святого Матфея. Насколько он знал, академик Плоских до сих пор разыскивает армянский монастырь.
– Милый мой, – фамильярно обратился Мельникофф к Виктору, – о чем вы спрашиваете? Я давным-давно нашел раку с мощами Матфея и вывез из Кыргызстана.
– Но это же мировое открытие. Весь мир бы говорил о вашей находке, – усомнился в достоверности сказанного Виктор.
– Дорогой мой, – небрежно бросил американец, – вы не знаете мир. Я предложил мощи Ватикану и Патриарху всея Руси, теперь они рядятся, кто больше мне даст. А мне что, я подожду.
– Но как же вы смогли вывезти раку из Киргизии?! – не унимался Виктор. – Тут безделушку не вывезешь без бумажки из Министерства культуры.
– Неужели ты думаешь, что это дело обошлось без участия Акаева? – перешел на ты шоумен. – Да Аскар Айтматов, тогдашний министр иностранных дел, лично помогал мне грузить раку в самолет в Тамчи.
– А где же вы нашли ее? – спросил несколько ошарашенный Виктор, – под водой? Я слышал, вы подводную лодку собирались привезти на Иссык-Куль.
– Не только собирался, но и привез, – тон собеседника не допускал возражений. – Мы столько тогда со дна вытащили! Под водой, где-то на глубине пятнадцати-двадцати метров, есть терраса, сплошь усеянная бронзовыми мечами, кинжалами, топорами, котлами саков, скифов, усуней.
– Я знаком с академиком Плоских, он на протяжении многих лет проводит археологические подводные экспедиции. Есть, конечно, находки, но чтобы столько, сколько вы говорите… – недоверчиво проговорил издатель.
– Господи, что ты всё Плоских, да Плоских? Да я этого академика подвел к горе наших находок, выбирай, говорю ему, что тебе надо. Я ведь сокровища искал, золото и серебро. Кое-что нашли, но мало. Поэтому я проект свернул. А всю бронзу эту обратно в Иссык-Куль выбросил. Пусть академик обратно достает. Ему тоже свой хлеб зарабатывать надо.
– А мощи вы все же где нашли? – напомнил свой вопрос Виктор.
– Где, где, в пещере. Про Курменты слышал?
Получив утвердительный ответ, Мельникофф продолжал:
– Я реку отвел, пещеру выкопал. Там рака стоит, деревянный такой гроб, весь серебряными пластинами покрытый. Мне со спутника американского зондирование сделали, и я знал точно, где копать. Рака, между прочим, двести кило весила. Если ты помнишь, Виктор, легенду о кладе, так там двести верблюдов фигурируют. Оказалось, что это туфта – не двести верблюдов, а двести килограммов. Вот о чем гласила легенда.
– И все же, такая находка, и совершенное молчание прессы, – осторожно усомнился в правдивости информации Виктор.
– Ты на мой сайт зайди, там все есть. Или в Курменты поезжай, там до сих пор обводной канал воочию увидеть можно.
Мельникофф вытащил из портфеля большой календарь с фотографиями гор.
– Вот мои снимки. Я все горы мира фотографировал. Хочу теперь издать шикарный альбом. Его давно ждут в свете. Подписаны крупные контракты, фотоальбом будет уходить по баснословным ценам. Многие миллионеры уже в очередь записываются на него.
Виктор имел дела со многими людьми и уже мог предугадывать, что им от него надо. Раз Мельникофф не интересуется работами Виктора и вряд ли американцу интересен рынок Киргизии для реализации его бесценного шедевра, значит, остается одно – Мельникоффу нужны деньги. И раз он пришел в небольшое издательство Виктора, следовательно, дела его очень плохи. Видимо, из других мест Мельникоффа уже турнули. Виктору сразу стало неинтересно, и он выжидал, когда собеседник начнет просить деньги.
– Понимаешь, на издание надо около десяти миллионов долларов, – Мельникофф продолжал следить за реакцией Виктора сквозь амбразуру глаз. – Сам понимаешь, проблем с деньгами нет. Загвоздка с издателями. Им срочно требуется предоплата, чтобы тираж был готов к сроку. У меня же ответственные контракты. Просрочу, надо платить штрафы. Мои деньги придут через месяц. Я вынужден предложить кому-нибудь супервыгодную сделку. Мне сейчас нужно тридцать тысяч баксов, через месяц я плачу втрое.
Мельникофф замолк, устремив взгляд на Виктора.
– Да, предложение заманчивое, – ответ Виктора был готов заранее, – но вы же понимаете, издательство имеет свой портфель изданий. На всё нужны средства. Все расписано заранее на год вперед. Чулка, набитого баксами, у нас, к сожалению, нет.
Мельникофф тут же потерял интерес к дальнейшим разговорам и начал собираться. Он прихватил и свой календарь, который Виктор ожидал получить в презент. Виктор обещал помощь в подготовке издания, в организации съемок. Мельникофф любезно улыбался и торопился проститься.
Сейчас, после знакомства с Оманом, вся эта история всплыла в памяти Виктора. А вдруг все это правда и Мельникофф нашел пещеру? Неужели Оман тратит время и деньги зря?
Расследование по Интернету
Виктор решил разузнать о Мельникоффе и его проектах поподробнее и потому засел за компьютер. Машина выдала кучу информации, в которой речь шла о Мельникоффе.
Виктору показалось, что ему на голову вылили ушат грязи. Как только не поминали великого шоумена. Грозились при встрече оторвать ему голову, обзывали нехорошими словами. Виктор узнал кое-какую правду о восхождении 2002 года, об экспедиции на Хан-Тенгри-2003. Везде обман, недовольство фирм, которые непосредственно обслуживали Мельникоффа и его компанию. Обещание золотых гор, продвижение по «Дискавери», ВВС и другим мировым каналам – и фирмы клевали это золотое зерно и предоставляли Сергею услуги бесплатно. Потом, разобравшись, кусали локти, но оставались ни с чем. Этот великий комбинатор далеко обошел сына лейтенанта Шмидта – Остапа Бендера. Тот плавал слишком мелко. Нынешний потомок барона Мюнхаузена был не столь безобиден. Виктор зашел на сайт Мельникоффа «Гулаг», где тот открыто объявляет войну России и Путину. Этот новоявленный фюрер провозгласил себя полномочным представителем Чечни, Африки и других угнетенных народов. На сайте масса фальшивок, то фотография времен Второй мировой войны, на которой изображена девочка – жертва гестаповцев, выдается за жертву российских солдат в Латвии, то публикуется сфабрикованное письмо чеченских боевиков, якобы признающихся в убийстве питерской журналистки. Мельникофф не брезгует ничем, лишь бы добиться своей цели – бросить тень на Россию. Параллельно он восхваляет свои способности, как фотографа, путешественника и продюсера телевизионных приключенческих передач.
Какой Мельникофф опытный путешественник и горовосходитель, Виктор узнал из рассказов участников экспедиции «Хан-Тенгри-2003». Тогда Сергей кинул клич по Интернету: «Кто хочет со мной на Хан-Тенгри?» Обещал «чайникам» обеспечить безопасное путешествие по леднику Эныльчек в районе озера Мерцбахера, обучение их навыкам альпинизма и восхождение на пик Хан-Тенгри высотой 7010 метров. Сказка! В итоге оказалось, что Мельникофф с женой-американкой Полиной и 14-летней дочерью за счет участников, согласившихся на предложение Сергея, и фирмы, которая обеспечила им все: снаряжение, вертолет, спутниковый телефон, – в свое удовольствие поснимал ледник, Хан-Тенгри и окружающие горы, не потратив ни копейки. Мало того, что Мельникофф показал себя никудышным организатором и человеком, не имеющим представления, что такое горы, он восстановил всех членов экспедиции против себя своим хамством, капризами и цинизмом. Только то, что все находились далеко в горах, откуда было очень трудно вернуться назад, останавливало участников от того, чтобы набить морду Мельникоффу. Казахской компании «Азия-Туризм», которая потратила на экспедицию более 28 тысяч долларов, пришлось потом отбиваться от нападок Мельникоффа, который обвинял представителей компании в непорядочности и отказе от обязательств, хотя сам все обязательства перед этой фирмой нарушил или, точнее сказать, и не собирался выполнять. Пообещал казахам прямую трансляцию по «Дискавери», ВВС и СNN – в общем, стандартный набор.
Чеченцы тоже сильно удивлялись: миллионер, а деньги на свою фотовыставку у них просит! Виктору понравился анекдот про Мельникоффа, который появился в Интернете. Мол, чеченцы разобрались, что Сергей лапшу на уши им вешает и схватили его. Полевой командир вызывает одного бойца, обвешанного гранотометами: «Махмуд, отвези его в зиндан. Пусть его зеки насилуют». По дороге Мельникофф говорит бойцу: «Махмуд, я тебе тысячу долларов дам, отпусти». Тот молчит. Мельникофф опять ему предлагает: «Махмуд, десять тысяч дам, отпусти». Тут звонок, командир звонит: «Махмуд, забери по пути пленных у Казбека, расстреляешь». Дальше едут. Мельникофф за рукав бойца дергает: «Махмуд, ты не забыл? Меня – насиловать!»
Чем больше знакомился с информацией Виктор, тем яснее становились методы великого комбинатора Мельникоффа: игра на низменных чувствах людей и откровенная ложь, выдаваемая за чистую правду. Жаль, что в его капканы до сих пор попадают люди. И не только простые люди, но и правительства целых государств. Он морочил голову казахам, киргизам, а узбекам обещал организовать первую узбекскую антарктическую экспедицию. За всем стоят деньги. Мельникоффу нужно очень много денег.
Виктор прочитал новое сообщение: одна русская, живущая в Лондоне, отвалила Мельникоффу четверть миллиона баксов на его поездку по странам мира, где он будет фотографировать горы. Потом Мельникофф планирует издать фотоальбом «Горы мира», а фотографии продать на аукционе Сотсби за большие деньги. Виктор уже слышал об этой идее, правда, года три назад. Да, как поется в песне Окуджавы: «Покуда живы дураки, нам умирать, стало быть, не с руки. Дураку покажешь медный грош, наврешь с три короба и делай с ним, что хошь».
Значит, все, что говорил Мельникофф о Курментинской пещере – выдумка. У него просто не было денег, чтобы откопать клад. Да и с ракой святого Матфея та же картина.
Значит, Оман может спать спокойно. Он первый, кто вошел в пещеру в ущелье Курменты. Что же там дальше, за поворотом узкого лаза?
Поиски продолжаются
Василий Филипенко с трудом пролез в слегка расширенный лаз, следуя за бежавшей по дну трещины водой. Свет налобного фонарика выхватывал из тьмы куски известковых стен, испещренных желобками и острыми гребнями. Это следы многовековой работы водяного потока. Наверное, все эти туннели заполнены водой, когда река течет по своему обычному руслу. Встав на ноги, Василий осмотрелся. Он был в довольно просторном каменном зале, пол которого полого уходил вниз. Там впереди была темнота.
Филиппенко прошел по коридору еще метров пятнадцать. В бок уходили какие-то узкие проходы, но Василий двигался по основному коридору. Будет еще время детально изучить подземную полость и нарисовать ее план. Снова впереди появился небольшой колодец, ведущий в следующий зал пещеры.
Попав в него, Василий увидел, что правая стена – это вынос завала из лесса, песка и булыжников. Представив себе месторасположение этого выноса, Филиппенко догадался, что, по всей вероятности, это вход в пещеру. Когда его заваливало, грунт частью попал внутрь залы, заняв ее наполовину. Тот ли это вход, который искал Оман, Василий не знал. Можно предположить, что он находится глубже дна котлована метров на пять. Видимо, в том месте, где когда-то копал Успенский. Неужели Василий наконец-то в таинственной пещере несториан?!
Вверх из зала поднимались три почти вертикальных хода. Слабый свет фонаря упирался в далекие каменные своды, которыми кончались эти проходы. Определить их протяженность Василий не мог, так же как и наличие в них других боковых коридоров. Нужны еще ребята, чтобы детально исследовать найденную подземную полость. Под ногами струился небольшой ручей, по пути которого пришел сюда Василий. Филиппенко проследил дальнейшее движение ручья и обнаружил, что он скрывается в дальнем углу зала под завалом из песка и булыжников. Когда-то здесь был проход в следующую полость. Может быть туда, куда рвется Оман? Но чтобы попасть туда, надо выбрать из прохода грунт. Это тяжелая работа. Сейчас пора возвращаться.
Оман был опять на седьмом небе от счастья. Пещера продолжается! Но это не единственная радостная весть. Его рабочие, очищая скальную стену в котловане недалеко от шурфа энкавэдэшников, наткнулись на каменную плиту. Она была испещрена какими-то знаками. Так, по крайней мере, показалось взволнованному Оману. Ну, конечно же, это та самая плита, которой закрыли монахи вход в пещеру с сокровищами!
Плита была большая, и шестеро человек не смогли сдвинуть ее в сторону. Оман дал распоряжение разбить плиту ломами. Сердце билось как птица в клетке. Как можно быстрее вперед! Он и так слишком долго здесь копается! Уже сентябрь, скоро наступят холода – и конец работам. Оман должен найти хоть что-нибудь, что приблизит его к разгадке многовековой тайны.
Убрав осколки плиты в сторону, рабочие с новым энтузиазмом принялись выгребать грунт из забитого доверху колодца. Камней не было, плита надежно защищала проход от них, внутри был только лесс и песок. Через полметра рабочие наткнулись на остатки древних факелов. Удобные, вырезанные под руку ручки и обожженные верхушки… Сомнений быть не может! Это действительно факелы. Вероятно, тех людей, которые зарыли здесь сокровища.
Оман вновь связался с Василием.
– Василий Владимирович, – дрогнувшим голосом проговорил Оман, – вы можете организовать транспорт – грузовики с охраной? Желательно автоматчиков?
– Что случилось, Оман? – встревожился Василий. – Ты что, клад нашел?!
– Да, вернее, пока еще нет, – тут же поправился кладоискатель, – я нашел плиту с письменами, и ход за ней. Там четыре древних факела. В общем, не сегодня-завтра я войду в пещеру с сокровищами.
– Оман, – обеспокоенно заговорил Василий, – я приеду. Ты не пори горячку. Сначала найди, а потом решим, как быть дальше.
Вскоре Василий осматривал осколки разбитой плиты. Или знаки сильно попортились от времени и от ударов лома, или… Василий не мог разобрать ни знака. Может быть, плод разыгравшегося воображения кладоискателей? Или действительно что-то было?
Проход между большим камнем и стеной утеса круто уходил вниз. Через пару дней его удалось углубить на шесть метров. Копать стало трудно. Проход сузился настолько, что одному человеку сложно было развернуться. Завернув за стену, ход через узкую трещину соединился со старой штольней энкавэдэшников. В эту трещину искатели кладов уперлись в 52 году. Оман уже был за ней. Но куда идти дальше?
Неожиданные гости
Около юрты Омана стояло три «крутых» джипа. Пассажир первой машины, сбитый мужчина среднего роста в дорогом сером костюме, не спеша выбрался наружу, перед которым рослый телохранитель, сидевший в том же джипе на первом сидении и пулей вылетевший из нее, предупредительно распахнул дверцу. Коротко остриженный и чисто выбритый гость резко диссонировал с Оманом, вышедшим ему навстречу. Кладоискатель, слегка заросший и растрепанный, одет был в поношенный грязный чапан. То, что сопровождающий важного гостя верзила был телохранителем, Оман не сомневался. Достаточно было посмотреть на его озирающуюся по сторонам фигуру и оценивающий взгляд. Из остальных двух джипов вывалила тоже не очень приветливая компания. Оману стало неуютно под пристальными немигающими взглядами этих людей. Казалось, они все ждали, что Оман выкинет что-нибудь этакое, словно клоун в цирке.
– Ассалом алейкум, Оман, – приветливо улыбнулся посетитель. Все сопровождавшие его «мордовороты» тоже натянули на лица улыбки. Но Оману лучше не стало. Колючие глаза незваных гостей терзали сердце.
– Алейкум ассалом, – отозвался кладоискатель, – проходите в юрту, жена самовар поставит.
– Давай-ка, Оман, – предложил главный, – посмотрим, что ты тут наделал.
Оман повел людей в котлован. Там, в который раз за этот год, поведал историю своих поисков и раскопок.
– Значит, благородное дело затеял? – спросил мужчина, потирая висок, словно страдая от головной боли.
– Не знаю, просто стране хочу помочь, – скучно отозвался Оман.
Приехавшие рассматривали котлован. От некогда большой кучи потемневших стволов, служивших в качестве крепежа старой штольни, осталось всего несколько, их Оман использовал для укрепления стены котлована возле входов в пещеру. Еще несколько стволов было в земле, в том месте, где штольня входила в узкую щель между скалами. Остальные бревна местные жители растащили на дрова во время одного из отсутствий Омана – иногда по делам ему приходилось ездить в Бишкек.
Главный подал знак, и все потянулись в юрту Омана. Уже сидя в ней и попивая ароматный чай, главный проговорил, глядя в упор на кладоискателя:
– Ты какой стране хочешь помочь, Оман?
Видя замешательство кладоискателя, главный глухо рассмеялся:
– Депутатам или президенту? А может быть, народу? Опять же какому? У нас теперь и народ разный. Кто с севера, а кто и с юга. Друг друга готовы съесть. Или своим, иссыккульцам, подарок желаешь сделать?
– Я для страны, для государства, – упрямо проговорил Оман, – чтобы всем хорошо было. Не будет внешних долгов, правительство сможет льготы своим предпринимателям дать, чтобы они развивались…
Громкий смех главаря прервал патриотическую речь кладоискателя.
– Ну, ты – лох. Рассмешил меня. Полагаешь, что если дать правительству денег, то оно начнет думать о народе и государстве? Неужели ты, Оман, забыл наш менталитет? Сначала должно быть хорошо мне, потом моим родным человечкам, а вот потом уже их родным и близким, потом близким моих близких и так, пока всем не станет хорошо! Другого пути, к сожалению, нет! Разве мало государство брало и получало кредитов и грантов? Где они? Думаешь, что-то изменилось в системе с уходом Акаева и приходом Бакиева? Ты, я слышал, работал на горнорудном комбинате? Куда уходит наше киргизское золото? Откуда у госмужей и налоговых инспекторов, получающих гроши, роскошные особняки? Или ты не видишь, как собственность переходит из рук в руки? Не останавливаются ни перед чем, вплоть до убийства. Сколько заказных преступлений совершилось за последнее время? Со счета уже сбились. Сколько раскрыто? Ни одного! Потому, как все повязаны: и менты, и суды, и власть. Так кому ты подаришь найденные сокровища? Государству? Но государство – это люди, которые его олицетворяют. Ты этим людям подаришь? Рассчитываешь получить законное вознаграждение за труды? У государства ведь нет денег для таких, как ты. Из чего оно заплатит тебе вознаграждение?
Оман закивал головой:
– Мне ведь никто и не помогает. Я сам. Квартиру продал. Если потребуется, еще одну продам. У меня в Чолпон-Ате есть. Главное – найти! Там часть сокровищ на Сотсби продадим – вот и будут деньги. И на долги, и на вознаграждение!
Главарь тоже кивал головой, слушая Омана. Потом опять в упор посмотрел на кладоискателя своими холодными, как дуло пистолета, глазами.
– Я не верю в сказки и привык делать то, что приносит деньги. Запомни то, что я скажу тебе, Оман. Я повторю, что не верю в легенды, не верю в твой клад. Но если все же случится так, что тебе повезет и ты докопаешься до своих мифических сокровищ, ты первым делом дашь знать об этом мне, Юсуфу. Скорее всего, ты слышал обо мне. Здесь, на Иссык-Куле, без моего ведома ничего не происходит. Все платят дань мне и моим ребятам. Я лично позабочусь о том, чтобы твои сокровища попали к народу. Не к абстрактному, а вполне конкретному. Иссык-кульскому. И ты лично обижен не будешь, государство в накладе не останется. Знаешь, когда страна богатая и благополучная? Когда богаты люди, которые живут в ней. Сделаем их счастливыми, и у нас с тобой будет счастливое государство. Или ты против?
Оман отрицательно помахал головой.
– Ну, вот и лады, – удовлетворенно проговорил главарь, – хорошо, что мы поняли друг друга и сразу договорились. Конечно, я бы с радостью помог тебе деньгами в твоих поисках, но я не верю, что ты что-нибудь дельное найдешь. А на ветер деньги я бросать не могу. Я так, на всякий случай, к тебе завернул. Любопытно посмотреть, что тут у тебя. Да и на тебя, патриота, интересно было взглянуть. И не советую поступать по-другому: государству сдавать что-то, туману напускать. Все тогда может кончиться плохо, в первую очередь для тебя и твоих близких.
Гости уехали, нехороший осадок в душе Омана остался. Он вспомнил, как, недавно Нурлан Мотуев захватил в Кара-Кече угольный разрез и противопоставил себя государству. И оно ничего не могло сделать. Нурлан собирался вооружить всех местных жителей Джумгала, говоря, что его армия будет сильнее действующей армии Киргизии. Вспомнились убийства депутатов и авторитетов криминального мира, последние громкие захваты частной собственности – ничего нет стабильного и надежного в этом мире. И Оман почувствовал себя одиноким и беспомощным в этом безлюдном ущелье рядом с несметными сокровищами, присутствие которых он ощущал физически.
Непредвиденные хлопоты
Оман с трудом протиснулся в открывшуюся после расчистки щель. Он уже получил кое-какие навыки после общения со спелеологами и не боялся шагать в неизведанную темноту. Спелеологи работают в Бишкеке. У каждого свои заботы. Вытащить их сюда в Курменты за триста пятьдесят километров от столицы сложно. Всю зиму Оман, когда выкраивал время, выгребал грунт из расщелины на глубине более двадцати метров, куда уходила вода из подземного ручья. И вот ход открыт. Оман расширил его с помощью молотка, оббив торчащие по краям шипы и выступы, с опаской осветил проход светом фонаря: ход слегка заворачивал направо и конца его видно не было. Оман вздохнул и, хотя его сердце трепыхалось внутри, словно птичка в когтях у кошки, полез внутрь.
За поворотом ход был свободен от грунта. Вода хорошо промыла его, лишь дно было усеяно острой галькой, которая больно врезалась в колени Омана.
Строительная каска надежно защищала Омана от случайных ударов, но Оман вынужден был смотреть прямо перед собой. Поворот головы в сторону сопровождался глухим ударом каски о скалу. Но вот Оман перестал ощущать давление каменного потолка. Теперь он мог вертеть головой в разные стороны. Не вылезая из хода, кладоискатель осмотрелся. Перед ним был огромный зал. Луч фонаря терялся в темных углах пещеры. Пол наклонно уходил вниз от лаза, из которого торчала голова Омана. Он сделал усилие и вылез из прохода. Не потерять бы его! Зал громаден, и здесь легко можно заблудиться, потеряв ориентацию. Надо отметить местонахождение лаза. Оман выложил пирамидку из камней рядом с выходом. Когда он осмотрелся, то понял, что сделал это своевременно. Зал весь пещрил различными ходами и коридорами, которые расходились в разные стороны.
То, что увидел Оман в центре зала, заставило его задержать дыхание и попытаться успокоить безудержно бьющееся сердце. «Спокойно, спокойно», – твердил Оман, делая равномерные вдохи-выдохи.
Перед ним лежали какие-то предметы. Трудно было определить, что именно, потому что ил и грязь, покрывавшие предметы плотным ковром, скрывали их поверхность. Но этот покров не смог скрыть их форм. Прямоугольные, квадратные, полукруглые – они говорили о том, что их изваяла рука человека. Дрожавшими от волнения пальцами Оман попытался расчистить песок и ил, покрывавший одну из его находок. Налет спрессовался в твердую плотную корку. Оман вытащил из-за пояса небольшую лопату и молоток.
От ударов железа о поверхность предмета полетели небольшие искры, но корка треснула и местами начала отваливаться. С большим трудом Оману удалось очистить прямоугольный предмет. По виду он напоминал сундук, но добраться до его поверхности кладоискатель не смог. Он был плотно обмотан какой-то материей и просмолен. Столетия превратили это покрытие в непробиваемую броню.
Оман ругался и рычал от нетерпения узнать, что же находится внутри сундука, но был бессилен пробиться сквозь окаменевшее покрывало сундука. Наконец подгнившие доски сундука не выдержали отчаянных ударов Омана, и сундук треснул. Из образовавшейся дыры на пол пещеры посыпались какие-то предметы. Оман бросился подымать их.
В свете фонаря он увидел, что это были монеты. Они были черными и слиплись по несколько штук в бесформенные куски. Оман попытался отчистить одну из отвалившихся от общей массы монеток. Черный налет не поддавался его усилиям. Вконец обессиленный, Оман опустился на разбитый сундук, сжимая в руке небольшую монету. Что же это может быть? Золото? Вряд ли, Оман помнит смутно романы про пиратов и кладоискателей. Там всегда наступает момент, когда внезапно изумленному взору предстает сверкнувшее золото. Ведь золото – благородный металл, который не подвергается окислению. Даже самородки находят по блеску. Нет – это не золото.
Серебро? Или бронза? А возможно, медь. В древности медь тоже ценная была. Да и сегодня в цене. Всю ее в Китай вывезли. Телефонные кабели вырезают грабители, охотясь за цветным металлом. Нет, не может быть бронза или медь! Ведь в легенде говорилось о золоте и серебре. Но серебро – тоже благородный металл. Окисляется ли оно или нет? Подумав, Оман вспомнил, что серебряные вещи темнеют и покрываются патиной. Значит, это серебро! А темный налет – мощная патина. Ведь восемь столетий эти монеты здесь лежат. А раз есть серебро, значит, и золото где-то рядом. Может, не здесь, а в соседней пещере? Это уже не важно. Оман нашел серебро, найдет и золото!
Вот оно, наконец, сокровище! Как долго он его искал! В голове Омана гремел хор голосов от шумевшей в висках крови. Надо успокоиться. Все позади. Все закончилось так, как он хотел.
И вдруг тишину пещеры нарушил шаркающий звук чьих-то ног. Шаги приближались к оторопевшему от неожиданности Оману. Волосы на его голове зашевелились от ужаса. Здесь, на двадцатиметровой глубине, не может быть живого существа, кроме Омана!
В страхе кладоискатель озирался по сторонам. Звук усиливался. Внезапно Оман заметил небольшое свечение в одном из боковых ходов. Неужели существует еще один проход к сокровищам, о котором Оман не знал?! Как такое может быть? И, наверняка, есть кто-то, кому известен этот проход и кто давно пользуется им для своей выгоды. Первым желанием Омана было спрятаться и подсмотреть, кто нашел сокровища раньше его. Но не успел он сделать и шага, как в проходе показалась фигура старика. Что-то знакомое почудилось Оману в темном облике пришельца. Какие-то смутные воспоминания вихрем пронеслись в воспаленном мозгу кладоискателя. Это же тот старец, который приснился ему во сне! Как это возможно? Как может сон стать явью!
– Здравствуй, Оман! – проговорил Оскамбай, а возможно, призрак старого калмыка. – Вот ты и добрался до желаемых сокровищ. Сколько веков духи моих предков охраняли этот клад! Сколько людей пыталось его найти! Ты первый, кто коснулся этого богатства, потому, что мысли твои были чисты. Правильно я говорю?
Старик уселся на разбитый Оманом сундук и пристально посмотрел на кладоискателя.
В голове Омана пролетел рой мыслей – о проданной квартире, о долгах перед своими рабочими по зарплате, о его обещании жителям Курменты и близлежащих сел доли от найденных на их землях сокровищ. Вспомнился аким района и губернатор области, вспомнились и холодные глаза Юсуфа и его телохранителей, отчего Оман вздрогнул. Где-то вдалеке появился академик Плоских и призывно замахал рукой. Спелеолог Дудашвили за его спиной хрипло сказал: «Не нужно мне никаких сокровищ. Главное, что ты нашел пещеру. Мы назовем ее пещерой Омана!»
– Что ты сейчас будешь делать? – сурово спросил Оскамбай, прерывая поток безумных мыслей в голове у Омана. – Будешь звать Юсуфа или позвонишь академику? Отвечай!
Оман покрылся холодным потом. Его то бросало в жар, то обдавало леденящим холодом. Везде ему мерещился пронизывающий взгляд Юсуфа. Оман ощутил холодок приставленного к виску пистолета. Что будет, если он скажет о находке академику Плоских? Привезет ли Владимир Михайлович с собой охрану? Спрячется ли Оман от вездесущего Юсуфа? А если скажет этому бандиту, что будет с ним самим, останется ли Оман в живых? Можно ли верить этому вору в законе? Может быть, ничего не говорить никому и закрыть котлован. Это еще в его силах. Взять часть сокровищ и попытаться продать. Нет, так нельзя, всем станет ясно, что он отыскал клад. Взять и не пользоваться найденными сокровищами? Всю жизнь чахнуть над созерцанием тайного богатства, словно Кощей бессмертный? Что же делать?!
Оман в отчаянии посмотрел на призрак старого Оскамбая. Тот, не дождавшись ответа от Омана, мирно похрапывал, устроившись на сундуке. Кладоискателю нестерпимо захотелось открыть другой сундук. Есть ли там золото? Может, его и нет вовсе. Надо проверить. Оман схватил молоток и лопату и бросился ко второму сундуку. Не обращая внимания на спящего призрака, он взмахнул молотком и что было силы ударил, стараясь проломить сгнившие доски. И тут Оман проснулся.
Пещера Омана
На поляне горел костер. Возле него сидели три человека. Через открытую дверь юрты Оман узнал Василия, Виктора и Сергея Дудашвили. Вокруг было темно, видимо, наступила ночь. Когда Оман уснул, он совершенно не помнил. В горле все пересохло и был дурной вкус. По всей вероятности, они выпили водки по случаю прохождения пещеры. В туманном от сна сознании вертелись обрывки видений и воспоминаний. Внезапно Омана ударило как током. Он был в пещере и нашел сокровища! Как же он вернулся в юрту?
Оман прислушался к разговору спелеологов.
– Совершенно не важно, найдет Оман клад или нет, – говорил Сергей, – я даже думаю, что, скорее всего, не найдет. Все это миф. Главное – это то, что он уже нашел пещеру. Здесь есть легенда, есть остатки шурфа энкавэдэшников. Есть, что показывать и рассказывать туристам. То есть Оман создал новый туристический продукт, который будет приносить стране деньги. Мне кажется, это и есть то сокровище, которое искал Оман. Руками его не возьмешь, а пользу оно несомненную государству принесет. Причем не единовременную, а на многие годы и века.
– Для меня сокровища вообще не имеют никакой ценности. Что я с ними буду делать? – продолжил разговор Филиппенко. – А вот пещера – это действительно интересно. Если Оман все-таки откопает проход из завального зала, может быть, пещера и дальше продолжится. Со временем, после того, как мои ребята исследуют ее полностью, можно будет организовать посещение ее туристами. Вкупе с легендой это будет для них очень интересно. На Иссык-Куле таких мест не так уж много. Молодец все-таки Оман, что пещеру нашел.
– Конечно, молодец, – согласился Виктор, – но если бы еще и сокровища нашел, тогда бы вообще прекрасно было. Не забывайте, Оман квартиру потерял ради своей идеи помочь государству. Я первый раз встречаюсь с человеком, который готов реально отдать свои деньги, и немалые, ради своего патриотизма. Если бы в нашей республике все так думали и поступали, как Оман, горя бы не знали.
– А может быть, он и ради себя старается, – возразил Сергей, – награждение в случае находки ему все-таки причитается. Хотя рассчитывать, что кто-то ему заплатит, – абсурд. Вон в прошлом году академик Плоских нашел золотой слиточек весом тридцать грамм, а никто ему ни копейки не выплатил. Так-то вот.
Спелеологи продолжали пить чай. Оману жутко хотелось к ним присоединиться, жажда мучила, но осознание того, что все ему приснилось, сильно его огорчило. Когда же он уснул? Что было на самом деле, а чего не было? Существовал ли на самом деле страшный Юсуф или и он плод его воображения? Ничего, сейчас он встанет, подойдет к костру и узнает, что же из его воспоминаний явь, а что сон. И Оман опять заснул.
Скачать книгу "Золото Иссык-Куля"
© Кадыров В.В., 2008. Все права защищены
© Издательство «Раритет», 2008. Все права защищены
См. также повесть В.В.Кадырова "В поисках дракона"
Количество просмотров: 7585 |