Когда гибнет Чапай

Рассказы киргизского прозаика и драматурга Мара Байджиева посвящены духовной жизни нашего современника. Художественным миром своих произведений Мар Байджиев утверждает высокие нравственные ценности, справедливость и гуманизм.

Публикуется по книге: Байджиев Мар. Рассказы и повести. – Б.: Шам, 2005. – 432 стр.

УДК 82/821
    ББК 84 Ки 7-4
    Б 18
    ISBN 9967-22-688-9
    Б 4702300100-85

Борису Андреевичу Бабочкину

– Тихо, товарищи-граждане! Чапай… думать будет! – Раздался выстрел, но гомон не утихал.

– Кому говорят – Чапай думать будет?! – крикнул Петька еще громче, но выстрела не последовало. Петька опешил. Поднял кусочек бумаги, в которую была завернута сера, снятая со спичечных головок, положил на выступ камня и ударил еще раз. Послышался слабый треск. Петька увидел, что бумага прогорела, а часть серы осталась не взорванной.

– Чапай! Порох мокрый! – вытянулся Петька.

– Почему мокрый? – грозно спросил Чапай и глянул ему в глаза.

– Спички отсырели, я обмакнул их в керосин, чтобы громче трахнуло!

– Найти сухой порох! – распорядился командир.

– Дай сюда-а! Я сломал его! – закричал толстощекий Бекжан, вырывая у кого-то длинный прут.

– Прекратить драку! – крикнул Чапай и поднялся. На нем была вышедшая из моды меховая шапка матери. Легкое пальто, наброшенное на плечи, держалось на единственной пуговице, застегнутой у самого горла. Это была «бурка». Чапай, опершись на деревянную саблю, обитую жестью от консервных банок, молча щурился на свое войско, оценивал силы, строил план предстоящей битвы, думал, кому доверить пулемет, ибо бессменная пулеметчица Анка (Светка Сорокина) сегодня утром уехала в пионерский лагерь.

Августовское солнце так нагрело железные крыши, что даже голуби не решались ходить по ним и, надувшись, сидели внутри чердака, в тени. Но Юсуп не снимал ни папахи, ни бурки, иначе какой же он Чапаев!

– Товарищ командир, они сломали коня! – доложил Петька.

– Кто сломал?

– Бекжанка.

– Застрелить!

– Ага-а! В кино такого не было! – возразил толстощекий Бекжан.

– Молчать! – крикнул Чапай.

Петька и еще два бойца подвели Бекжана к дереву, отступили на три шага и взяли на мушку.

– Огонь! – скомандовал Петька.

– Кх! – выстрелили солдаты.

Преступник слегка пошатнулся, закрыл глаза, прикусил коротенький толстый язык и медленно рухнул на землю.

– Убрать! – приказал командир.

– Убрать! – повторил Петька, и мальчишки потащили расстрелянного к скамейке, но тот, не успев как следует остыть, вырвался из рук.

– А кем я теперь буд-уду?! – протянул он.

– Шпиком! – отрезал Чапай.

– Фи-и! Тогда не буду играть! – надулся Бекжан и отошел в сторону.

– Ой, ты-ы, что ты обиделся? – спросил Петька.

– Да я не из-за расстрела…Другие чо, так им ничо, а я чуть чо, так сразу чо-о… – в глазах Бекжана появились слезы. – Не хочу я шпиком…

– Расстрелять еще раз! – приказал Чапай, но толстощекий мальчуган уже шел домой, волоча за собой полконя.

– Ладно, пусть уходит! Петька, раздели провизию! – распорядился Чапай.

Петька разделил хлеб на шесть частей, большой кусок протянул командиру.

– Чапай не ест хлеб. Он ест конфеты! – гордо сказал командир, вытащил из-за пазухи красный леденец в виде мотоцикла и с хрустом откусил переднее колесо вместе с ногой мотоциклиста.

Мальчишки жевали хлеб и смотрели на Юсупа, а тот, сбив папаху на затылок, с треском откусывал крепкий, как стекло, леденец и гордо смотрел на них.

А враг не дремал…

В соседнем дворе был свой Чапай, и вот уже второй год между мальчишками двух дворов шла жестокая война. Те считали себя красными, а этих белыми, а эти считали себя красными, а тех белыми.

Баталии и мелкие стычки участились с тех пор, как снесли глиняный дувал разделявший оба двора. Строители, свалив старый забор, начали возводить стены из кирпича, подняли на полметра от земли и почему-то приостановили работу, и жители обоих дворов общались между собой, легко преодолевая этот небольшой барьер.

Мальчишкам недостроенный забор служил святой границей. Не дай бог, если кто-нибудь переходил его! Его могли поймать, связать, запрятать в сарай и держать до тех пор, пока не приходила за мальчуганом мать или кто-нибудь из взрослых.

И у тех и у этих был свой денежный фонд, собираемый с войска. Когда капитал достигал определенной суммы, мальчишки гурьбой шли в кино на «Чапаева». Может быть, они действительно надеялись, что красной кавалерии удастся спасти храброго командира? Но и на этот раз Чапай погибал. Выйдя из кино, они шли, понуря голову. Только сейчас утонул Чапай, только сейчас у самого берега Урала упал храбрый Петька, и речная студеная вода захлестнула его. Мальчишки кричали, свистели, торопили, но наши не успели.

Только один мальчуган – восьмилетний Марат – не верил в гибель Чапая. Ребята убеждали его, подробно, в лицах рассказывали содержание фильма. Но Марат не верил. Он утверждал, что Чапаев спасся, позвал наших, и они разбили беляков. Нет, Чапай не мог погибнуть! Это не умещалось в его сознании.

Юсупа – бессменного Чапая – Марат любил и искренне преклонялся перед ним. Во-первых, Юсуп был старше всех, учился в четвертом классе, получал одни пятерки, мама ругала его даже за четверки. Дома у них было пианино, на котором он здорово играл. Иногда Юсуп долго не выходил, тогда мальчишки подходили к крыльцу и звали:

– Юсуп, Чапай! Выходи! Беляки наступают!

В дверях появлялась мать Юсупа – красивая молодая женщина в длинном блестящем халате с широкими рукавами.

– Вы что кричите, мальчики?

– Нам Юсупа, враг наступает!

– Юсуп обедает. А потом с папой пойдет на концерт.

– Пусть даст нам коня своего…

– Конь должен отдохнуть… – Она улыбалась ярко накрашенными губами и скрывалась за дверью.

Мальчишки нехотя брели от дома, садились на песок, где возились малыши, спорили о чем-нибудь или шли на волейбольную площадку теннисным мячом играть в футбол.

– Ну что! Струсили, да! – кричали с того двора. – Струсили! Стру-у-усили! Хэ-э-э-э!

Но мальчишки не отвечали.

Марат думал, что он бы никогда не смог быть таким Чапаем, как Юсуп, да и мальчишки не стали бы подчиняться ему. Однако у него была своя мечта: хоть одну игру побыть Петькой, но почему-то его никогда не назначали. Петькой всегда бывали Алик Петров или шустрый Андаш – такова была воля Чапая: ординарца он выбирал по своему усмотрению. Однако несколько дней назад и Петька номер один, и его дублер заболели корью, и Петькой наконец-то был назначен Марат.

Сегодня он с самого утра чувствовал себя Петькой – беспрекословно, четко выполнял любые задания.

Чапай отправил в рот заднее колесо мотоцикла вместе с багажником. И в тот миг у его ног плюхнулась «граната» – кусок сухой глины.

– К бою! – крикнул Чапай. – Петька, к пулемету!

Мальчишки бросились к снарядам и открыли ответный огонь. Бой завязался. Противник вел обстрел из-за укрытия, видимо, рассчитывая застать врасплох. Гранаты плюхались о стенку, гулко стучали по фанерному щиту, где был установлен пулемет.

Куски глины падали Марату на голову, за шиворот, больно секли лицо, но он ничего не видел, не чувствовал. Игра казалась ему правдой.

– А-а, боитесь! – кричал он, кидая комки глины, и, охваченный пылом сражения, не заметил, что боеприпасы кончаются.

Враг наседал и в любую минуту мог броситься в атаку, разломать укрепления и утащить фанерные щиты.

Но Чапай не растерялся.

– Петька! Ко мне! – крикнул он.

Марату под ураганным огнем пришлось ползти назад.

– Возьми гранаты и ползи на улицу! – распорядился Чапай.

Положив в шапку десяток гранат, Петька пополз к щели между домами. Шапка с боеприпасами мешала передвигаться, ее пришлось держать в зубах.

Юсуп побежал домой, через окно выпрыгнул на улицу и подполз к Марату.

Противник увидел, что войско осталось без командира, и ринулся в наступление.

Осажденные начали оттягиваться в глубь двора.

– Пошли! – скомандовал Чапай, с криком «ура!» выскочил из засады и открыл огонь.

Петька чувствовал себя как в настоящем бою. Сжав зубы, он спокойно целился и поражал цель. Вот он попал кому-то в спину, мягкая глина разлетелась с брызгами, оставив между лопаток мальчугана серое пятно.

Противники сперва растерялись, но, увидев, что с фланга вышли только двое, часть огня перенесли на них. Боеприпасы кончались, вокруг валялось много камней, но они были вне правил «войны».

Вдруг Чапай охнул, на его бедре появилось серое пятно.

Марат увидел, как Юсуп с искаженным лицом поднял с земли камень и стал приближаться к забору.

– Чапай! Чапай! брось камень. Нельзя камнями! – закричал Петька, но тот словно не слышал.

– Юсуп! Не надо! Не надо! – кричал Марат, стараясь прикрыть его огнем.

Юсуп вплотную подошел к забору и швырнул камень. Раздался звон разбитого стекла.

– А-а, гады! Камнями начали? Да? – закричали противники и все выбежали на улицу. Их было не мене десяти.

– Бежим! – крикнул Юсуп и бросился наутек.

В первую минуту Марат бросился за ним, но потом понял, что не успеет спастись: противник через щель выйдет наперерез.

Марат слышал за спиной топот бегущих босых ног. Вдруг он остановился, повернулся лицом к преследователям и пошел на них.

Те растерялись и остановились. Петька тоже остановился, но потом начал медленно пятиться назад. Ему снова показалось, что это не игра, а настоящий бой, и по-настоящему было страшно.

Преследователи приближались.

– Брось железный камень! – сказал чужой Петька.

– Он не железный! – ответил Марат.

– Сдавайся! – приказал чужой Петька.

– Нет! – крикнул Марат, бросил гранату и рванулся к щели. Вслед полетели куски глины.

Одна больно ударила по плечу, другая по ноге, мальчишки бросились за ним.

– Бей его! – крикнул чужой Чапай.

Марат, пригнув голову, медленно пробирался через щель между домами; он бы мог двигаться быстрее, но нарочно медлил. Надо было выиграть время, спасти Чапая, чтобы тот добежал до наших, собрал их и обошел противника. Куски глины больно ударяли по спине, по плечу. Петька, сжав губы, терпел. Но Чапая все не было, не было и привычного «ура», а гранаты все летели.

– Вы за что его бьете??! А?! – закричала какая-то женщина.

Мальчишки разбежались. Война кончилась.

Петька, весь измазанный в глине, медленно вышел из щели, слабым движением руки стряхнул с головы песок. Из ссадины на правом колене сочилась кровь.

Двор был пуст. Чапая тоже не было.

А Юсуп в это время, закрывшись в ванной, отмывал грязное пятно на штанине.

– Чапа-ай! – сквозь слезы позвал Петька.

Какое-то непонятное чувство душило его. Хотелось плакать громко-громко, бить ногами землю, точно так же, как плачет младшая сестренка, когда мать не берет ее с собой.

Спина болела сплошной тупой болью, ныли плечи, ноги и еще болело что-то в груди, там, внутри, заставляло дрожать все тело. А Чапая все не было. Не было и ребят. Наверное, увидев, что Юсуп разбил стекло и убежал, они тоже попрятались по домам и не видели, что Петька застрял в щели. Но Чапай-то видел все. Видел! Марат грязной ладонью тер глаза, он не хотел, чтобы мама заметила слезы.

С тех пор как папа куда-то уехал ночью, она часто плакала, сидя у его кроватки. А Марат лежал смирно, притворившись спящим, и не мог понять, почему она плачет.

– Ах, боже мой! Ты что? Со свиньями купался? – всплеснула руками мать, когда Марат вошел в дом. – А ну, иди сейчас же умойся!

К вечеру у мальчика поднялась температура. Пришлось вызвать врача.

Когда пришел седой человек и начал осматривать его, Марат не спал, но не мог открыть глаза, хотя вовсе не притворялся спящим.

– Может, корь, Валерий Данилович? – тихо спросила мать.

– Нет, не волнуйтесь. Просто жар. Думаю, что к полуночи спадет… Дайте ему немного аспирина и гранатового сока.

– Хорошо… А как ваш сын, выздоровел?

– Пока ничего. Легкие у него неважные… – задумчиво сказал доктор. – Небось трудно вам с этим сорванцом?

– Да… Совсем от рук отбился…С утра до ночи во дворе. Недавно убежал в парк смотреть какой-то концерт. Милиционер снял его с забора и привел домой…

Потом они еще о чем-то говорили тихо-тихо, и доктор ушел.

Марату снова хотелось плакать, но вскоре он уснул.

– Мамочка! Ма-ама! – вдруг позвал он среди ночи.

Мать бросилась к нему. Мальчик бредил.

– Мама! Чапая убили! Убили моего Чапая! – закричал он, спрятал голову на теплой груди матери и заплакал.

– Что с тобой, мой жеребеночек? Кого убили?

Но мальчик больше ничего не говорил, только всхлипывал и дрожал.

– Не уходи от меня, – сказал он.

– Не уйду, мой малыш! Никогда я не уйду от тебя, мой малыш. А ты не плачь. Видишь, пока ты болел, я нашла еще одного солдатика. Теперь их стало шесть, скоро найдутся все остальные, и снова их будет десять, видишь…

На подоконнике, вытянувшись стояли оловянные солдатики и смотрели, как плачет их предводитель.

Но ни женщина, склонившаяся над Петькой, ни солдаты не понимали, что он впервые познал горечь поражения и поверил в смерть своего Чапая.

Женщина была матерью.

Солдаты были оловянными.

1963 г.

© Мар Байджиев, 1963

СКАЧАТЬ всю книгу «Рассказы и повести» в формате PDF