Битва титанов

(рассказ)

История первой любви иногда начинается с драки между мальчишкой и девчонкой…

Эта история не про мифических великанов, а про обычных мальчишку и девчонку.

Мальчишку звали Тит, а девочку Таня. Деревенские в шутку окрестили их ТиТанами.

Бывает любовь с первого взгляда. Это аксиома. А бывает неприязнь с первого взгляда, и если приходится жить рядом, то живут как кошка с собакой. Это почти аксиома. Почти – потому что порой, вопреки утверждениям, некоторые кошки и собаки внезапно демонстрируют высшие образцы любви и дружбы. На зависть людям.

От любви до ненависти один шаг. Это тоже аксиома. Зачастую этот шаг делается необдуманно, спонтанно, о котором иногда запоздало сожалеешь. Но уже ничего нельзя изменить, ибо поезд ушёл, птички улетели, дважды в одну реку не войдёшь…

Как ни странно, но и от ненависти до любви всё тот же один шаг. Нужно только чуточку мудрости, чтобы его сделать. К сожалению, как водится, в нужный момент этой чуточки не хватает…

Не у всех.

Тит и Таня впервые встретились семь лет назад, летом, когда начались школьные каникулы. Оба с отличием закончили первый класс, и перешли во второй.

Тит с пелёнок жил в деревне. Он для его мамы был нежеланным, нагулянным. Родившись, Тит не сделал жизнь мамы светлее, радостнее, напротив, "как гиря повис на шее". Так крикнула в лицо бабушке ветреная дочь, решив однажды плюнуть на беспросветную деревенскую жизнь и податься в Город за лучшей долей. Сын в её радужные планы не входил – оставила матери. "Обрубила хвост", – прокомментировала деревенская общественность.

Таня до мозга костей была городской девочкой. Первых её пять лет жизни были безоблачными, счастливыми, а потом между мамой и папой, словно чёрная кошка перебежала. И мир для Тани стал серым, холодным, тягостным.

До восьми лет Таня и не подозревала, что у неё есть родная бабушка, папина мама, живёт где-то на задворках области в деревне. Когда-то давно папа поссорился с бабушкой, да так сильно, что хлопнул дверью и уехал. И с тех пор они друг для друга словно умерли. Таня не могла этого понять, как ни старалась. Как же так? Вот в последнее время папа с мамой часто ссорятся, обзывают друг друга скверными словами, порой доходит до рукоприкладства. В такие моменты Таня ненавидела родителей, и ей тоже хотелось хлопнуть дверью и сбежать на все четыре стороны. Будь постарше, так бы и сделала. Но чтобы считать после этого папу с мамой умершими...Нет, Таня бы не смогла.

Таня как раз заканчивала первый класс, когда папа с мамой решили поставить жирную точку в своих отношениях. То есть развестись.

Таня как кошмарный сон, как фильм ужасов вспоминает те дни, когда они разъезжались. Особенно как делили "имущество, нажитое при совместном проживании". Таня тогда увидела родителей такими…мелочными, гадкими. Из-за каких-то паршивых тарелок, чайного сервиза готовы были перегрызть друг другу горло. И ещё тогда же Таня поняла, что, в сущности, и она для папы с мамой "имущество нажитое вместе". Как сервант, тумбочка под телевизор или консервный нож. Это страшное осознание вошло в сердце, в душу как огромный ржавый гвоздь. От боли Таня на время точно оглохла и ослепла.

Поделив всё, вплоть до ложек и вилок, родители приступили к делёжке последней "вещи" – Тани. В воздухе запахло смертоубийством, и тогда на помощь разводящимся пришёл "наш самый справедливый, гуманный суд". В проштампованных печатями закона бумагах суд прописал решение: две недели Таня живёт у папы, две недели – у мамы.

Весь год Таня как паром курсировала от берега к берегу. Первое время она старалась, очень старалась, вернуть в своё сердце любовь и уважение к родителям, но те не помогли ей, не пошли навстречу. Став свободными, родители, как безумцы кинулись, по словам одной знакомой тёти, "вновь искать хомут на шею". Вскоре от бесчисленных "невест" папы и "женихов" мамы у Тани рябило в глазах. Но не это было скверно, а то ощущение, что Таня для родителей сейчас как раз та вещь, которая вообще-то не нужна, а выбросить жалко.

И Таня ушла. Нет, не хлопнув дверью, она как черепашка скрылась в панцире. А в сердце, рядом с первым "гвоздём" вбила другой, нержавеющий: "Я НИКОГДА, НИКОГДА НЕ ВЫЙДУ ЗАМУЖ И НЕ БУДУ РОЖАТЬ ДЕТЕЙ".

В первое же лето после развода, родители поняли, что во время отпуска Таня для них помеха, как заноза или болючий заусениц. И тогда вспомнилась "давно умершая" бабушка в деревне. В последующие годы это стало некой традицией: едва начинались каникулы, родители спешили "сбагрить" Таню бабушке – присутствие дочери стесняло их "свободу".

Они встретились у забора, ибо оказались соседями.

С одной стороны худенький бледненький мальчик с большими тёмными глазами, обрамлёнными пышными девчоночьими ресницами, с другой стороны плотная, на голову выше ростом, розовощёкая девочка в пёстром сарафанчике. Мальчик ловил забежавшего в сад утёнка, девочка собирала в миску созревшие ягодки смороды.

Они посмотрели друг на друга сквозь щель в заборе и… тотчас возненавидели друг друга. Всё что накопилось за душой обидного, недоброго, почему-то захотелось выплеснуть на стоящего за забором.

– Дистрофик, – сказала Таня и брезгливо сплюнула, точно раскусила червивую ягоду.

– Тухлая тыква, – отпарировал мальчик.

– Скелет!

– Тухлая тыква!

И понеслось. Они метали слова друг в друга как булыжники, обиды на родных и близких, и ещё бог весь на кого, выплёскивали на голову противника, точно ведро помоев.

Кончилось тем, что Тит перебрался через забор, с намерением врезать разок этой противной девчонке. С таким же намерением Таня, отбросив миску с ягодами, отпрянула к бочке, перевёрнутой вверх дном – на ней лежали розовые помидоры, которые бабушка положила дозревать. Таня схватила первый помидор и метнула в приближавшегося мальчишку. Белая майка Тита покрылась крупными розовыми пятнами густо посыпанные жёлтыми крапинками-семенами.

Тит лишь на секунду опешил, затем решительно захватил несколько стеблей крапивы, растущей вдоль забора, рванул, не чувствуя ожогов.

Таня оторвала штакетину от забора…

Разнимать сражающихся, сбежались не только бабушки, но и ближайшие соседи.

Тогда пролилась их первая кровь. Впоследствии кровью заканчивались все их встречи, а также синяками и царапинам, "сыпью" после ожогов крапивы…

Так прошло шесть лет и зим. В прошлые зимние каникулы сражение случилось в лесу. Таня пошла просто совершить лыжную прогулку, а Титу для хозяйства понадобилось вырубить жердь. И столкнулись на полянке. Итог сражения был плачевным: расцарапанная щека и заплывший глаз Тита, разбитая губа и распухший нос Тани. А ещё изрубленные в щепку лыжи.

И вот наступило седьмое лето.

Случайно ли, или судьба шутница намеренно сводила их, но Тит и Таня столкнулись за карьером у клеверного поля.

Тит вообще-то пошёл нарвать травы для кроликов, за ним увязался Кузя беспородный лохматый умница пёс.

Таня приехала первым утренним автобусом, быстро переоделась, выпила кружку козьего молока и сказала, что сходит на карьер.

– Если надумала искупнуться – не получится, – сказала бабушка. – Почти высох карьер, одни лягушки там.

– Хорошо, погляжу на лягушек.

За Таней хвостиком потянулась кошка Люська, холёная тигрового окраса с кокетливыми белыми носочками.

На дне карьера была небольшая лужица, вода грязная, взбаламученная, повсюду мокрые собачьи следы. Разочарованно вздохнув, Таня решила просто прогуляться до леса. Выбравшись из карьера, Таня и Люська по тропинке разрезающей полосу кустарника, вышли на лужайку перед клеверным полем. И нос к носу столкнулись с Титом и Кузей. У Тита на плече был туго набитый травой мешок.

Люська, выгнув дугой спину, предупредительно зашипела. Кузя лишь оскалился, глянув вопросительно на хозяина: что будем делать?

– Ха, тут Дистрофики ползают, – как уже повелось, первой начинала Таня.

– Что-то сильно завоняло: не как тухлую тыкву раздавили.

– Идиот!

– Дура! Жирная корова!

– Слушай, ты…

– Не тычь, я тебе не ИванКузмич.

– Всё, достал! – вскрикнула Таня и кинулась на Тита.

Тит швырнул ей под ноги мешок: Таня упала, но, извернувшись, сделала подсечку, и Тит плюхнулся рядом.

Они сцепились. Как два диких зверя в битве за место под солнцем. В ход пошли кулаки, ногти, зубы.

Кузя и Люська сидели поодаль, на их лицах было не животное, а самое что ни на есть человеческое недоумение: что это с хозяевами приключилось? как остановить их безумство?

Не придумав ничего оригинального, Кузя с Люськой тоже сцепились, при этом Кузя намеренно визжал так, будто ему придавили ногу дверью, а Люська драла горло похлеще, чем мартовские коты. Однако уловка не сработала: хозяева проигнорировали их крики, словно их и не было вовсе.

Кузя с Люськой прекратили возню, посмотрели друг на друга; Кузя протяжно вздохнул, Люська коротко повторила.

А на лужайке шёл бой без правил. Противники с рычанием молотили друг друга, кусались и царапались.

– Убью, урод!

– Обломаешься! Блин из тебя сделаю и Кузе скормлю!

– Подавится…

– Не подавится, отбивную сделаю…

Животные предприняли вторую попытку остановить сражение: Кузя захватил край халатика Тани, рыча, потянул в сторону, Люська вцепилась в мокасин Тита, завопила так, точно на неё плеснули кипятком.

– Не встревай! – крикнул Тит, захлёбываясь кровью, которая сочилась из разбитого носа, взбрыкнул ногой, и Люська отлетела к кустам.

– Пшёл! – прошипела Таня, отплёвываясь сквозь разбитые губы. Уворачиваясь от пинка, Кузя оторвал кусок халата и по инерции отлетел в компанию к Люське.

Больше они не делали попыток: легли рядышком под кустик и стали ждать конца битвы.

Но внезапно Тит и Таня отпрянули друг от друга, словно вмешался кто-то третий лишний и с силой отшвырнул их в стороны. И лопнула некая пелена, доселе застившая глаза, и увидели, наконец, противники друг друга обновлёнными глазами. И замерли как вкопанные.

Изорванная в клочья футболка Тита кровавыми лентами спадала на шорты. По лицу, по груди струилась кровь, смешанная с потом.

Халатик Тани лишился пуговиц, вырванных "с мясом", одного рукава и почти всей нижней части, теперь он скорее напоминал рваную распашонку. Лифчик лопнул посерёдке, и левая чашечка сместилась за спину. Острая грудка дерзко вздёрнула тугой коричневый носик-сосок.

Оцепенение прошло так же внезапно. И они шагнули навстречу друг другу, словно хотели рассмотреть поближе, удостовериться, что глазам не померещилось. И вновь остановились на расстоянии вытянутой руки. Не отрывая взглядов, не стыдясь наготы.

Третьим лишним была Судьба. Она – автор и режиссёр – давно с любопытством взирала на действо "актёров", не вмешиваясь. И вот, видимо, настал момент, когда действо стало однообразным, следовательно, и скучным. И режиссёр вмешался: убрал пелену с глаз актёров. И поразился режиссёр: оказывается, и у него на глазах была пелена. Актёры давно уже не играли – они жили пьесой под названием жизнь. Они давно уже осознали, что их с силой влечёт друг к другу, словно намагниченные пластинки. Они давно бы притянулись, подчинившись закону природы, но мешала некая перегородочка. Это не друг друга они молотили, а пытались сломать перегородочку и отдаться закону притяжения.

Судьба добродушно усмехнулась, черкнула на чистом листе "Действие второе"– и убрала перегородочку.

Пауза, однако, затянулась. Актёры, словно забыли текст, смотрели друг на друга, в надежде, что партнёр напомнит.

Судьба с улыбкой взяла на себя обязанность суфлёра:

"Охвати мою голову, силой склони,
    отведи ото лба чёрно-синюю прядь,
    молчаливо в глаза загляни!
    Дальше, глубже, до самого дна загляни!"

Актёры не услышали – начали импровизацию.

– Зачем мы… дрались… – судорожно сглотнула Таня, образовавшийся в горле колючий ком.

– Ты кого представляла?.. – странно севшим голосом спросил Тит.

– Родителей…

– А я только мамку… и ещё одного кретина из нашего класса…

В ноги ударила слабость, колени подломились – Таня и Тит неуклюже опустились на траву.

– У тебя кровь…

– И у тебя…

– Симпатичные родинки… на созвездие Лира похоже…

– Где?

Тит приблизил палец к ложбинке между грудок, но коснуться не осмелился.

– Тебе идут…усики… – тепло усмехнулась Таня. – И ты совсем не дистрофик… ты просто жилистый…

– Я разбил тебе губу… говорят, слюна целебная…

– Тогда лечи… целуй…

Битва Титанов завершилась. И начиналась обычная человеческая история.

История Первой Любви.

Апрель 2008 г.

© Заскалько М.М., 2011